Волохов пожал плечами.
— Хорошо, давай сегодня ночью с последней электричкой поедем за город.
Вечером Иван освободил свой холщовый мешок, переоделся в новую одежду, и они пошли к станции электрички. Последний поезд уходил в третьем часу ночи. На платформе почти никого не было, только несколько рабочих депо и припозднившаяся компания подростков с дискотеки. Иван в ветровке, джинсах и кроссовках смотрелся бы, как и все тинейджеры, если бы не какое-то особое выражение лица, которое Волохов видел до сих пор только у монахов-отшельников в забытых скитах. Очень уж благостное, что ли, и сосредоточенное. Иван словно прислушивался к себе, искал что-то или ждал от кого-то одобрения задуманного. Подошла пустая электричка, они сели в предпоследний вагон. В углу компания рыбаков, коротая дорогу, играла в карты и выпивала под вареные яйца и сало с луком. После платформы «Трикотажная» огоньки города стали перемежаться темными лесными массивами. Дачные участки и придорожные деревни уже спали. Перед Истрой Волохов напомнил Ивану, что здесь тоже есть монастырь, может здесь траву соберем? Иван отрицательно покачал головой и сказал, что надо отъехать подальше. Рыбаки, покачиваясь от принятого внутрь согревающего, выгрузились в Истре. Там их ждала еще одна веселая компания с автобусом.
После Нового Иерусалима за окном пошла сплошная темнота. Иногда сквозь тучи проглядывали звезды, но на земле царил мрак. Подступавшие к железнодорожному полотну деревья на миг возникали в желтом свете, чтобы тут же пропасть в темноте ночи. Волохов прилег на скамейке и попросил Ивана толкнуть его, когда надо будет выходить. Мальчишка кивнул головой, не отрывая взгляда от окна. В стекле отражалось его сосредоточенное лицо, нахмуренный лоб и что-то шепчущие губы. Будто километры считает, подумал Волохов и задремал под перестук колес.
Иван растолкал его через час. Выйдя из поезда, Волохов поразился, насколько воздух здесь отличается от городского. Свежий и чистый, он был напоен ароматами трав и хвои. Просто хотелось есть его, откусывая, словно от краюхи хлеба. Шум электрички затих, несколько минут еще гудели рельсы и позванивали провода, а потом тишина окутала все вокруг. От серой асфальтированной платформы в сторону недалекого леса змеилась тропинка, и они пошли по ней. Выглядывавшая ненадолго из-за облаков луна серебрила траву и стоящие на краю леса березы и осины. Возле леса Иван свернул и пошел по траве вдоль опушки. Справа стоял лес, сумрачный, словно нахмурившийся великан, слева лежало поле, поросшее бурьяном и лебедой. Прошагав с полкилометра, Иван свернул в подлесок, выбрал место посуше и присел под дерево.
— Рассвет примерно через час. Давайте здесь подождем.
— Давай, — согласился Волохов, присаживаясь рядом.
Лес затих, словно прислушиваясь к пришельцам, но постепенно зашуршал травой, заскрипел ветвями, зажил привычной ночной жизнью. Где-то хлопала крыльями ночная птица, над головой кто-то завозился в кроне дерева, на голову посыпалась кора.
— Иван, — вполголоса позвал Волохов.
— Да?
— Как ты думаешь э-э…, справиться с …, ну ты понимаешь, о чем я.
— Мне нужно увидеть его, — задумчиво сказал паренек, — есть несколько способов изгнания. В темные века изгоняли бесов, создавая невыносимые условия для существования в теле человека. Вы, конечно, слышали о процессах инквизиции.
— Да уж, — хмыкнув, подтвердил Волохов, — между прочим, на Руси бесноватых тоже не елеем мазали.
— Согласен, — вздохнул Иван, — но позже пришли к выводу, что этот способ не дает гарантии исхода демона. Он может изобразить страх перед экзорцистом, может делать чудеса, чтобы тот впал в гордыню. Очень важно, чтобы при проведении обряда рядом не было ни людей, ни животных, — демон может на время переселиться в любое подвернувшееся тело: в свинью, в собаку, в кошку. Даже если он оставит облюбованное тело человека, душа может оставаться в его власти. Филарет Болгарский говорил: Освободившиеся от бесов еще хуже становятся впоследствии, если не исправляются. И гораздо хуже, если человек по желанию принял вражеский замысел. Это губит душу навеки.
— Я думаю, что тот, в чьем теле демон, сам предложил свои услуги.
— Вы видели его, демона?
— Видел, и человека и демона. Он очень силен.
— Но демоны не бытийны, — удивился Иван, — в смысле, не субстациональны. Они не могут причинять физическое зло, помимо как воздействуя через своего носителя.
— Этот может, — Волохов поморщился, — еще как может, Ваня.
Он почувствовал, что Иван привстал и смотрит на него.
— Это очень плохо, Павел. Очень. Мне кажется, что был проведен синтез свободного и воплощенного демона. Обычно их создают как усилителей каких-либо свойств астрологи, хироманты, заклинатели. И еще те, кто сейчас именуется экстрасенсами. Но судя по вашему рассказу…
— Да, Иван, я думал об этом. Это искусственное существо, обладающее, насколько я понял, качествами нескольких старших демонов. Если мы узнаем, каких именно, мы одолеем его.
Из темноты постепенно вырисовывались окружавшие их кусты и деревья. Ветерок чуть тронул верхушки берез, затрепетали осины.
Волохов прикрыл глаза, заново переживая недавние события.
— Светает, — сказал Иван после долгого молчания. Поднявшись на ноги, он повесил сумку на шею. — Однако, пора за работу.
Неловко потоптавшись, он повернулся к Волохову.
— Павел, мне очень неловко, — замявшись, он опустил глаза.
— Ну, говори, не томи.
— Я не могу никому показывать, какие травы собираю.
— Понял, — проворчал Волохов, — а я-то надеялся все твои секреты выведать. Ладно, собирай свою травку. Насушим, забьем косячок! Эх, раскумаримся!
— Вы все шутите, Павел, — неуверенно сказал Иван.
— Иначе давно бы утопился, — сказал Волохов. А что, подумал он, надо бы как-нибудь попробовать.
Иван побрел по опушке, оставляя след в росистой траве. От земли кое-где поднимался клочковатый туман. Все явственнее проступал в сером утреннем свет подлесок. Волохов поднялся на ноги и, потянувшись, пошел следом за Иваном. Тонкая фигурка паренька беззвучно скользила в предрассветных сумерках. Иногда он нагибался, разглядывая что-то, иногда вставал на колени, пропадая в тумане, и выкапывал из земли корешки.
Пискнула какая-то мелкая пичуга, как бы пробуя голос, и весь лес вдруг ожил, словно оркестр по сигналу невидимого дирижера. Разом загомонили птицы, застучал дятел, кто-то зашуршал в подлеске. Роса еще лежала на траве, дожидаясь, когда солнце выпьет ее, но туман уже поднимался от земли, распадаясь исчезающими нитями. Вставая из-за леса, солнце осветило поле, отбрасывая тень деревьев на покрытую разноцветьем землю. День, похоже, обещал быть теплым. В небе плавали редкие розовые облака. Иван то исчезал, то появлялся между деревьев, торопясь собрать травы до того, как пропадет роса.
Зачем ему травы, думал Волохов, ладно, был бы знахарь или травник. И ведь знает, когда и где собирать. А-а, не мое это дело. Захочет — расскажет, нет — не очень-то и хотелось. Он подобрал суковатую палку и побрел, приподнимая низкие ветки молоденьких елок, — на рынке уже торговали грибами. Может, и нам повезет, подумал Волохов. Грибы тоже постная епища.
Через час Иван объявил, что можно возвращаться в город. Полотняная сумка была набита так, что не закрывалась. Мальчишка выглядел усталым, но довольным. Пока ждали электричку, усталость и бессонная ночь дали себя знать. Иван, прислонившись к стенду с расписанием поездов, чуть не заснул стоя. В электричке он обнял руками сумку, жалобно посмотрел на Волохова, будто спрашивая разрешения, и заснул, уронив на грудь голову.
Яблоки были румяные, словно на картинке. Надо было только протянуть руку, сорвать и укусить, и плоды брызнут сладкой влагой, утолят голод и жажду… Но чем дальше она старалась вытянуть руку, тем дальше отодвигались ветви. Это было очень обидно, и Светка заплакала и проснулась.
Было тепло и покойно. Полумрак был приятен. Он будто успокаивал, мягко поглаживая по голове. Светка вспомнила сон и опять захотела есть. Она приподнялась и огляделась. Дима сидел в кресле с закрытыми глазами. Дышал он ровно и улыбался во сне. Он всегда улыбается, когда спит, подумала Светка. Неужели ему снится только хорошее и радостное?