А вместо этого русские эскадры спасали янки и тем вызывали слезы счастья у матери Мирона Геррика — американского друга великого князя Александра Михайловича…

Русские же тихоокеанские моряки едва сдерживали злые слезы от невозможности проучить «самых свободных» наглецов из «самой свободной страны»…

В ОГРОМНОЙ, на пятьсот с лишним страниц, статье об императоре Александре Втором в Русском биографическом словаре издания 1896 года о Русской Америке сказано 16 (шестнадцать) слов на страницах 662–663, и вот в каком контексте:

«В продолжение 1867 года состоялись: подписанный в Петербурге 18-го марта договор (в действительности он был подписан 18 (30) апреля в Вашингтоне, почему иногда и называется Вашингтонским. — С.К.), коим Россия уступила Соединенным Штатам владения свои в Северной Америке, и возведение князя A.M. Горчакова 15 июня, в день исполнившагося пятидесятилетия его службы, в достоинство государственного канцлера. Вспыхнувшее между тем вооруженное возстание на острове Крит опять привлекло внимание Императорского кабинета на Восток…»

Итак, продажа Русской Америки была авторами «Словаря» (а он как-никак издавался Императорским Русским историческим обществом!) расценена как событие, равнозначное по важности возведению в канцлерский чин князя Горчакова…

В 1867 году мы — кроме материковых владений в Америке — сдали Алеутские острова, острова Прибылова, острова святого Матвея и святого Лаврентия, архипелаг Александра (Первого).

И вот «возстание» на острове Крит, оказывается, было делом для императорского кабинета Александра Второго более важным. Нет, не говорят, не говорят в доме повешенного о веревке…

А вот нам придется поговорить… И не об острове Крит, а о той критической ситуации, в которую официальная Россия впадала в шестидесятые годы с тем почти флегматичным спокойствием, которое было так свойственно двум августейшим братьям Романовым — Александру и Константину Николаевичам.

НЕТ, внешне все выглядело благопристойно. Конечно, на начало царствования Александра Второго сразу же легла тень поражения в Крымской войне. Парижский мир 1856 года отказал России в праве на мощный Черноморский флот. Но могли кто-то отказать России в праве не только считаться, но и быть великой державой?

«Освобождение» крестьян без земли Манифестом от 19 февраля 1861 года прошло относительно гладко, и теперь уже «пореформенная» Российская империя двинулась дальше.

Еще до «освобождения» — в 1860 году, был основан Государственный банк.

В том же году был основан и Владивосток.

И в том же году был основан Всемирный союз израэлитов, созданный Исааком-Адольфом Кремье под патронажем банкирского дома Ротшильдов.

А барон Лайонел Натан Ротшильд в это время стал на двадцать лет финансовым агентом русского правительства за рубежом и активно орудовал в сфере русских железнодорожных займов.

Если граф Канкрин считал, что Россия может обойтись и без железных дорог, то сэр Лайонел, напротив, считал, что без них у России будущего не будет. Он вообще любил пути сообщения, этот неугомонный барон. Он и покупку Англией Суэцкого канала финансировал (о его личном «наваре» с такой любви к победам над временем и пространством я умолчу).

И — нет худа без добра! Получив не столько хорошую трепку, сколько звонкую «крымскую» пощечину за свою неумную активность в «восточном» вопросе, выгодную лишь англичанам, Россия временно взялась вроде бы за ум и обратила свое внимание на вопрос «азиатский» — что англичанам было более чем невыгодно…

Уже к середине XIX века николаевская Россия заняла Заилийский край, а чуть позднее была учреждена Сыр-Дарьинская линия. При этом со стороны Сибири в сторону Средней Азии было выдвинуто русское укрепление Верное (будущая Алма-Ата), а со стороны Оренбурга линию держал форт Перовский.

Во времена Александра Второго было решено соединить их новой кордонной линией, и в мае 1864 года навстречу друг другу двинулись два отряда… 2500 человек под командой полковника Черняева выступили из Верного, а 1500 человек под командой полковника Веревкина — из форта Перовский.

Черняев занял с боя кокандскую крепость Аулие-Ата, Веревкин — городок Туркестан, а потом, соединившись, они 22 сентября взяли приступом Чимкент. Так была учреждена уже Ново-Кокандская линия, прикрывшая окраинные русские области от набегов из Хивы, Бухары и Коканда.

Бороться нашим отрядам пришлось в основном с жарой и расстоянием, и борьба эта была не менее успешной, чем общий результат — среднесуточный темп движения отрядов достигал полусотни километров. А это — очень много и в более мягких условиях.

Еще не возведенный в канцлерское достоинство Горчаков сообщил иностранным державам о новых приобретениях России пространным циркуляром, в котором вначале справедливо отмечалось, что «величайшая трудность состоит в умении остановиться», а затем пояснялось, что цель императора Александра «состоит не в том, чтобы расширить, вне всякой разумной меры, границы земель, подчиненных его скипетру, но утвердить в них свою власть на прочных основаниях, обеспечить их безопасность и развить в них общественное устройство, торговлю, благосостояние и цивилизацию».

Хотя тактически Горчаков занял потом линию не очень-то умную (он начал преждевременно заявлять, что Россия вообще дальше двигаться не будет, что было просто геополитически невозможным), в стратегическом отношении тут все было верным — все, что России требовалось, так это — выйти к пределам разумного, не перейдя их…

Но где эти пределы?

Пустынные земли от Верного-Алма-Аты, от озера Иссык-Куль через Арал к Каспию и между Аралом и Каспием были естественной буферной зоной для России и прилежали к ней с любой точки зрения. У кочевников на этих землях было неотъемлемое право жить на них и кормиться с них. Однако в стремительно колонизуемом европейцами мире такое право аборигенов обеспечивалось как раз при включении их земель в состав России.

Со степями было все ясно, но оставалась еще густо населенная и древняя зона Хивинского ханства, Бухарского эмирата, Коканда и Ферганы.

Руководствоваться логикой геополитики — значит уметь вовремя остановиться. И Горчаков мыслил тут вроде бы вполне национально и в русле русской геополитической идеи — двигаться не далее естественных российских границ.

Такими границами на юге и юго-востоке были горы — Кавказ, Копетдаг, Гиндукуш, Памир, Тянь-Шань, Алтай… Если мы посмотрим на карту России Николая Второго, то увидим, что к началу XX века русские вышли на эти горные геополитические рубежи и дальше них не пошли.

К 70-м же годам XIX века на них еще надо было выходить, потому что Ново-Кокандская линия была неизбежно промежуточной — в зону между ней и горными рубежными хребтами уже активно просачивались англичане из Индии.

Поэтому вопрос о сохранении прежнего статуса среднеазиатских ханств не стоял. Дилемма была такова: или эти ханства тем или иным образом войдут в сферу государственного бытия России, или они будут подчинены Англии (сегодня место Британии в этой дилемме заняли уже США).

Интеграция всей Средней Азии с Россией была поэтому предрешена. Но — не более, чем интеграция Средней Азии. А для этого России надо было всего лишь продвинуться вперед — чтобы обеспечить безопасность основной национальной территории.

То есть для России это было одним из важнейших вопросов спокойного национального развития.

Англия же хотела внедриться и закрепиться на очередных землях, отстоящих от Английского острова за тридевять земель, морей и гор (как ныне — США)…

России далее гор продвигаться смысла не было, однако по золотому принципу английского джентльмена «Обвини раньше, чем обвинят тебя» Лондон вдруг стал «тревожиться» за судьбу своих ост-индских владений, лежащих за горами.

Уже в 1865 году сент-джеймский кабинет обратился к русскому двору с предложением обменяться нотами для выяснения взаимного положения обеих держав в Средней Азии. Россия резонно отказала — геополитически обоснованным могло быть лишь такое положение вещей, когда Россия включает в свой состав Среднюю Азию, причем — не как колонию, а как новый элемент национального государства, а Англия волей-неволей признает этот факт и не пытается приобрести в Средней Азии новые заморские-загорские колонии… России невозможно было не прийти в Среднюю Азию, а Англии в Средней Азии делать было просто нечего.