Таня уже в четвертый раз огибала угол Центрального телеграфа, ожидая появления Алексея. Ветер утих, но все равно было нестерпимо холодно. Длинный градусник на противоположной стороне улицы Горького показывал минус 19 по Цельсию. Проходившие мимо Тани люди удивленно вскидывали на нее глаза: в такой мороз и без головного убора! Она проклинала себя, что забыла надеть платок. Уши мерзли, и вообще она чувствовала себя белой вороной среди москвичей, старательно кутавшихся в пальто и синтетические шубы.

Наконец, она увидела знакомую высокую фигуру. Алексей шел ей навстречу, чуть наклонив вниз укутанное шарфом лицо… Видны были только напряженно поблескивающие темные глаза.

Он поравнялся с ней и прошел мимо. Таня с бешено колотящимся сердцем остановилась у подземного перехода на другую сторону улицы Горького и, не выдержав, оглянулась. Алексея нигде не было. «Наверное, за мной следят!» – ужаснулась Таня про себя. Но ведь она старалась быть такой осторожной! Из гостиницы выскочила, когда там было полно народу – все туристы возвращались после экскурсий к ужину. И когда по Горького поднималась, все время проверяла, нет ли «хвоста», и здесь у телеграфа… она растерянно перешла вместе с толпой по подземному переходу, поднялась наверх и остановилась, не соображая, что делать. Кто-то толкнул ее, кто-то незло бросил: «Уснула, что ли?! Проходи!». Таня поняла, что мешает общему движению, и отошла к витрине магазина «Подарки». Тупо уставилась на выставленные в ней старомодные сумки, зонты, перчатки…

Рядом в витрине возникло отражение Алексея.

– Идите за мной! – тихо сказал он.

– Подожди! – Таня хотела взять его за руку, но остановилась. – За нами следят?

– Нет. Я проверил.

– Где здесь ювелирный магазин? Ближайший?

– В двух кварталах. А что?

– Веди меня туда!

– Зачем? – удивился Алексей.

– Потом объясню. Пошли! Уже семь часов!

– Но я хотел вам сказать… У меня есть план…

– Бежать через границу? – нетерпеливо перебила она. – Я знаю. Поэтому – идем. Ну! Я за тобой…

Алексей недоуменно пожал плечами и пошел вверх по улице Горького. Таня, выждав несколько секунд, двинулась за ним.

Минут через пять торопливого хода через запруженные людьми и машинами Проезд Художественного театра и Пушкинскую улицу Алексей вывел ее на знакомый ей с детства Столешников переулок, полный, как и прежде, самыми различными магазинными вывесками – от комиссионного магазина «Меха» до «Кондитерской» и большого ювелирного магазина «Агат». Но, подойдя к «Агату», Таня увидела на его двери большую табличку «Закрыто», хотя за стеклом, в узком длинном помещении магазина горел свет. Там, за прилавком, две молоденькие продавщицы, оживленно болтая, натягивали меховые саможки, надевали шубки. У двери стоял невысокий старик, уже одетый в темное пальто с каракулевым воротником. Опустив уши меховой шапки, он неторопливо завязывал под подбородком тесемочки.

Таня решительно постучала в стекло двери. Старик повернулся и вопросительно посмотрел на нее. Таня знаками попросила его открыть дверь. Приоткрыв дверную створку, старик высунул наружу свой большой, с горбинкой нос явно семитского происхождения.

– Вы ювелир? – торопливо спросила Таня.

– А что? – сказал он с типично еврейской интонацией.

– Я хочу кое-что продать.

– Магазин закрыт. Приходите завтра, – он хотел закрыть дверь, но Таня поставила ногу в щель.

– Завтра не могу! – она умоляюще смотрела на старика. – Кто может купить эти кольца? – и Таня, поспешно стянув перчатку, протянула старику руку. Он бросил короткий взгляд на перстни, подняв глаза на Таню.

– Кто вы?? – спросил он уже с иной, явно обеспокоенной интонацией.

– Я… А зачем вам? Я… – Таня уже хотела придумать какую-нибудь фамилию, но испуганно осеклась: за спиной у старика выросла тучная фигура милиционера в темном полушубке.

– В чем дело, гражданка? – пробасил он. – Не задерживайте людей. Магазин уже закрыт.

– Это ко мне, Вася, – вдруг сказал ему старик, широко открыл дверь и поманил Таню внутрь. – Войдите.

Таня растерянно оглянулась. Алексей стоял на противоположном тротуаре, делая вид, что разглядывает витрину кондитерской. Но в этой витрине отражались двери «Агата». Таня отвернулась и решительно вошла в магазин.

После холода улицы ей показалось, что она попала в баню. В длинном, с тянущимися вдоль правой стороны прилавками, зале было жарко и душно. Старик, расстегнув на ходу пальто и сняв меховую шапку, прошел в самый конец магазина к отгороженной с трех сторон стеклянной будке, вошел внутрь и сел. Над окошком этой будки висела табличка «СКУПКА ЗОЛОТА У НАСЕЛЕНИЯ». Таня подошла к окошку.

– Покажите, – попросил ее старик, вставляя себе под левую бровь маленькую, в черной оправе лупу.

Таня, с опаской поглядывая на оставшегося у двери милиционера, стала снимать кольца. Наконец, протянула одно старику:

– Но это не все. Я хочу продать и это, и это… – она, выламывая пальцы, стала снимать все, что у нее было.

Старик медленно брал одно кольцо за другим и, приподняв к глазу, долго рассматривал в лупу. Затем уронил лупу в ладонь, поднял на Таню спокойный взгляд.

– Сколько вам нужно? – бесцветно спросил он.

– Я хочу вам сказать, – заторопилась Таня, – что вот это кольцо очень старинной работы. Его делал…

– Юрий Поляков, который одно время работал у Фаберже, – продолжил за нее старик. – Еще одно похожее кольцо с иранским сапфиром он сделал тогда для царицы. То было лучше. Но его конфисковали, и сейчас оно лежит в Кремле, в Грановитой палате. А это… Это принадлежало княгине Одалевской, – старик на секунду перевел дыхание и снова долго посмотрел на Таню. – Кто вы? Откуда у вас эти кольца?

– Я… Какая разница? Вы можете купить или нет? – Таня снова оглянулась на милиционера.

– А это… – старик взял другое кольцо. – Это уже более позднее. Его делал известный харьковский ювелир Исаак Копелевич, и, насколько я помню, он его сделал для невесты харьковского миллионера Николая Гура в… да, именно в 1890 году. Он даже эти небольшие бриллианты расположил, как цифры. Но увидеть это можно только в лупу. Боже мой, это такие были мастера!

Его лицо вдруг сморщилось, как будто он хотел расплакаться, но вместо этого узкий рот старика растянулся, и Таня с удивлением увидела, что он улыбается.

– Зачем вы хотите их продать? Зачем вам бумага вместо этих вечных вещей?…

– У меня их все равно отберут! – не выдержала Таня.

Старик снова посмотрел на нее и понимающе покачал головой.

– Сколько вам нужно? – тихо спросил он.

– Сколько они могут стоить? Я понятия не имею!

– Я спрашиваю, сколько вам нужно? А эти вещи… Они как души тех, ушедших… Они бесценны. Сколько?

– Сто тысяч! – выдохнула Таня.

Старик молча повернулся к небольшому металлическому сейфу и открыл его.

– До завтра, Борис Израйлевич! – громко крикнула одна из девушек из глубины магазина. Другая прощально махнула рукой, и они обе вышли. Милиционер вразвалочку подошел к двери и закрыл ее.

– Считайте, – старик вынимал из сейфа толстые пачки денег, обернутые бумажными лентами, и клал их на прилавок.

Таня растерянно смотрела то на растущую кипу денег, то на свои кольца. Только сейчас она осознала, что навсегда теряет эти дорогие ее сердцу вещи, с которыми не расставалась даже в самые тяжелые дни. Она посмотрела на свои пальцы с бледными полосками вместо колец, зло сжала их в кулаки.

– У вас есть какой-нибудь пакет? – сглатывая подступивший к горлу ком, жестко спросила она.

Старик пошарил под прилавком и подал ей матерчатую сумку.

Таня, не пересчитывая, стала быстро бросать пачки денег в сумку. А старик все вынимал и вынимал из сейфа пачки, схваченные посередине узкой бумажной лентой.

Наконец, он остановился, закрыл почти опустевший сейф. Молча смотрел, как Таня зло заталкивает пачки в сумку, затем тихо спросил:

– Скажите, вы – Одалевская?