Старший майор быстро листал дела и изредка делал пометки. Сторонний наблюдатель ничего не смог бы понять по его лицу. Разве что отметил бы волевой подбородок, плотно сжатые губы и припухшие от усталости глаза. И еще он иногда морщился как от зубной боли пробегая глазами некоторые места в личных делах. Лишь в одном случае старший майор от души рассмеялся: когда читал объяснительную из дела Ротмистрова.

– Ну так пускай Гольдберг свою сучку на поводке держит. Законно по морде получил… – Проговорив эти слова он вдруг снова смолк, просмотрел еще несколько листов дела, нахмурился и зло сказал:

– Да плевать уже на его рапорт Кабулову. Глубоко плевать. Может, если успеет конечно, самому пожаловаться. Вот только не успеет. Этот парень уже недоступен не для кого.

Спустя час он снял трубку телефона и распорядился принести себе чаю. Встал и подошел к зеркалу. Помолчал и буркнул своему отражению:

– Да, жалко. Но так надо. И нечего на меня смотреть как на Гитлера. Всех мне жалко. И себя в первую очередь.

После чего вернулся за стол и решительно поставил свою резолюцию в уголке какого-то документа.

1 января 1942 года.

– Господин генерал, прибыл полковник Розен.

– Проси.

В кабинет четким шагом вошел высокий мужчина в белом, измазанном грязью и местами порванном маскхалате. Не доходя до стола пару метров, он щелкнул каблуками и вскинул руку в нацистском приветствии.

– Господин генерал…

– Оставьте Курт. Ну же… я жду! – седой мужчина в генеральской форме нетерпеливо махнул рукой.

– Все подтвердилось. В произошедшем боестолкновении разведгруппа ликвидирована. Шесть человек убито, один из диверсантов взят в плен. Предположительно командир группы. Он ранен и сильно контужен.

– Наши потери?

У полковника от злости скривилось лицо:

– Весь взвод гауптмана Фюле, в том числе и он сам, погибли…

21 мая 1943 года.

– Фрау гауптштурмфюрерин – это весь материал, который может удовлетворить вашим требованиям.

Невысокий, толстый штурмбанфюрер СС стоял на вытяжку перед молодой, не смотря на довольно высокое звание женщиной, тоже одетой в эсесовский мундир. Только у нее на рукаве, в отличии от мужчины, находился другой шеврон. Вместо «Мертвой Головы», там расположился серебряный овал, в котором лезвие меча обвивала лента, а по краям шла надпись латинскими, стилизованными под руны, буквами. «Deutsche Ahnenerbe». Значок с точно такими же символами висел на груди.

Возможно именно эта эмблема и заставляла штурмбанфюрера, стоять на вытяжку перед женщиной младше его по званию и каждую минуту протирать носовым платком обширную лысину, покрывающуюся от волнения испариной. Еще одной причиной волнения могла быть телеграмма от самого рейхсфюрера СС Гиммлера, в которой предписывалось оказать любое содействие гауптштурмфюрерин СС Герде Гедин. Тоже весьма немаловажный сигнал для того, чтобы постараться исполнить все требования необычного визитера. И вообще, женщина в эсесовской форме была явным нарушением политики руководства СС в отношении, да что там, даже всего Рейха. Она являлась единственным действующим женщиной– офицером СС, такого ранга, что по большому счету было нонсенсом. Почему? Да потому что в Рейхе считалось, служить в армии удел только мужчин, а женщинам всегда отводились второстепенные чины во вспомогательных частях. В лучшем случае.

Остальные находившиеся в кабинете эсесовцы, тоже стояли в струнку, но особого волнения не проявляли. Они больше пожирали глазами точеную фигурку гостьи и ее очень красивое, хотя и неимоверно холодное и надменное лицо. Женщина действительно была очень красива, именно красива, а не привлекательна. Для идеологов нацизма она показалась бы идеалом женского представителя арийской расы. Русые волосы, заплетенные в толстую косу. Большие глаза, напоминавшие оттенком морской лед и нереально идеальные черты лица. Форма, явно пошитая на заказ, ловко облегала крепкую, но очень стройную, явно спортивную фигуру…

– Вы называете это материалом? – угрожающе протянула женщина и сделала пару шажков по кабинету звякнув подкованными каблучками сапог.

– Фрау гауптштурмфюрерин, но у меня же не санаторий, – попробовал возразить комендант лагеря. – Я и так отобрал для вас самые лучшие образцы.

Комендант концентрационного лагеря «Дора-Миттельбау» столкнулся с нешуточными трудностями исполняя заказ гостьи. Ну право дело, откуда в концентрационном лагере возьмутся здоровые и не истощенные узники?

– Мне нужен не истощенный, здоровый материал мужского пола, в хорошей физической форме и разной расовой принадлежности. А это что? Толпа доходяг. Сколько придется потратить ресурсов для приведение их в более-менее пригодную форму? Особенно, когда эти ресурсы нужны для наших солдат, сражающихся на фронте с ордами восточных варваров. – Женщина не обращая внимания на собеседника, брезгливо ткнула рукой в неровный строй заключенный одетых в полосатую робу и выстроенных перед домиком начальника лагеря «Дора».

Заключенные действительно представляли собой удручающее зрелище. Сломленные, понуро сгорбленные, с потухшими глазами, в которых не прослеживалось ни капельки жизни. Единственным определением для их описания может служить фраза: «живые мертвецы». Как раз, их они больше всего и напоминали. Впрочем, один из заключенных, не смотря на болезненную худобу выглядел получше остальных; возможно за счет строевой осанки и как не парадоксально, веселых глаз.

– Поверьте, это самый лучший материал! – опять залебезил начальник лагеря. – Они из последнего этапа и еще не успели…

– Ладно, выхода пока у меня все равно другого нет… – Немного смягчилась лицом женщина, вызвав непроизвольный вздох облегчения у начальника лагеря. – Обеспечьте погрузку на баржу. У нас охрана своя, но сопровождение до причала возьмите на себя и не забудьте приказать передать личные дела оберштурмфюреру Крюгеру. Я отмечу Рейхсфюреру, что вы со своим заданием справились…

– Чертовы яйцеголовые… – тихо пробормотал штурмбанфюрер, когда гостья вышла из кабинета и уселась за руль белого, роскошного не по чину кабриолета «Хорьх» 853А, да еще тюнингованного в престижном ателье «Эрдманн унд Росси». – Чтобы вас, вместе с вашим островом, в вашу долбаную Вальхаллу унесло…

– Рудик мать твою, ты хоть представляешь где мы находимся? И какого хрена нас так кормят? – Я посмотрел на жестяную тарелку полную комковатого картофельного пюре, политого растопленным маргарином и непроизвольно застонал от голодных спазмов скрутивших желудок. – Млять!.. – выдохнул воздух, еле справившись с болью. – Етить Гитлерюгу в печёнку. Прям на убой!

Чудеса да и только… Со вчерашнего дня, то есть со дня прибытия, работать не заставляют, не бьют, кормят три раза в день, причем с каждым разом все лучше, вернее порции больше и даже в баню сводили.

С горячей водой и эрзац мылом! Робу новую выдали – не полосатую, а обычную черную спецовку. Не новую, но чистую. Тюфяки в камере приличные… И медосмотр, прямо как в летчики набирали, провели. Сука… витаминки два раза в день дают. В натуре витамины, я аскорбинку ни с чем не перепутаю. Сука, нутром чую, ничем хорошим это не закончится. Зараза… лучше бы остались в «Доре» – штреки в скалах рубить. Там хоть сдохнешь нормальной смертью, без особых извращений…

– Тише Сашка… – прошипел мой сокамерник и опасливо глянул на дверь камеры. – Услышат же… Опять бить будут…

М-да… а Рудик уже давно сломался. С тех самых пор, как на него натравили трех здоровенных овчарок в Заксенхаузене. Еле выжил парень… Да и не мудрено. Да и я сломался – но только в другую сторону. С тех самых пор, как сам попал в плен. Хотя по большому счету меня можно назвать везунчиком… Или наоборот?

Вот какого хрена группу отправили на убой? Сука, чуть ли не лучшие кадры в ОМСБОНе погубили.