Ни в рубке, ни в пассажирском модуле кейса не оказалось. Никто его утащить не мог, так что оставалось надеяться только на то, что кейс вышвырнуло куда-то при падении…
– Сань… сюда… – проорал мне Пашка, стараясь перекричать ветер. Погода стремительно портилась и начинался настоящий ураган.
– Иду… – Я побрел на голос. – Ты где?
Видимость стремительно ухудшалась, приходилось пробираться между обломками почти наугад.
– Да здесь же!.. – Синицын вынырнул из-за сорванного с корпуса двигателя и схватив меня за ремень потащил за собой.
В небольшой впадине между скалами лежало скрюченное тело. Это был кто-то из экипажа. Спина его полностью обгорела, но еще кое– где сохранились остатки синего летного комбинезона. Рядом валялся искореженный ПКМА сорванный с турели.
– Это он стрелял… – Паша осторожно перевернул тело на спину и выматерился. – Твою же мать…
Перед нами лежала совсем молоденькая девушка. Лицо исказила предсмертная гримаса, но оно не обгорело и еще можно было различить простоватые, но вполне симпатичные черты. Ветер трепал пушистую русую челку…
– Черт. Надо бы похоронить ее… Зверье же растащит… – Синицын стянул себя шлем с подшлемником. – Черт… ей жить да жить…
– Всем бы жить да жить… – я присел и вытащил у нее из нагрудного кармана упакованные в пластиковый чехол документы, мельком просмотрел и спрятал себе в ранец. – Ищи Паша долбаный кейс. А она… она, поймет нас.
Да…. так бывает. Не все воины находят свою могилу. Командование воздаст честь по заслугам… может быть, друзья и боевые товарищи оплачут и справят тризну. А сам солдат может остаться лежать костями на поле боя… Млять… был бы поэтом – сказал бы, что это суровая правда войны. Но я не поэт, поэтому ни скажу ничего.
Прикрыл пальцами веки подпрапорщику ВВС РСФСР Никулиной Антонине Мартемьяновне, геройски погибшей при выполнении воинского долга, подержал пока они не закрылись и ушел.
Дела у нас… Долбаные дела!..
Кейс нашли, когда ураган разгулялся в полную силу. Нашли совершенно случайно… Я буквально споткнулся об него, когда мы уже совсем отчаялись и собрались убираться куда подальше – ветрюган начал швырять обломки дирижабля как пушинки.
Плоский продолговатый чемодан, черного цвета. Тяжелый как гиря. Абсолютно без маркировки. Похоже ему сильно досталось, но как ни странно, на поверхности не было ни царапинки. Желания полюбопытствовать, что в нем, у нас не возникло. Мало ли какую хрень яйцеголовые туда запихнули. Плавали – знаем. Особенно я…
Ну вот… как бы задание выполнено. Честь нам и хвала, с иконостасом орденов на геройскую грудь в придачу. Осталась самая малость – вернутся. А вот с этим намечаются нешуточные проблемы…
Не то что, куда-то ехать или идти, стоять на ногах невозможно. Не ураган, а торнадо какое-то… Млять… ползти? Ползти можно, вот только куда, видимость нулевая – темно как в заднице у негра. Это не я сказал – Пашка. Ему видней… я негров только на картинке видел, а задницу своей горничной пока не освоил…
Коллективно докричавшись друг до друга, решили выдвигаться дальше в горы – искать какую-нибудь щель, дыру, пещеру… да по хрен куда, лишь бы забиться и пересидеть этот погодный бардак.
Бардак… Апокалипсис нахрен. Армагеддон млять… Рев стоит такой, что собственного голоса не слышно, даже дышать трудно. С ног сбивает, на колени стать и то проблема. Конечности совсем окоченели – холодина пронизывает меховой комбинезон как батистовую рубашонку. В общем весело…
Черт… а идти то надо. И шли эдаким паровозиком, привязавшись друг к дугу и по очереди таща хренов кейс. Тело застыло до такой степени, что хотелось наплевать на все и умереть. Немного взбодрились вкатив себе по порции болевого стимулятора из аптечки – но это ненадолго. За все приходится платить.
Куда мы забрались, я даже не представляю, перли наобум как лоси во время гона, но по какому-то наитию я углядел едва заметную, забитую снегом щель, уходящую куда-то вглубь между скалами. Не иначе боженька помог…
Думать не приходилось и я изображая из себя бульдозер попер напролом, таща за собой Пашку. Узкий извилистый ход неожиданно расширился, а потом плавно перешел в небольшую пещерку. Луч фонаря высветил груду слежавшейся травы, в нос шибануло ядреным звериным запахом…
– Сань… тьфу ты… – Пашка отколупывал с лица ледяную корку. – Мля… а куда это нас занесло. Сука… как собаки нассали…
– Они и нассали… – я повел фонариком по пещере и остановил его на еще одном лазе в стене… – Млять…
Уши резанул утробный вибрирующий рык, в щели замерцали два ярко зеленых пятнышка.
– Твою же мать! – Пашка вскинул пулемет и в ту же секунду его с диким ревом сшибло длинное, гибкое, пепельно-пятнистое тело.
Я не нашел ничего умнее чем двинуть оседлавшую Пашку зверюгу прикладом по горбу, а потом потянул из ножен кинжал, но тут же полетел на пол. Тварь переключилась на меня.
Успел прикрыть горло локтем и всаживая клинок куда попало, попытался крутнуться скидывая зверюгу с себя…
Помню только пронзительные нечеловеческие визги разрывающие уши и боль пронзающую все тело. Потом грохот и темнота окрашенная в кровавые разводы…
Я видел темноту, я ее ощущал, мне было удивительно комфортно и спокойно. Боль трансформировалась в тепло – в добрый, обволакивающий все мое тело огонь. Непонятным образом я находился в полном сознании, но только в пределах темноты окружающей меня. Иногда она прерывалась яркими вспышками, ритмичной музыкой преходящей в гул, мягким убаюкивающим покачиванием и чьими-то голосами… голосами… голосами… Глаза открылись сами по себе и я увидел высокий каменный потолок покрытый причудливой резьбой…
– Что за?… – попытался пошевелится и несказанно удивился что у меня это получилось. Тело напоминало кусок деревянной колоды, но все же слушалось. И ничего не болело…
Скосил глаза на раздающийся сосем рядом чей– то тихий храп с причмокиванием и узрел гвардии прапорщика Синицына. Лежащего на низеньком, вырубленном из цельного камня топчане и укрытом меховым одеялом. Паха спал и по своему обычаю сладко прихрапывал.
Так нас не сожрали?
Шо, опять?
Где пещера?
Где гребаный пещерный зверь?
Каким образом меня сюда занесло?
Вот же мля…
Немного поколебался и попытался встать. И встал… Дождался пока прекратится головокружение и понял, что каким-то чудесным образом оказался совершенно голым. Только медальон на шее остался. Голым… Осмотрел себя и обнаружил что ничего не изменилось. Почти… Добавились едва заметные белые рубцы на предплечье и бедрах.
– Не… ну это шрамы и ежу понятно… Зверюга подрала… – обнадежил я себя в голос и осекся.
Твою же соседку в дудку… Да они по виду, минимум годичной давности…
– Мама! – вырвалось само по себе. – Это сколько же я здесь валяюсь?
Прикоснулся к подбородку и почувствовал щетину… Так… я меру своей волосатости знаю. Щетина, а верней бородка примерно десятидневной давности.
– Не брили же меня?..
Огляделся по сторонам…
Очень интересно… Такое впечатление что мы находимся в комнате, вырубленной в сплошном каменном монолите.
Да… никаких щелей. Потолок, как я уже говорил, в резной причудливой вязи. По углам пучки каких-то сушеных травок. И дух от них идет такой приятственный, чем-то на мяту схожий. На стенах деревянные полочки с немудрящей утварью: разные там чашки, плошки. Парочка поставцов с большими… большими… да это же что-то вроде грибов! Светятся мягким, не очень ярким, но достаточно сильным светом. На полу шкура мамонта. Именно она, я такие уже видел. Рыже-пегий жесткий, длиннющий волос. Под ногами пружинит. Да что за…
Хотел ломануться в дверь, но к своему ужасу ее не нашел и заорал на Синицына:
– Пашка вставай сукин кот!!! Куда это, мля, нас занесло!!!
– А!? Что?! – Паша резко подорвался с топчана, а потом разглядев меня радостно завопил. – Сашка! Очнулся лесной чертяка! А я то думал, что и не проснешься!
