— Что это им всем дома не сидится? — сказал Кларк. — Охота была подвозить такого бродягу.

— И никогда не подвози, — поддержал Ревир.

Впервые за весь день он заговорил приветливо. Все обрадовались.

— Даже не подумаю! — живо отозвался Кларк. Возьмешь такого в машину, а он, пожалуй, прикончит тебя и машину угонит. Ему терять нечего.

— А вдруг ты сам станешь бродягой? Тогда как? — заметил Джонатан.

— Я-то бродягой стать не собираюсь.

— Они, надо думать, тоже не собирались.

Кречет вдруг устал. Слишком много приходится видеть, за всем надо следить. Утром разбудило воронье, а теперь уже заехали вон в какую даль и мчатся невесть куда. Он и не думал, что можно уехать так далеко от дома. Какие-то мальчишки осторожно вышли на самую обочину шоссе и уже совались вперед, готовясь перебежать дорогу, едва проедет Ревир… каково было бы жить в этих местах, так далеко от гор, что их даже и не видно? У этих мальчишек — один, наверно, не старше Кречета — какая-то совсем другая жизнь. У Ревира столько всего, и столько народу ему подчиняется, а на самом деле не такой уж он богатый. Вокруг — бесконечно огромный мир, в нем даже Ревир потеряется, если кто-нибудь отнимет у него машину и деньги и бросит на дороге, и тогда он тоже должен будет проситься на попутную.

— Ты что, миленький, пить захотел? Или надо кой-куда? — спросила Клара.

— Ага.

— Остановимся тут, — сказала она. И тронула руку Ревира, будто без этого он ее не услышит. — Вот вроде приличный ресторанчик. Нет, погоди, тут паршиво. А вон там, через дорогу…

— Нам еще довольно далеко ехать, — начал Ревир.

— Там вроде прилично, чистенько, — продолжала Клара, будто не слышала.

Ресторан был весь стеклянный, прямо как на картинке в журнале. Кречет никогда бы не посмел войти туда один. Ревир чуть поколебался, сбавил скорость и вырулил в средний ряд, выжидая, когда можно будет свернуть.

— Вы все тоже не прочь сюда заехать, верно, мальчики? — спросила Клара, только теперь вспомнив про остальных.

В ресторане оказалось душно и чем-то резко пахло. Пол скользкий и не очень чистый. Кречет стоял рядом с матерью и ждал, пока бойкая девица за стойкой разрезала булочки и вкладывала в них горячие сосиски. За одним из столиков, разделенных занавесками, шумела и хохотала компания подростков; патефон-автомат играл что-то непонятное — мотива не разберешь, все только стучит да бухает. Ревир остался в машине и ждал их. Зайти сюда не захотел, сказал, что не хочет ни есть, ни пить. Его сыновья прошли в мужскую комнату, а Клара разглядывала себя в огромном, во всю стену, зеркале.

— В городе всюду так? — спросил Кречет.

— Не знаю. А тебе что, не нравится?

— Нет…

Клара оперлась коленом на табурет и поглядела по сторонам.

— Да, пожалуй, тут паршиво, — сказала она. — Больно уж просто.

— Как это?

— Сюда ходит одно простонародье.

И Клара засмеялась, выставила напоказ белые зубы, словно посвятила Кречета в какой-то секрет. Наклонилась, обвила руками его шею. Он хотел отстраниться, но не мог; впрочем, она только на миг крепко его обняла и сейчас же выпрямилась и забыла о нем. Он заметил — мальчишки из той кабинки все уставились на Клару. Другие кабинки пустые, в одной еще не убрано со стола после прежних посетителей.

— Это сколько стоит? — спросила Клара и показала пальцем на кусок торта под стеклом.

Девица назвала цену. Клара купила кусок и велела завернуть «Кречету на потом».

Откуда-то сбоку вышел Кларк, он вытирал руки о куртку. На нем была легкая парусиновая курточка мутно-зеленого цвета. Он только что причесался, волосы гладко лежали на висках, открывали невысокий лоб.

— Вкусно пахнет! — весело сказал Кларк. Сел на табурет рядом с Кларой, поглядел по сторонам. — Хорошо, что вы попросили его остановиться. Нас бы он не послушал.

Услыхав его неторопливую, протяжную речь, кто-то из мальчишек в кабинке захохотал, другие подхватили. Кларк сердито оглянулся на них.

Вышли Джонатан и Роберт. Джонатан замешкался, стал смотреть, как жарятся сосиски.

— Пускай ржут, дураки, ты не обращай внимания, — сказала Клара, взяла у официантки завернутый торт и положила к себе в сумку. Ее ничуть не заботило, слышат ли ее те мальчишки, она сказала это в полный голос, весело и дружелюбно. Кларка будто оглушило, он круто повернулся на табурете. Джонатан опустил глаза. Официантка принесла им в маленьких картонках булочки с сосисками, уже намазанными горчицей, и внимательно посмотрела на Клару. Сыновья Ревира чуть не бегом бросились к дверям, они не решались приняться за еду тут же, в ресторане; Клара неторопливо пошла следом. Кречет ждал — сейчас ее окликнут. Вдруг эти мальчишки что-нибудь такое скажут? Притвориться, что не слышишь? Но Клара-то притворяться не станет. Она преспокойно прошла мимо, а они, потягивая через соломинки свое питье, не спускали с нее жестких и насмешливых глаз.

— Я думала, это порядочный ресторан, — сказала Клара Ревиру. — А это самая обыкновенная забегаловка.

Когда наконец добрались до Гамильтона, всех уже мутило от долгой езды. В глазах у Кречета рябило от исхлестанных дождем мостов, по которым они проезжали, — такие старые, скучные мосты, а под ними мелькают узкие долины, далеко внизу бегут рельсы, откосы по сторонам кое-где поросли травой. Ревир теперь едет медленнее. На шоссе вливаются новые потоки машин, и оно уже все скользкое от дождя. И гудки машин сквозь шум дождя звучат приглушенно, жалобно.

— Это не твоя фабрика? Вон там? — спросила Клара.

Ревир сказал — нет, не его. Вдалеке, за какими-то пустырями, за тесными сборищами словно кое-как сваленных в кучу каркасных домишек, поднялись в хмурое небо фабричные трубы. У каждой наверху — красноватый огненный венчик.

— Там пожар? — спросил Кречет.

— Нет, Кристофер, так и должно быть, — сказал Ревир.

Мелкий дождь брызжет в ветровое стекло, «дворники» смахивают капли, но сейчас же стекло опять становится рябое. Кречет напряженно выпрямился — вдруг что-нибудь проглядишь. Сбоку у дороги что-то делают люди в белых шлемах, на шлемах дрожат яркие отблески; оглушило прерывистым сверлящим грохотом, у Кречета даже зубы заныли.

— Фу, черт, — сказала Клара.

Проехали. Теперь Ревир ведет машину по широкой улице, но дома и постройки тут странные, они стоят впритык к тротуару. Многие заколочены, и на запертые двери, на слепые окна кто-то налепил афиши — отвратительные, кричащие ярко-желтые рекламы цирка и сигарет. В одном деревянном доме живут люди: окна крест-накрест забиты досками, а все равно на веранде стоит холодильник и с порога смотрит босоногая негритянка.

— Тут все черные? — спросил Кречет.

— Только в этом месте.

— Мы тут остановимся?

— Нет, — сказала Клара и засмеялась.

Немного погодя опять подъехали к перекрестку и свернули на дорогу пошире, посередине — разделительная полоса, и на ней трава, кусты, даже деревья. Кречет смотрел во все глаза.

— Вон тот дом мне нравится, — сказала Клара и показала пальцем.

Ребята на заднем сиденье о чем-то болтали.

— Погляди-ка, вон, в витрине. — Клара потянулась, тронула Ревира за рукав. — До чего миленькое платье, никогда такого не видала!

Голос ее чуть заметно дрогнул, в нем прорвалось что-то просительное, умоляющее, она этого, пожалуй, и не заметила, а Кречет понял и смутился. Позже, через несколько часов, Ревир ей скажет — пускай купит себе все, что захочет, и она удивится и обрадуется, ведь к тому времени она уже забудет про платье в витрине. У нее немало бывает вот таких неожиданных радостей.

Теперь пошли другие места, дома по сторонам большие, не хуже, чем у Ревира. Они стоят далеко от дороги, а перед ними просторные зеленые лужайки. От волнения Кречета бросило в дрожь: разговоры ребят за спиной, болтовня матери и эти дома, тихие, непроницаемые, непривычно разукрашенные по фасаду, — все такое чужое, непостижимое, удивительное. А ведь это все только проносится мимо, а впереди — похороны, и там надо будет увидеть покойника.