– И не вздумай брыкаться – живо рога обломаем! – Стас звучно отхлебнул глоток чая из толстого граненого стакана.

– Кончай, Стас! Ты не думай, Алеша, что мы, как в кино о следователях, специально прикидываемся один добрым, другой злым. Я, дорогой мой, могу быть и пострашнее, чем Стас, – об этом Алексей догадывался и без предупреждений блондина. – А теперь ближе к делу.

Блондин встал и прошелся по тесному кабинету. Он задумчиво перевел взгляд с большого портрета Горбачева на книжный шкаф, где верхняя полка была занята томами полного собрания сочинений Ленина, а вторая – новенькими синими корешками с золотым тиснением: «М.ГОРБАЧЕВ. ПЕРЕСТРОЙКА – КРОВНОЕ ДЕЛО НАРОДА. Речи и выступления, 1985–1987.»

– Нам, Алексей, нужно, чтобы ты написал Шалыгину письмо, – сказал он, поворачиваясь к Алексею. – Сначала одно, потом, через некоторое время, другое. Сколько понадобится писем, мы скажем. Но, главное, это должны быть письма друга. Понимаешь? – Блондин поставил стул напротив Алексея и сел на него. Теперь он говорил жестко, отделяя каждое слово. – Мы могли бы написать эти письма и без тебя. И даже твоим почерком. Но тут есть нюанс. Это должны быть твои письма, с присущими тебе выражениями, которые может знать только друг. Такой друг, каким и был для тебя Шалыгин. И я тебе больше скажу: нам очень кстати, что у Шалыгина был такой друг, как ты…

Алексей оторопело смотрел на блондина. Что это – очередная ловушка? Чтобы доказать, что он был Юркиным сообщником?! Или… Что за план они разработали?

– А вы знаете его адрес?

– Конечно, знаем.

– Но вы же говорите, что он в Афганистане, у моджахедов?

– Его почтовый адрес – в Лондоне. Ему или пересылают, или он сам приезжает…

– Но письмо от меня?! Он сразу засечет неладное. Откуда у меня его адрес?

– Логично! Ты, Алеша, на правильном пути! – голос блондина стал мягким и ласковым. – Ты действительно обязан продумывать каждое свое слово. Шалыгин должен тебе верить. А насчет адреса все просто: адрес ты взял у его матери. Она написала ему уже несколько писем и даже получила ответ.

– И что он пишет? – не утерпел Алексей.

– Разное пишет, – блондин уклончиво улыбнулся. – Думаю, ты тоже получишь от него ответ.

В комнате стало тихо. Стас угрюмо рассматривал свой пустой стакан. Блондин встал со стула и снова не спеша прошелся по кабинету. Алексей выжидательно переводил взгляд с одного на другого.

– Вопрос, Алексей, не стоит о том, согласен ты или нет. Мы уверены, что ты это сделаешь. Нам важно, чтобы ты в этих письмах каким-нибудь намеком не выдал операцию, не спугнул Шалыгина. Но в этом случае – не скрою от тебя: все, понимаешь – все твои армейские приятели легко вспомнят то, что они видели и не видели… – блондин подошел к Алексею и положил ему руку на плечо. – Я тебя, Одалевский, не пугаю. Я считаю, любое дело можно сделать по-доброму. Так, чтобы всем было хорошо. Тебе же наверняка надоело жить в общаге! Давно хочется свою квартиру иметь, куда можно и девочку привести и так далее. Ты же вообще всю жизнь по интернатам, казармам да общагам. Ну, разве это жизнь для нормального мужика? – Блондин посмотрел на Стаса. – Давай мы ему поможем, Стас. Действительно! – и снова повернулся к Алексею. – Двухкомнатную не обещаем, но поставить тебя в список первоочередников на однокомнатную – возможно? Как ветерана войны, раненого воина-интернационалиста. Проще простого. За пару-то писем? Большое дело! Не беспокойся – мы ему мышьяк в твоих письмах не отправим.

Блондин улыбался, и было непонятно, чего больше в его голосе – иронии или делового расчета.

– А зачем тогда мои письма? – Алексей чувствовал, что он у них в капкане.

Обложили, суки, хуже басмачей… С каким наслаждением он бы разрядил сейчас весь «Калашников» в злобную рожу этого Стаса и в лживую, гладкую, лисью морду этого блондина. Как облегченно вздохнул бы, закрыв за собой дверь кабинета, где валялись бы на полу два гебиста! У него даже заныли руки от невозможности исполнить это. «Трус!» – подумал он о себе с горечью, словно при нем действительно было оружие.

– Одалевский! – вдруг посерьезнел блондин, будто прочел его мысли. – Я хочу тебе сказать важную вещь. Ты ни в чем не должен себя обвинять! – Надо отдать должное этому гебешнику – он был хороший психолог. – Я уверен, любой на твоем месте, понимаешь, любой, и тем более Шалыгин – сделал бы, что нам нужно. А нужно-то сущий пустяк! Несколько писем! «Здравствуй, дорогой Юра! Встретил я на днях в пивной одного дембеля из Афганистана, а у него была „Правда“. Стали мы читать, и я сразу тебя вспомнил! Кинулся искать твою мать через адресный стол – ведь фамилию знаю и поселок вспомнил – Твердыш! Дали мне ее адрес – Майская, 22, а от нее узнал твой, нонешний адрес. Как поживаешь, браток? Повидаться бы нам, да не судьба!..» Ну, и так далее, в таком духе. Ты хотел бы с ним повидаться, верно?

– Вы че думаете, – он идиот? Сюда ко мне на свиданье приедет?

– Зачем же сюда? – усмехнулся блондин. – Можно и в Афганистане. У нас же там не только армия. Мы оттуда нефть качаем, в Айнаке медь добываем, в Хавайя Раваш – уран. Ты с нашей помощью вполне можешь в Айнак завербоваться. А Шалыгину ведь нужно свои листовки сбывать, вот он и начнет тебя вербовать. Понимаешь? Но это, конечно, дело будущего. А пока…

Так вот их план! Сделать из него подсадную утку, заманить Юрку! Ради этого они его и в Афганистан командируют!.. Вот суки! Нет, надо смыться от них! Исчезнуть! Зарыться!.. Хотя – исчезнешь от них, как же! Юрку в Лондоне отыскали, паскуды! А тут, где каждый второй – стукач, тут они через несколько секунд любого из-под земли вытащат и яйца оторвут. Ох, падлы!..

– Ты, Алексей, иди домой. И подумай над письмом. А через три дня приедешь к нам в Москву с черновиком. На работе тебе дадут отгул. Все будет официально. Но ты уж постарайся, напиши ему хорошее письмо. И главное – правду. И про свой завод, и про общагу, где ты живешь. Сильно не увлекайся, он ведь не ребенок, понимает, что письма за границу читаются. Но и не стесняйся, мы подредактируем. Вот тебе наш телефон и адрес… – блондин вырвал листок из календаря на столе парторга и быстро написал несколько строк.

Алексей торопливо поднялся, взял бумажку и сделал несколько шагов к выходу.

– Алексей! – остановил его блондин. – Подожди. А как твоя американская бабушка? Не подает признаков жизни?

– Американская бабушка? Какая бабушка? – теперь уже искренне удивился Алексей.

– Ну, из Флориды, Татьяна Степановна Одалевская. Больше не приглашает к себе?

– Ах, эта! Нет, уже три месяца ничего не получал. Но тут я чист! Я все письма сразу в партком приносил, чтобы были в курсе! Можете у Гущина спросить! С придурью, извиняюсь, старуха! Родственница, как снег на голову! Нет, отписалась, видать!

– А почему ты к ней так враждебно? Она тебе двоюродная бабушка вроде – так она пишет?

Ну, тут-то вы меня хер подловите, подумал Алексей. Тут я чист, как геморрой у Дюймовочки.

– Ну, это еще доказать надо! – сказал он. – Мало ли Одалевских! В одной телефонной книге Москвы – 12 Одалевских! Она пишет, что мой дед Петр Одалевский князем был. Но это чистая херня. Я документы видел – Петр Одалевский был коммунист, комиссар Красной Армии, с Колчаком воевал. За то его и реабилитировали посмертно. Вы это, кстати, легко можете проверить. А князей-коммунистов – про такое я что-то не слышал. Так что эта старуха пусть себе другого внука поищет. За пару джинсов ей, может, пол-Москвы во внуки подпишется. Но только не я!

– А если вдруг выяснится, что она действительно твоя двоюродная бабка? – сказал Стас. – Ты бы поехал к ней в гости?

– Куда?

– Ну, куда? В Америку.

Алексей хмыкнул:

– Вы что? Кто меня туда пустит?

– Ну, а если мы пустим? После, конечно, всех наших дел. Писем, ну и прочее…

Покупают! Ох, как покупают! – восхитился их хватке Алексей. Ну, насолил ты им, Юрка, этой «Правдой»! Действительно, что-что, а «Правду» их лучше не трогать, это они не любят…