— Чтобы посмотреть телевизор, — объяснил Шевцов. — Я хочу быть в курсе новостей. И чтобы привести себя хотя бы в относительный порядок.

— Ага… Тогда вот что. Если портье или хозяин окажется белым, заказываю номер я, а если черным — ты.

— Почему? — удивился Игорь.

— Потому что белым все черные кажутся с первого взгляда на одно лицо, и наоборот.

— Гм… Не такая уж ты и черная.

— Моя мать, миссис Джексон, черная, как эбеновое дерево. Она потомок рабов из южных штатов. Отец, напротив, — чистейшая слоновая кость.

— Значит, ты сборный экземпляр? А мои предки из-под Самары… Есть такой город посередине России.

До темноты они почти не разговаривали. Шерон специально захватила бинты и кое-какие медикаменты из аптечки в коттедже лесничего, теперь она несколько раз меняла повязку на ране Шевцова. Рана не гноилась, хотя вокруг нее кожа покраснела. Шерон боялась инфекции, но прошло еще недостаточно времени, чтобы утверждать что-либо наверняка.

Когда вечером они увидели неоновую рекламу мотеля «Суитуотер», стоявшего недалеко от дороги, неброского и явно не перегруженного постояльцами, Шевцов остановил джип и погасил фары. В большом окне за стойкой виднелась фигура белобрысого веснушчатого парня, а стало быть, идти предстояло Шерон. Шевцов напутственно стиснул ее руку — сильнее, чем хотел.

Девушка ушла вниз по подъездной дорожке. Шевцов наблюдал через окно, как она разговаривает с портье. Долго, как долго! Сердце колотилось, будто пневматический насос. Шерон повернулась к двери, портье протянул руку к телефонной трубке.

Куда он звонит?! Зачем?!

Шерон уже возвращалась.

— Все в порядке. — Она показала ключи.

— Куда он звонил? — От напряжения у Шевцова пересохло во рту.

— Это ему позвонили… Он не узнал меня, да и не мог узнать. Он пьян до изумления, он бы мать родную не узнал…

Шевцов облегченно рассмеялся. Шерон запрыгнула в кабину джипа.

— Наш домик вон тот, с краю. Но давай развернем машину так, чтобы в случае чего не возиться с выездом.

Пока девушка отпирала дверь, Шевцов развернул джип. Они вошли в комнату, где потолок снижался в обе стороны. Кровать была только одна, зато широкая, как футбольное поле. Обшарпанный телевизор стоял на тумбочке у окна. Шевцов сразу включил его, но на всех каналах передавали выступление президента, посвященное в основном экономическому развитию индустриального севера. Игорь не удивился этому. Безусловно, в начале речи президент выразил скорбь и соболезнования, а теперь давал понять, что жизнь продолжается и не все так ужасно. Что ж, подождем новостей.

Шерон ушла раздобыть чего-нибудь съестного, хотя Шевцов поначалу убеждал ее, что выходить не следует. В конце концов он махнул рукой: ему и самому хотелось есть. В ожидании он рассматривал комнату. Лакированное дерево потолка, которому желтоватый свет бра придавал особо теплый оттенок, по-деревенски простоватый уют занавесок на окнах, потертый палас, монотонное бормотание телевизора — все это согревало и умиротворяло. Шевцов представил себе, что они с Шерон не бегут от надвигающегося ужаса, а приехали на уик-энд или, того лучше, совершают свадебное путешествие. Не хватает только бутылки шампанского…

Этот пробел восполнила вернувшаяся Шерон — правда, в роли шампанского выступила литровая бутыль «Джонни Уокера». Девушка накупила чипсов, сладкой кукурузы, ветчины в банках. Все это она выгрузила на стол из бумажного пакета. Алюминиевые складные стаканчики нашлись в тумбочке. Шевцов скрутил пробку, разлил виски.

— За что выпьем?

— А за что принято пить в России?

— Когда как. За встречу, за знакомство, за удачу… Хотя нет, за удачу не пьют. Плохая примета.

— Я не верю в приметы, — тихо сказала Шерон. — Больше не верю. У меня есть талисман — керамическая собачка Топси. Я просила ее позаботиться о нашем полете… А все вышло вон как. Зимин…

— Что Зимин? — раздраженно перебил Игорь. — Можешь ты хоть сейчас не вспоминать о…

Он вдруг осекся и потрясение посмотрел на девушку.

— Что с тобой?

— Зимин! — чуть не закричал Шевцов. — Это невозможно!

Шерон с недоумением следила за разлетающимися из его стакана каплями виски.

— Зимин не должен был лететь, — отдышавшись, пояснил Шевцов. — Он дублер. Если бы не заболел полковник Рассонов… Как это наши гангстеры могли быть уверены, что Зимин окажется на борту?

Шерон вынуждена была признать, что совершенно упустила из виду это обстоятельство.

— Может, они отравили Рассонова, — предположила она. — Или Рассонов и Зимин заодно…

— Только не Рассонов, — убежденно возразил Игорь. — Я его знаю, как себя…

— Ты и Зимина знал.

— Меньше. Он всегда был какой-то… Замкнутый, весь в себе. Хотя и пошутить мог, если надо, и товарища поддержать в беде… Но при этом в нем всегда оставалась какая-то запертая дверь, а он из-за нее как будто милостыню подавал. Мол, вот вам, нате, отвяжитесь. Хотите, чтобы я был таким, — я буду, но все равно я выше вас…

— И подобного человека терпели? — изумилась Шерон.

— А что ему предъявишь? Прекрасный специалист, опытный пилот, ни одного взыскания… А заглянуть человеку в душу ох как трудно… Вот я сейчас рассказываю тебе о нем — а ведь все это я раньше хотя и чувствовал, но не осознавал, гнал от себя. Мало ли что кому почудилось, по поступкам надо судить… Да пес с ним, с Зиминым. Рассонов, его болезнь — вот что меня беспокоит.

Шерон поставила стакан на полированный столик и принялась вскрывать банку ветчины.

— Странно, что тебя это так поразило, — заметила она. — Мы же знали, что эти заговорщики орудуют и в России.

— Нет, ты не поняла… У Рассонова был типичный грипп. Это не просто яд, а культура вируса или такая отрава, которая вызывает похожие симптомы. Дихлофоса в кофе может плеснуть любой идиот, но это… Видишь ли, если бы им удалось убить нас всех, Зимин остался бы вне подозрений как дублер. Не знаю, на что он рассчитывал дальше, но это факт…

— Ну и что же? — по-прежнему не понимала Шерон. — Что в этом такого нового и необыкновенного?

— А то, что рушится моя единственная надежда… Наша надежда, — поправился он.

— Какая надежда?

— Россия, — горько сказал Шевцов. — Я надеялся… Мало, смутно, но надеялся, что если бы нам удалось каким-нибудь безумным способом установить контакт с Россией, то уж на своих-то я могу положиться, свои помогут и защитят. А теперь выходит…

Президент завершил речь, и на экране появилось знакомое всей Америке лицо популярного телекомментатора. Тема была одна — «Магеллан». По мере того как комментатор углублялся в подробности, выражение лиц Шевцова и Шерон менялось, возрастала растерянность, а под конец программы они были совсем сбиты с толку. Покоившийся в волнах корабль показали один раз, и то издали, зато много времени уделялось погрузке цинковых гробов в специальный самолет на базе «Черри Брэнч» и перелету в столицу.

— Скорбный кортеж направляется в Вашингтон, — вещал комментатор, — откуда тела двух российских героев доставят на родину…

— Здорово, — буркнул Игорь. — Оказывается, мое тело уезжает на Родину. Как бы и мне к нему присоединиться, а?

Шерон была не склонна к подобному восприятию передачи.

— Как они могут? — Она чуть не плакала. — Что они делают — и президент, и правительство? Они готовы обречь нас на смерть, лишь бы усидеть в своих креслах! Страшно подумать, что было бы, явись мы в полицию! Им пришлось бы оправдывать сказку о нашей смерти…

Игорь встал и выключил телевизор.

— Не надо так переживать, — обернулся он к девушке. — Все это нам на руку, меньше шансов на случайное опознание… И давай разберемся спокойно. Нам неизвестны подлинные мотивы вашего правительства… Почему сразу — обречь на смерть, усидеть в креслах…

— Теперь ты ничего не понимаешь! — разгорячилась Шерон. — По-твоему, они пойдут на то, чтобы оживить нас и выставить себя лжецами?

— Не лжецами, а разумными тактиками. Идет схватка. Малейший перевес той или другой стороны может оказаться решающим. Когда правительство одержит победу…