— Я спрашивала в салонах…

— Ты чужая, милая моя. Несмотря на свои картины, ты — чужая. Это как в море. Возле поверхности разноцветные рыбки плавают. Красненькие, синенькие, золотые, а в глубине акулы, спруты и каракатицы. Так вот: ты поверху плаваешь. Выпей кофе и не психуй. Истерикой делу не поможешь.

Ольга взяла чашку и вернулась в студию.

Работая с точностью ювелира, парень мастерил из нежной кожи на груди девушки расправивших крылья стрекоз.

— Фаберже, — прокомментировала Роксана, присаживаясь рядом с Ольгой.

Ольга отвернулась в поисках сигарет. Она не сразу смогла зажечь зажигалку, и Роксана заметила, как дрожат ее руки.

Под точными движениями скальпеля в тонких пальцах на лобке девушки возник паучок, державший в лапках разбежавшуюся по телу паутину. Промокнув тампоном кровь, парень отвязал ремешки, фиксирующие кляп, и осторожно вынул его их побелевших от напряжения губ девушки. Изо рта потекла скопившаяся слюна, девушка закашлялась. Парень вытер ей лицо и поднес к губам тонкий стакан.

— Что это? — шепот был еле слышен, затекшие губы с трудом складывали слова.

— Не бойся.

Парень наклонил стаканчик, девушка глотнула и судорожно закашлялась, хватая ртом воздух. Брызги слюны попали ему на лицо, он вытерся рукавом и дал девушке минеральной воды из пластиковой бутылки.

— Похоже, он ее спиртом угостил, — сказала Роксана.

— Зачем?

— Может, я ошибаюсь, но похоже, он приготовил для нее что-то еще. Алкоголь стимулирует сердечную деятельность.

На несколько минут парень исчез с экрана. Когда он вернулся, в руке у него был короткий стальной прут с клеймом на конце. Он положил ладонь на живот девушки и быстро прижал раскаленное клеймо слева от фигуры паука.

С диким криком обнаженное тело забилось в ремнях и тут же обмякло. Обгорелая кожа под клеймом спеклась в странный знак. Прилипший к металлу подкожный жировой слой еще дымился. Парень застонал, будто клеймили его самого, но повторил операцию, прижав клеймо с другой стороны живота.

Глаза Ольги закатились, и она стала сползать со стула. Роксана успела подхватить ее под руки и перетащила на кровать.

— Тебе понравилось, дорогая? — прошептал из колонок вкрадчивый голос.

— Ты действительно ублюдок, — Роксана выдернула из розетки шнур питания компьютера и, сбегав на кухню, принесла стакан воды. Брызнув Ольге в лицо водой, она похлопала ее по щекам. — Давай, давай, милая моя, просыпайся.

Ольга открыла глаза и попыталась сесть. Роксана бросилась к столику, налила коньяк в кофейную чашку и заставила ее выпить. Ольга послушно выпила, даже не почувствовав крепости напитка. Опираясь руками, она села в постели. Взгляд ее стал пустым и отрешенным.

— Я убью его, — спокойно сказала она.

На трамвае Волохов доехал до знакомой остановки возле реки. Погода была прохладная, отдыхающих на пляже было немного. На середине моста он постоял, глядя на берег, где они познакомились со Светкой. Ветер гнал волны, скошенную траву на лугу убрали, ивы у воды гнулись и шелестели длинными листьями. Над Тушинским аэродромом, несмотря на плохую погоду, парили парашютисты.

Большая желтая палатка кафе стояла на берегу Строгинской поймы. Волохов дождался просвета в череде спешащих автомобилей и перебежал шоссе. Возле входа в кафе стояло несколько мотоциклов. Ветер хлопал пластиковыми стенами заведения, будто проверяя их на прочность. Внутри было душно, свет, проникая сквозь стены, придавал лицам посетителей желтоватый оттенок, от чего казалось, что здесь не кафе, а инфекционное отделение какой-то больницы. В бар стояла очередь. В углу ребята в кожаных куртках и банданах пили пиво. Брусницкого здесь не было. Волохов прошел через кафе на берег, где стояли деревянные столы из толстых мореных досок. Пахло дымом и жареным мясом. На траве возле воды, демонстративно не обращая внимания на окружающих, расположились несколько девиц в бикини. Трое подогретых бритых парней возились возле вытащенного на берег двухместного гидроцикла «Polaris». Брусницкий сидел за столиком, несколько отстоявшим от остальных, в компании с каким-то круглолицым парнем. Возле столика, с блокнотом, склонилась официантка. Брусницкий помахал рукой, приглашая Волохова присоединиться.

— Небольшая поправка, — остановил он записывающую заказ официантку, — Павел, вы как насчет свинины на ребрышках?

— Не откажусь.

— Вы плохо выглядите. Значит так, три…

— Четыре, — поправил Брусницкого круглолицый.

— Гусь, ты помрешь от обжорства, — предупредил Брусницкий, однако спорить не стал, — четыре шашлыка на ребрах, три пива и три кофе. Два черных, один со сливками.

— Четыре пива, — уточнил Гусь.

Девушка, поправив растрепавшуюся прическу, кивнула и ушла в кафе, придерживая трепетавшую на ветру юбку. Гусь, проводив ее взглядом, причмокнул.

Волохов, указав на него глазами, вопросительно приподнял брови.

Брусницкий махнул рукой.

— Можете говорить.

— У меня возникли некоторые затруднения, — подбирая слова, медленно начал Волохов, — и поскольку вы лучше знакомы с мм… теневой стороной жизни города, мне бы хотелось…

Гусь вылупил на него глаза. Брусницкий усмехнулся.

— Павел, мы не на дипломатическом приеме, так что давайте попроще. Я уже сказал вам, что заинтересован в успешном разрешении нашей проблемы.

— Хорошо. Я знаю, кто приходил к вам под видом священника…

— Кусками нарежу падлу, — Гусь хрястнул кулаком по столу.

— Помолчи, — оборвал его Брусницкий.

— Теперь у меня к нему личные счеты, — продолжал Волохов, — но я потерял его след.

Девушка принесла пиво, и он замолчал, ожидая, когда она отойдет. Гусь отхлебнул разом половину бокала, одобрительно хрюкнул и закурил, пряча от ветра огонек зажигалки.

— Меня интересует, не было ли в последнее время чего-то необычного. Я имею в виду преступления на сексуальной почве. Разборки, стрелки, бытовуха меня не интересуют.

— Ну, такого сколько угодно. Избиения и даже убийства проституток не редкость.

— О, — воскликнул, вспомнив, Гусь, — кто-то пидарасов режет. На этой неделе еще двух замочили. А вот и шашлычок! Спасибо, красивая, — он принял у официантки пластиковые тарелки и расставил на столе. — Люблю повеселиться, — он потер руки, обмакнул мясо в соус и смачно зачавкал, обгладывая ребра.

Волохов взглянул на Брусницкого. Тот согласно кивнул.

— Он прав. Мы, как бы это сказать… э-э, опекаем некоторые клубы, где встречаются представители сексуальных меньшинств. Вчера ночью в подъезде одного из домов, что рядом с клубом на Садовнической, убили двоих. Видимо, они уединились, чтобы э-э…

— Отсосать, — заржал Гусь, брызгая слюнями и кетчупом.

— Помолчи, я тебе сказал. Причем над ними было совершено насилие. Затем обоим перерезали горло и кастрировали. Насколько я знаю, подозревают скинхедов и национал-патриотов. На мой взгляд, это маловероятно. Движение скинов у нас не так уж развито, да и не стали бы пацаны зверствовать до такой степени. То же самое можно сказать и о националистах. Тем более что после девяносто третьего года они вроде притихли.

Брусницкий аккуратно промокнул губы и отхлебнул пива. Порыв ветра свалил наполовину пустой бокал Гуся. Тот выругался и поискал глазами официантку.

— Красивая, еще пивка! Пойду место освобожу, — сказал он, поднимаясь.

Отойдя в сторону шоссе, он помочился в траву, не обращая внимания на окружающих. Брусницкий поморщился.

— Гусь, ты простой, как кусок хозяйственного мыла.

— Пусть лучше совесть лопнет, чем мочевой пузырь!

Заревел двигатель гидроцикла. Двое бритых парней взобрались на него, третий оттолкнул их от берега, и «Polaris» полетел по воде. Редкие купальщики рванулись в стороны, поднятая волна опрокинула зазевавшегося серфингиста.

— Где находится этот клуб? — спросил Волохов.

— Вряд ли убийца еще раз туда сунется. Первое преступление было совершено в другом месте.

Гидроцикл возвращался к берегу, делая резкие развороты. Одна из девиц в бикини, проявляя явный интерес к происходящему, подошла к воде. «Polaris» с заглушенным двигателем вылетел на песок.