— Ладно, уговорил. Мы выезжаем утром. Роман, не хочешь присоединиться?

— С вашего позволения, я немного повредил ноги…

— И тебе лучше натереть их гусиным жиром или чем-нибудь подобным. Отдохни здесь пару дней. Ехать на лохматом муле без седла в одной рясе — не самое мудрое решение.

— Да, мой господин. Я не стану возвращаться в Краков какое-то время. Мой аббат попросил меня заехать в Окойтц и посмотреть ваши ткацкие станки. Он хочет заполучить такие же для монастыря.

ГЛАВА 9

Мы выехали очень рано, солнце все еще пряталось за горами, когда мы ступили за порог. Девушки восседали на своих кобылках, каждая вела по паре самых выносливых мулов. У нас было не так уж много багажа, но мне хотелось привести домой около тонны соли на зиму из шахты у Кракова. Засол оказался единственным способом сохранить мясо, а я задумал большую охоту в недалеком будущем. А вели вьючных животных именно девушки, потому что на том настоял Владимир: у рыцаря должны оставаться свободными руки на случай опасности. И он, и я выехали на боевых конях в полном вооружении. Анне, кажется, больше понравилось путешествовать, чем таскать бревна.

Кристина заставила меня надеть кричащий красно-золотой бархат, который я заполучил после столкновения с сутенерами в Цешине. Анну облачили в те же цвета. Я удивился, увидев Кристину в платье, подходящем под мой собственный наряд. Более того, Владимир и Анастасия оделись одинаково, только уже в фамильные цвета Владимира: серебряный и голубой. У нас даже имелись флажки для копий, что означало необходимость брать с собой копье, несмотря на то, что я почти не умел с ним обращаться.

Должно быть, девушки спланировали все это несколько недель назад, то есть купили материал в Цешине. И к тому же они получили массу удовольствия, делая приготовления втайне, чтобы я ничего не заметил. Наверняка я каким-то образом оплатил покупки. Но теперь я в отпуске и не собираюсь беспокоиться о мелочах.

Короче, мы устроили из своего выезда из Трех Стен настоящее шоу, и, несмотря на ранний час, полдеревни собралось поглазеть на нас.

Последние несколько месяцев я сам ходил непонятно в чем и потому не замечал, какие лохмотья носили мои люди. Теперь же разница в одежде настолько бросалась в глаза, что меня начала мучить совесть. Я дал себе твердое обещание купить пару дюжин больших рулонов ткани, когда приеду в Окойтц в следующий раз.

До пана Мешко мы добрались как раз к обеду, а уже в полдень снова оказались на дороге под чистым голубым небом. Через несколько часов въехали во владения пана Ламберта, направились на восток, надеясь прибыть к дому Владимира до наступления ночи.

Всю дорогу мы смеялись и пели, вели себя буквально как кучка перепивших пьянчуг, хотя никто из нас не выпил больше пары кружек пива за последний месяц.

Нам повстречался караван, направлявшийся на запад: дюжина нагруженных мулов и несколько охранников в строгих одеждах немецких тевтонских рыцарей. Они вели себя довольно дружелюбно и отсалютовали нам, когда мы сходили с дороги, чтобы пропустить их.

За мулами тянулась длинная вереница пленников, и кое-что поразило меня: нечто ужасное, кошмарное, несправедливое. Мимо меня шло около шести дюжин мальчишек, прикованных шея к шее. Все нагие, или почти нагие. Ноги их кровоточили, на спинах виднелись следы порки.

За ними — девочки в том же кошмарном состоянии. Ни у кого из детей еще не выросло волос на теле — настолько они были молоды.

— Что… что это все значит? — спросил я рыцаря, одетого в черно-белое.

— Как что? Стадо рабов, каждый — язычник. Мой орден сохраняет жизнь лучшим в деревне. Мы продаем их купцам в Константинополе, чаще всего евреям, а они продают рабов мусульманам далеко на юге. Знаю, пленники выглядят не очень хорошо, но стоит их отмыть и подлечить несколько дней, и сарацинские торговцы с руками их оторвут. Девчонок всех заберут в гаремы, а половину мальчишек кастрируют, так уж у них принято.

— Но ни один из этих ребятишек не дорос до того, чтобы стать преступником! — ошарашенно произнес я.

— А кто говорил о преступниках? На преступниках денег не заработаешь! Кто захочет их покупать? Здесь просто рабы, которых мы ведем в Константинополь.

— Вы не можете так поступить!

— Да? Кто это сказал?

— Я! Дети не заслуживают такого обращения.

— И как же ты собираешься нам помешать?

— Я покажу вам!..

С этими словами я вытащил меч.

Из автобиографии пана Владимира Чарнецкого

Мы пребывали в отличном настроении — моя любимая, друзья и я, — когда продвигались к владениям отца. Пан Конрад знает тысячи песен и историй, да я и сам припомнил парочку. А вместе с шутками и песнями время пролетало действительно весело.

Мы остановились, чтобы пропустить караван с товарами и рабами. Я шутил с нашими дамами, в то время как пан Конрад болтал с одним из тевтонских рыцарей ордена госпитальеров святой Марии из Иерусалима, которых называют крестоносцами, или Рыцарями Креста — из-за больших черных крестов на их белых плащах. Они охраняли караван и являлись владельцами рабов.

Крестоносцы представляют самую могучую силу в Польше, с такими лучше не связываться.

Внезапно, к всеобщему удивлению, пан Конрад вытащил меч и поехал вдоль линии рабов, разрубая по пути их цепи. Его тонкое оружие обладало такой поразительной силой, что цепи, разрываясь, почти не дергали за шеи пленников. Все застыли в изумлении, уставившись на пана Конрада.

Потом один из рыцарей вышел из оцепенения, издал боевой клич и ринулся в бой с высоко поднятым мечом. Пан Конрад настолько увлекся своим делом, что даже, по-моему, не заметил противника.

Его лошадь, замечательное существо, увидела приближающегося крестоносца и, наверное, из страха, что, подпрыгнув, заставит дрогнуть руку пана Конрада и повредит рабам, она ударила ногой вбок и сломала нападавшему бедро. Я знаю, что мои слова кажутся бредом, ведь лошадь не может лягаться подобным манером, но я видел это собственными глазами.

Пан Конрад повернулся, как будто в первый раз в жизни увидев противника. Меч крестоносца все еще оставался высоко поднятым, и пан Конрад рассек его руку пополам между локтем и запястьем. Меч тевтонца улетел вместе с кистью, все еще цеплявшейся за него. На руке также осталась кольчуга, потому что лезвию клинка пана Конрада безразлично, что рубить — сталь, кожу или кость.

Остальные шестеро крестоносцев атаковали пана Конрада, а передо мной встала задача, на решение которой совершенно не было времени!

Видите ли, я являюсь вассалом моего отца, вассала графа Ламберта, а последний, в свою очередь, подчиняется князю Хенрику Бородатому. Граф Ламберт заставил всех своих вассалов поклясться охранять дорогу, чтобы та стала безопасной для торговцев. Таким образом, моим долгом по отношению к отцу было помочь крестоносцам в бою против Конрада. Но князь взял с меня клятву защищать пана Конрада, и в соответствии с этим мне следовало прийти к нему на помощь и атаковать крестоносцев.

Итак, что же мне нарушать — клятву, данную князю, который в общем-то не мой и даже не моего отца сеньор, или слово моего отца? Или же тот факт, что князь является сеньором графа Ламберта, означал, что клятва, принесенная ему, важнее клятвы его вассалу? В то время я не мог решить эту проблему.

Вообще-то я до сих пор не решил ее.

Единственное, что мне пришло в голову: если не останется свидетелей, никто и не узнает о чудачествах пана Конрада. Дело никогда не попадет на рассмотрение вышеперечисленных сеньоров, и дилемму не понадобится разрешать.

Я опустил копье и ринулся на крестоносца.

— За Бога и Польшу! — закричал я по привычке.

Частично боевой клич призван предупреждать противника о вашем появлении: так, чтобы вы случайно не атаковали врага с тыла, обесчестив самого себя. Но сейчас традиции честного боя блекли перед необходимостью убить всех крестоносцев. Уничтожение проводников и других крестьян займет не больше минуты.