– Как хотите. Но я сяду, – сказал Жибасье, который по ломоте во всем теле вспомнил о неудачном ночном приключении. – Итак, – добавил он, устроившись на стуле, – теперь, если желаете сказать, чему я обязан счастью видеть вас, я слушаю.
– Вы можете располагать неделей? – спросил Сальватор.
– Все зависит от того, зачем понадобится эта неделя. Это ведь одна тысяча семьсот шестнадцатая часть человеческой жизни, если верить статистике, которая определила среднюю продолжительность жизни человека в тридцать три года.
– Дорогой Жибасье, – сказал Сальватор с самой нежной улыбкой на губах, – если допустить, что средняя продолжительность человеческой жизни именно такова, я рад видеть, что вы лично являетесь исключением из этого правила. И хотя вам ненамного больше тридцати трех лет, вы, бесспорно, уже преодолели этот рубеж.
– Стоит ли этому радоваться? – по-философски и одновременно с грустью ответил на это достойный Жибасье.
– Вопрос вовсе не в этом, – сказал Сальватор.
– А в чем же в таком случае?
– В том, что, преодолев роковую черту, вы, по всей вероятности, сможете прожить две средних жизни, то есть шестьдесят шесть лет, что делает вашу неделю уже одной трехтысячетридцатьвторой частью вашей жизни. Заметьте, что я говорю это вовсе не для того, чтобы поторговаться о цене вашей недели, а для того, чтобы поправить вашу точку зрения на ваше же собственное долголетие.
– Да, – сказал Жибасье, которого эти доводы явно убедили. – Но смогу ли провести эту неделю достаточно приятно?
– И приятно, и с большой пользой. Вы сможете соединить, что случается очень редко, завет Горация, труды которого вы, как большой ученый, не можете не любить: Utile dulci.[18]
– Так о чем идет речь? – спросил Жибасье, чья артистическая натура увлеклась столь живописным разговором.
– Речь идет о путешествиях.
– А! Браво!
– Вы любите путешествовать?
– Обожаю!
– Видите? Все так замечательно складывается!
– И в какую же страну я должен поехать?
– В Германию.
– Germania mater… Еще лучше! – воскликнул Жибасье. – Мне тем более приятно будет поехать в Германию, что я прекрасно знаком с этой страной, а все мои поездки туда заканчивались очень удачно.
– Это известно. Поэтому-то вам и предлагают туда поехать. Успех дела будет непосредственно зависеть от вашего счастья.
– Что вы сказали? – переспросил Жибасье, которому после схватки с плотником послышалось слово честь.
– Счастья, – повторил Сальватор.
– Отлично, – сказал Жибасье. – Что ж, следует признать, что все это вполне возможно. Я с удовольствием воспользуюсь случаем уехать из Франции на несколько дней.
– Все получается как нельзя лучше!
– Париж подрывает мое здоровье.
– И правда, – сказал Сальватор, – глаза ваши затекли, шея посинела, кровь явно прилила к голове.
– Это все от того, дорогой мсье Сальватор, что сегодняшней ночью, – ответил Жибасье, – я чуть было не умер от ужасной апоплексии.
– Вы, наверное, к счастью, – наивно спросил Сальватор, – вовремя пустили кровь?
– Да, – ответил Жибасье, – пустил кровь. Очень много крови.
– Хорошая мера перед отъездом в путешествие. Человек чувствует себя облегченным.
– О, сильно облегченным!
– Значит, я могу говорить о деле?
– Говорите, дорогой мсье Сальватор, говорите. Что вы конкретно предлагаете?
– Дело совсем простое: надо просто передать одно письмо. Вот и все.
– Гм! Гм! – процедил сквозь зубы Жибасье, в мозгу которого моментально зародились сомнения и подозрения. – Посылать человека в Германию только для того, чтобы он передал письмо, когда работа почты так хорошо организована! Черт побери!
– Что вы говорите? – спросил Сальватор, внимательно за ним наблюдавший.
– Я говорю, – произнес Жибасье, качая головой, – что письмо, которое вы хотите послать, чертовски важное. Ведь если бы оно было обыкновенным, вы не стали бы, я полагаю, тратить на его пересылку такие большие деньги.
– Вы правы, – сказал Сальватор, – письмо это чрезвычайно важное.
– Полагаю, политическое?
– Целиком и полностью.
– Задача не из простых, да?
– Совсем не из простых.
– Следовательно, поручение это опасное?
– Опасное, если не принять всех мер предосторожности.
– Что вы понимаете под мерами предосторожности?
– То, что письмо это – всего лишь чистый листок бумаги.
– А адрес?
– Вам его скажут.
– Значит, письмо написано симпатическими чернилами.
– Придуманными лицом, которое его напишет. Это изобретение не смогут разгадать даже сами господа Тенар и Орфила.
– Но у полиции, кроме господ Тенара и Орфила, есть еще один химик.
– Эти чернила бросают вызов самой полиции. Могу сказать вам это, дорогой мсье Жибасье, с полной уверенностью. Это для того, чтобы вам не пришло в голову продавать господину Жакалю это письмо за двойную цену против той, которая будет вам уплачена за его доставку.
– Мсье! – произнес, гордо выпрямив спину, Жибасье. – Вы, значит, полагаете, что я способен на такое…
– Плоть человеческая слаба, – ответил Сальватор.
– Это правда, – со вздохом прошептал каторжник.
– Сами видите, – продолжил Сальватор, – что вы абсолютно ничем не рискуете.
– Вы говорите мне это для того, чтобы я согласился выполнить задание со скидкой?
– Ни в коем случае: задание будет оплачено в зависимости от его важности.
– И кто же установит его цену?
– Вы сами.
– Но для этого я должен знать, куда именно я должен буду поехать.
– В Эйдельберг.
– Отлично. Когда выезжать?
– Как можно скорее.
– Завтра будет не слишком рано?
– Сегодня вечером было бы лучше всего.
– Я слишком устал, чтобы отправляться в путь сегодня вечером. У меня была очень напряженная ночь.
– Бурная?
– Слишком бурная.
– Хорошо, пусть будет завтра утром. А теперь, дорогой мсье Жибасье, сколько вы просите?
– Для того, чтобы поехать в Эйдельберг?
– Да.
– Мне придется провести там некоторое время?
– Да, чтобы получить ответ. А потом вернуться в Париж.
– Ну, тогда тысячу франков. Это не слишком много?
– Я спрошу вас иначе: хватит ли вам этого?
– Я человек очень экономный. Если не тратить лишних денег, этой суммы мне должно вполне хватить.
– Хорошо, договорились: тысяча франков за то, чтобы доставить письмо. А для того, чтобы привезти ответ?
– Еще столько же.
– Значит, две тысячи франков: тысяча туда, тысяча обратно.
– Точно так: тысяча франков, чтобы приехать к месту назначения, и тысяча, чтобы вернуться.
– Теперь, поскольку мы оговорили расходы на поездку, остается обсудить цену доверия, то есть стоимость самого поручения.
– Ах так? Значит, цена поручения не входит в эти две тысячи франков?
– Задание настолько важное и доходное, дорогой мсье Жибасье, что на тысячу франков больше или меньше…
– Не много ли покажется, если я попрошу две тысячи франков?
– Вы очень разумны в ваших запросах.
– Значит, так: две тысячи франков в оплату за проезд, две тысячи за выполнение задания…
– Всего четыре тысячи франков.
Произнося эти слова, Жибасье вздохнул.
– Не кажется ли вам, что этого маловато? – спросил Сальватор.
– Нет, мне подумалось…
– О чем же?
– Нет, ни о чем.
Жибасье солгал: он подумал о тех трудностях, с которыми придется заработать четыре тысячи франков, и о том, что всего лишь несколько часов назад он чуть было не получил с такой легкостью и безо всякого напряжения пятьсот тысяч франков.
– И все же, – сказал Сальватор, – сердце, которое вздыхает, еще чего-то желает.
– Желания человеческие беспредельны, – ответил Жибасье, отвечая цитатой на поговорку.
– Наш великий моралист Лафонтен сочинил по этому поводу басню, – сказал Сальватор, – но давайте вернемся к нашим баранам.
18
Utile dulci (лат.) – полезное с приятным. (Прим. изд.)