Остальную поверхность печи мы покрыли грязью в качестве изолятора, за исключением дверки для вынимания кокса. Уголь выкладывали на уровне двери в полтора ярда длинными граблями. Потом на верхнем слое разжигали огонь, и объем воздуха сокращался.

Вскоре вся масса начинала тлеть, купол печи направлял огонь вниз. Через определенное время уголь размягчался и летучие вещества — аммоний, сера и углеводород — испарялись на поверхность и там сгорали. Воняло жутко.

Рабочий заглядывал внутрь через небольшую дырочку в верхней части дверцы. Заметив, что все летучие вещества сгорели, уголь опять твердый, а раскаленный верхний слой светится, он вставлял медный распрыскивающий аппарат внутрь через верхнее отверстие и добавлял воды, чтобы затушить огонь и одновременно не слишком охладить печь.

Кокс, к этому времени превратившийся в почти чистый углерод, извлекался из печи лопатами с длинными ручками. Затем дверь обратно закрывали, и через верх засыпали новую порцию угля.

Если все сделать правильно, печь останется достаточно горячей, и уголь загорится сам собой. Наладив работу, мы приноровились за день перерабатывать по одной партии. К весне появилось восемь печей.

Каменщики могли строить новые даже в самую холодную погоду, потому что работали около функционирующей печи, которая размораживала землю вокруг, а купола состояли из сухого песчаника. Известь ни за что не выдержала бы жар.

ГЛАВА 19

Но вот наступила последняя неделя перед Рождеством, моя отсрочка от экзекуции вышла. Мне предстояло идти и сражаться, и убить — или умереть, чтобы подтвердить право ста сорока детей на нормальную жизнь.

Мне приказали привести бывших рабов с собой в Окойтц, и ослушаться я не мог. Однако я не собирался опять заковывать цепями. Мне хотелось представить их такими, какими они стали — христианскими детьми польских христианских родителей.

Если детям придется идти в Окойтц, приемные родители будут их сопровождать. То есть практически почти все население Трех Стен отправлялось в дорогу — за исключением людей, занимавшихся кормлением цыплят, поддерживанием огня и наблюдением за водопроводом.

Но это означало, что если я проиграю схватку, крестоносцам придется забирать христианских детей из христианских семей, и думаю, даже им не удастся легко провернуть подобное. А может, и удастся. Но попробовать стоило.

Восемьсот человек отправлялись в долгий двухдневный поход, но мы были сыты и находились в хорошей форме. На улице стоял жуткий холод, однако люди тепло оделись и прихватили достаточное количество одеял.

За нами тянулась длинная цепочка навьюченных багажом мулов. Пан Мешко ожидал нашего приезда.

Я заставил Илью отполировать уже готовую новую броню до зеркального блеска. Если мне нужно выходить на ристалище и защищать правду, справедливость, чистоту детства, я сделаю это в качестве рыцаря в сияющих доспехах.

Я также попросил его отполировать и мой старый шлем и надел его вместо нового, который тяжело снимался. Передний и задний листы железа брони имели круглый вырез сверху для головы. Из этого выреза выступал вверх и наружу металлический воротник. Новый шлем представлял собой двухстворчатую раковину с верхушкой на шарнирах. Снизу на нем располагалось кольцо, подходившее к кромке воротника брони. Два болта удерживали обе части шлема вместе.

В новом шлеме я мог повернуть голову из стороны в сторону, но наклонить — никак. Что важнее, ее нельзя насильно пригнуть. Старый шлем при соприкосновении с тяжелым мечом с легкостью сломал бы мне шею. С новым удар в голову через край воротника распространялся на верную часть туловища.

Но эта чертова штуковина тяжело снималась и одевалась. Без сильного рывка и помощника не обойтись.

На Анну мы тоже надели кое-какую защиту. Пластину на морду и кольчугу на шею — вот и все, что она позволила, и то после того, как я заверил, будто так она выглядит еще красивее.

Крючки для копья приделали по обе стороны от верхней пластины в надежде, что их наличие не вызовет подозрений у народа. А по обе стороны — на тот случай, если нам попадется левша.

Крючок на седле хорош, только когда тебе нужно попасть в чучело. В схватке с рыцарем требовалось что-то понадежнее.

Я сделал зарубку на краешке седла. В нее можно втиснуть древко копья, приложив немалые усилия. Это переносило силу удара на седло и, следовательно, на Анну, а мне не приходилось двигать ни единым мускулом. Мы продолжали тренироваться каждый день, и в конце концов я решил, что мы достаточно подготовились — в меру своих возможностей.

Кроме железа, которое покрывало меня с головы до пят, я носил только громадный плащ из волчьего меха. Должно быть, и Анна, и я выглядели довольно устрашающе. Во всяком случае, на нас многие косились.

Пан Мешко хорошо подготовился к нашему приезду, устроил рабочих на ночлег в амбар. Добыча, отнятая у крестоносцев, уже находилась в Окойтце, посуда и запас пищи были подготовлены.

Добрые соседи — счастье для человека.

Пан Владимир, пан Мешко и я вместе с паннами сели ужинать.

Но пан Мешко и пани Ричеза все еще не поколебались в уверенности в скорой моей смерти, с доспехами или без. Когда все знающие люди убеждены в чем-то безоговорочно, начинаешь им верить помимо воли. Пять месяцев каждый встречный твердил, что меня наверняка убьют. Я начинал понимать всю серьезность положения, поэтому оставаться веселым стоило немалого труда.

— Ладно, — сказал я. — Признаю, что опасность действительно существует. Я могу умереть через несколько дней. Что же нам теперь делать?

— Вы подумали о своих проектах и планах? — спросил пан Мешко.

— Ну, все возвращается к графу Ламберту, ведь так?

— Если вы не позаботитесь об ином исходе.

— Вы предлагаете мне составить завещание?

— Завещание могут признать, а могут и нет. Скажите, вы хотите видеть графа Ламберта управляющим вашим имением в Трех Стенах? — продолжил допрос пан Мешко.

— Он лучше справился бы с этим, чем большинство людей, которых я знаю. Но в действительности мне кажется, что пан Владимир здесь самый подходящий человек. Я могу сделать его своим наследником?

Пан Владимир выглядел шокированным.

— Я?.. Но я ничего не смыслю в технике!

— Да. Но у вас хватает мозгов, чтобы послушать тех, кто знает больше. Вы прирожденный лидер и можете позаботиться о своих людях. Более того, вы — представитель знати. Я не смог бы оставить Три Стены, например, Яше. Знать этого не потерпит. Нет, пан Владимир, думаю, вам не отвертеться.

Пан Владимир начал было что-то возражать, но пан Мешко оборвал его на полуслове:

— Теперь, когда с наследником решено, встает вопрос, как устроить дело. Я упомянул, что завещание могут и не признать. Это будет зависеть от настроения князя, то есть полагаться на случай не стоит. И все же давайте попытаемся, нам понадобится всего лишь кусок пергамента. Однако, думаю, ни князь, ни другие знатные особы не посмеют вмешаться, если вам унаследует дочь, к примеру. В конце концов, их собственное богатство и положение стоят именно на данном принципе.

— Но у меня нет дочери! — воскликнул я.

— Но могла быть. Совершенно очевидно, что пан Владимир и Анастасия любят друг друга уже давно. Даже такой старый человек, как я, способен это понять. Они хотят пожениться, но не могут, потому что барон Ян не потерпит крестьянки в качестве невесты для собственного сына, а его жена тем более.

Владимир вскочил в гневе, но пан Мешко цыкнул на него:

— Сядь, пан Владимир. Я знаю твоих родителей почти двадцать лет. Они даже на мою свадьбу не явились, несмотря на то, что меня посвятили в рыцари за несколько недель до нее, но вот моя дама все еще была простолюдинкой.

— Пан Мешко, вы говорите о моем отце и сеньоре!.. — вскричал пан Владимир.

— Я говорю о старом знакомом, и каждое мое слово — правда. Ты хочешь жениться на этой девушке?

— Да, конечно!

— А ты, Анастасия? Ты хочешь выйти замуж за сего горячего молодого рыцаря?