Будто кто-то повернул ручку громкости, и Алик услышал визг тормозов останавливающихся автомобилей, крики и топот ног бегущих от Пушкинской площади людей.

Скользя по траве, словно ртуть, черное бесформенное тело покатилось в сторону Сытинского переулка, принимая очертания человеческой фигуры.

Раптор, держась в тени деревьев, метнулся вниз по бульвару. Ускользающее сознание Алика успело отметить меняющийся на бегу облик ящера, но может быть, это просто шок от пережитого ужаса играл с ним шутки.

Волохов перебежал освещенные дорожки скверика и рухнул в траву, застонав от боли. Правая рука висела плетью. Позади слышались крики, но его не преследовали. Приподнявшись, он посмотрел назад. Два милиционера отгоняли любопытных от места происшествия, еще один говорил по рации, показывая рукой то в Сытинский переулок, то вдоль бульвара. Надо было уходить. Скрипнув зубами, он встал на ноги и, тяжело перевалившись через чугунную ограду, пересек проезжую часть. Богословским переулком выбравшись на Бронную, он выбился из сил и остановился, прислонившись к стене дома. В голове мутилось. Он не чувствовал руку вниз от локтя, кисть была неестественно вывернута.

— Вода, — пробормотал он, — Где-то здесь Патриаршие пруды. Где-то здесь…

Придерживая поврежденную руку, Волохов побрел вперед, стараясь держаться в тени домов. Перед глазами все плыло, он пытался читать названия улиц, но буквы расплывались перед глазами, и он наугад брел дальше. Он опять опоздал. Мало того, он проиграл в очной схватке. Спасло его только то, что на Пушкинской площади никогда не бывает безлюдно. Волохов опять почувствовал на себе холодную тяжесть придавившего его к земле аморфного тела. Он сплюнул. Во рту был какой-то гнилостный вкус. Это когда он вцепился зубами во что-то скользкое, податливое, как протухший расползающийся студень. Под ногой загремела пустая пластиковая бутылка. Волохов огляделся. Он был в конце Большой Бронной, слева стояла Хабад Любавическая синагога, значит, он почти вышел к Никитским воротам. Патриаршие пруды где-то справа, но он понял, что не дойдет. Надо присесть и переждать эту боль. Ему попался маленький скверик с памятником, вокруг стояли скамейки. Он упал на одну из них и повалился на бок, на здоровую руку. Я только немного отдохну, совсем немного. Просто полежу и пойду дальше, уговаривал он себя.

Каменный поэт смотрел на него печальными глазами.

Пускай я умру под забором, как пес,

Пусть жизнь меня в землю втоптала,

Я знаю — то бог меня снегом занес,

То вьюга меня целовала… Ст. А. Блока

Это ты мне напророчил или себе, спросил его Волохов.

Он лежал, бездумно глядя на бегущие, подсвеченные огнями большого города облака. Ночной ветер шелестел темными листьями над головой. Он не смог уберечь свою женщину, он не смог одолеть врага в схватке. Он проиграл. Он стал слаб, у него забрали силу, оставив жалкие крохи. «Сын змея лютого, зверь-оборотень, каркодил огнедышащий, что лодьи топит и мосты рушит…». Все в прошлом, все…

Он закрыл глаза. Где-то недалеко ударил колокол, потом еще раз. Улыбка скривила губы в горькой усмешке. Вам придется обойтись без меня. Я сделал, что мог. Попробуйте сами позаботиться и о вере своей, и о людях. Иудеи своих верующих из-за трех морей подкармливают. В синагоге для них не только покой душевный, но и телесная помощь, а православные в своей родной стране роются в отбросах.

Разбирайтесь сами…

Он почувствовал чей-то взгляд и открыл глаза. Над ним склонилось строгое лицо с русой бородкой, серые глаза смотрели жестко, без жалости.

— Ну-ка, вставай, Павел, — Александр Ярославович помог ему присесть на скамейке, — что тут у тебя?

Твердыми пальцами, не обращая внимания на кривящегося от боли Волохова, он ощупал его руку.

— Так, — пробормотал Александр Ярославович, — это поправимо.

Откинув голову Волохова назад, он заглянул ему в глаза, заставил открыть рот.

— Он отравил тебя, Волх Волх — бог-оборотень, бог войны и охоты, владелец вод, сын бога Ящера..

— Мне нужна вода, — прошептал Павел.

— Знаю, язычник. Сиди спокойно.

Придерживая предплечье, Александр Ярославович одним сильным быстрым движением вернул на место сломанный в локте сустав. Мучительно застонав, Волохов стал падать назад.

— Тихо, тихо, уже все.

— Вас в святой инквизиции обучали, — пробормотал Волохов.

— Мы и сами кое-что можем.

Александр Ярославович наложил ладони на сломанный сустав и прикрыл глаза. Волохов ощутил, как уходит пульсирующая боль и руку охватывает живительным огнем.

— Встать можешь?

Волохов поднялся со скамейки, его шатнуло вперед. Темно-зеленые кроны деревьев, памятник, скамейки — все слилось в один вращающийся круг. Александр Ярославович подхватил его, махнув рукой в сторону стоявшей недалеко черной «Волги».

— Давай сюда, — крикнул он.

Подбежавший водитель помог ему довести Волохова до машины и усадить на заднее сиденье. Александр Ярославович устроился рядом, придерживая Волохова за плечи. «Волга» взревела мотором. Пролетев по Большой Садовой, визжа тормозами, свернули на 1-ю Тверскую-Ямскую. Гаишник на перекрестке даже не оглянулся вслед нарушителю, будто не видел его. На мосту возле Белорусского вокзала машина приподнялась в воздух и, грузно опустившись, чуть не чиркнула днищем асфальт. Охнула подвеска. Справа промелькнул стадион «Динамо». Возле Сокола свернули на Волоколамку.

Волохов дрожал, как в лихорадке.

— Дай-ка воду, — сказал Александр Ярославович, щелкнув пальцами.

Водитель, поглядывая на дорогу, открыл бардачок и, достав пластиковую пол-литровую бутылку с водой, передал ее назад. За окном замелькали деревья парка. Намочив ладонь, Александр Ярославович протер Волохову лицо и поднес бутылку к губам.

— Пей.

Волохов глотнул и слабо улыбнулся.

— Я же неверующий, князь. Мне святая вода не поможет.

— Пей, я тебе сказал.

— Не буду.

— Ну и дурак, — рявкнул Александр Ярославович, — сдохнешь ведь!

— Куда мы едем?

— Куда надо, туда и едем, — князь недовольно засопел, — скоро уже.

Он опустил стекло, повеяло влажной свежестью.

— После моста направо, — скомандовал Александр Ярославович, — вон под те деревья.

«Волга» запрыгала по грунтовке, сбивая росу с высокой придорожной травы. Под деревьями на берегу реки Александр Ярославович вышел из машины. Водитель помог ему вытащить Волохова.

— Костер разожги, — сказал ему Александр Ярославович, поднял безвольное тело на руки и понес к реке.

Зайдя в реку по пояс, он опустил Волохова в воду, придерживая его руками на плаву. Губы Волохова чуть заметно дрогнули. Александр Ярославович наклонился к его лицу.

— Что?

— Отпустите меня.

— Ты что, хочешь…

— Отпустите.

Александр Ярославович отпустил его и шагнул назад. Тело Волохова стало уходить под воду. Некоторое время над поверхностью оставалось его бледное лицо, потом исчезло и оно. Темная вода, булькнув, заполнила полуоткрытый рот. Постепенно пропадая из виду, лицо исчезло в глубине. Постояв немного, Александр Ярославович повернулся и вышел на берег.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Костер уже разгорался, и он направился к нему, на ходу расстегивая мокрые брюки.

Когда Волохов показался из воды, одежда, развешенная над костром, почти высохла. Александр Ярославович смотрел, как он вышел на берег. Волохов наклонился. Из носа и рта выливалась вода. Кашлянув, он пригладил мокрые волосы и подошел к огню.

— Погреться пустите? — спросил он.

— Присаживайся, обсушись, — Александр Ярославович снял с ветки над костром свою одежду и, одевшись, сделал приглашающий жест.

Волохов развесил джинсы и рубашку.

— Который час? — спросил он, взглянув на проглядывающие из-за облаков звезды.

— А который нужен?

— Даже так? Нагорит вам.

— Я все же не мальчишка какой, — буркнул Александр Ярославович, — как себя чувствуешь?