— Нет, не миниатюрные картины, хотя и они произвели немалое впечатление. Любой народ, использующий в качестве денег произведения искусства вместо серебра, действительно обладает высокой культурой. Но нет, я имею в виду листы для задницы, которые ты дал ему.

Однажды, когда мы шли на север от Закопане, отец Игнаций дал понять, что удаляется в кусты, явно чтобы облегчиться. Я дал ему пару клочков туалетной бумаги, и он принял их без комментариев. Оказалось, что вместо того, чтобы использовать их по назначению, он сохранил бумагу как сокровище из будущего.

— Туалетная бумага?..

— Именно так он ее и называл. Люди, что могут себе позволить вытирать задницу бумагой, — богаче, чем кто-либо в этом веке! Твой священник сказал, почему он наложил на тебя обет молчания, и мне пришлось согласиться с большинством его аргументов. Можешь рассчитывать на меня, я болтать не стану. Послушай, парень, тебе не так уж долго осталось жить, так что можешь развлекаться и наслаждаться последними деньками. Скажи страже, чтобы прислали каштеляна. Я прикажу ему поселить тебя со всей компанией в лучших комнатах.

Я поклонился, и князь жестом позволил мне уйти.

Фу!.. Вначале я решил, князь собственноручно собирается меня прикончить!

А туалетная бумага, оказывается, самое большое достижение современной цивилизации?..

ГЛАВА 11

Я вернулся во двор и обнаружил, что у пана Владимира возникли проблемы с дворцовыми слугами. Последние не представляли, как с нами обращаться.

— Расслабьтесь, ребята, — сказал я. — Князь предоставляет нам прием на красном ковре.

— Да? Вы имеете в виду, на красном от крови?

— Нет. Я имею в виду, что он приказал дать нам лучшие комнаты во дворце, и думаю, заодно велел обеспечить должный уход за нашими верховыми животными. Панны, пан Владимир, пойдемте осмотрим дворец.

Пан Владимир сиял от счастья, когда узнал, как князь прокомментировал его доблесть на поле боя. Мне пришлось пересказать его речь слово в слово. Потом Владимир заставил меня сделать это еще раз перед дюжиной свидетелей.

Я подыграл ему. Для такого человека, как Владимир, явное одобрение важнее всего на свете — это то же самое, что для Новацека деньги, а для отца Игнация — церковь. Владимир спас мне жизнь, и короткая хвалебная речь — самое малое, что я мог для него сделать в благодарность.

С нами обращались гораздо лучше, чем с кем бы то ни было во дворце. Даже люди, превосходившие нас по положению, с должным почтением толпились вокруг. Бароны и графы, казалось, только и мечтали завязать с нами знакомство. Одобрение князя вскоре стало известно всему двору, а истории обо мне и так уже давно передавались из уст в уста. Но, думаю, больше всего на отношение к нам повлиял патологический интерес людей к осужденному на верную смерть. В конце концов один рыцарь просто принес мне свои искренние соболезнования и признался, что если мне что-то понадобится до последнего часа, или даже после, он с радостью выполнит мою просьбу.

— Спасибо, благородный рыцарь, — ответил я, — но почему все так уверены, что я обязательно умру? Речь идет о ристалище, а вовсе не о казни! Это будет честное сражение на глазах у тысяч свидетелей. Я участвовал в трех битвах за последний год — в четырех, если считать ту дурацкую историю с гильдией сутенеров в Цешине. В большинстве случаев неприятель превосходил нас числом, и все же меня даже ни разу не ранили. Я собираюсь победить на ристалище, говорю вам совершенно серьезно.

Рыцарь смутился, но Владимир ответил за него:

— Пан Конрад, боюсь, вы не совсем понимаете, на что идете. Вам предстоит драться с профессиональным поединщиком! С человеком, который только и делает, что учится сражаться. У крестоносцев их всего двое, и каждый убил более тридцати противников на Божьих судах или в обычных поединках. Я мог сказать, что у вас есть шанс, если бы бой проходил только на мечах. Но по правилам каждый из вас вооружается, как хочет, поэтому он нападет на вас с копьем. Меч против копья! Да у вас не будет ни единого шанса даже против неумелого бойца. Копье против копья, пан Конрад! Я видел, как вы управляетесь с этим оружием: даже крестьянин превзойдет вас здесь. Боюсь, у вас нет никакой надежды.

— Так вот все плохо?

— Хуже, но у меня не хватит умения выразить это в словах.

* * *

В Вавельском замке все приемы пищи превращали в официальную церемонию. Каждый рыцарь сидел рядом со своей дамой в строгом порядке по возрастанию чинов. Так что мы расположились довольно далеко от главы стола, хотя все же и не в самом конце.

Стол был отлично сервирован, блюда подавали с должным умением, но пища пришлась мне не по вкусу: пережаренная, пересоленная и изобилующая специями. Напоминает еду, приготовленную студентами, изучающими домашнее хозяйство, которые перестарались себе на беду.

Но пан Владимир и девочки были счастливы.

За ужином князь стал перед всеми превозносить боевое искусство пана Владимира и настоял на подробном отчете о каждом ударе от героя дня. Пан Владимир выполнил просьбу с большой выразительностью, размахивая руками и издавая боевые кличи: в общем-то он просто напропалую хвастался, что в двадцатом веке сочли бы дурным тоном.

Наверное, здесь такой рассказ считался обычным делом.

В любом случае имя пана Владимира прогремело на весь замок, и Анастасия купалась в лучах его славы.

После ужина начались танцы, и я обнаружил, что па, которые я показывал людям в Окойтце прошлой зимой, добрались до Кракова раньше меня. Только здесь эти танцы назывались «полька Конрада», «мазурка Конрада» и «вальс Конрада».

Мой слегка неприличный «заячий» клуб образца тринадцатого века, купленный и переделанный за одну ночь, когда я напился до полусмерти, стал называться «Корчмой Конрада», и шесть человек независимо друг от друга спросили, не собираюсь ли я устроить что-то подобное в Кракове.

У девушек появились верховые костюмы — длинные юбки с вшитой посредине полосой материи; они претворили в жизнь мою идею о том, как женщина может ездить в мужском седле, не теряя при этом достоинства. На следующий же день, когда дворцовые дамы заприметили нововведение, чуть ли не дюжина женщин заказали себе такие же юбки. Боюсь даже представить, сколько портних не сомкнуло глаз в ту ночь. Костюмы в новом стиле получили мое имя.

Но что же с действительно серьезными моими достижениями, которыми можно по праву гордиться? Мельница, построенная по моим чертежам, ткацкие станки, созданные под моим руководством, фабрика, появившаяся благодаря мне? Оказалось, что это мельница Ламберта, станки Ламберта и фабрика Ламберта.

Нет в мире справедливости.

Комнаты, доставшиеся нам, по средневековым стандартам считались сказочными, в какие не стыдно поселить королевскую семью. То есть они чуть не дотягивали до уровня второсортного отеля, где мебель все же поудобнее.

К каждому из нас также приставили по слуге, что меня несколько смутило. У меня никогда раньше не было личной прислуги, да я ее и недолюбливал. Кристина пришла в восторг, так что пришлось смириться, пока не настало время ложиться спать.

Тогда я обнаружил, что слуги собираются спать в одной комнате с нами. Наверное, одной из функций балдахина над кроватью является предоставление хозяевам должного, по мнению средневековых поляков, уединения, при спящих на соседних грубых лежанках слугах. А вдруг нам понадобится что-то посреди ночи?

Так вот, я провел предыдущую ночь в одиночестве в монастыре и не собирался продлевать свое воздержание. Однако и любовью заниматься со своей девушкой при незнакомых людях, лежащих в ярде от нас, не получалось. Я попытался отослать их, но они не захотели уходить. Сказали, что если вернутся в комнату для прислуги, все подумают, будто они не справились с работой.

В конце концов мы нашли компромисс: слуги будут спать в комнате пана Владимира и Анастасии, за стенкой, но при этом с нас взяли твердое обещание стучать, если нам что-то понадобится ночью.