— Чего там уметь! — сказал я. — Возле нашего дома знаете какой сад? И яблоки в нём есть, и смородина, и малина!

— Ну, если у вас такой сад, значит, учить вас нечему.

Между прочим, Ира мне очень понравилась: весёлая, деловая и чем-то на Дусю похожа, не то веснушками, не то характером. И мне очень захотелось как-то перед ней отличиться. Вот я и скажи ей про сад. Вроде соврал, а вроде и нет: ведь я не назвал его своим, а просто сказал — «возле нашего дома». Но когда даже капельку соврёшь, то получается, что надо и дальше врать. И, чем дальше говоришь, тем больше врёшь. Вот и сейчас так получилось. Я уж и не рад был, что Ира мной заинтересовалась.

— Уже, наверно, урожай снимаете? — спрашивала она.

— Да, — неопределённо промямлил я, — уже первые яблоки сняли.

Тут Димка наступил мне на ногу. Я ойкнул, обернулся, чтобы дать ему сдачи, да так и замер: на пороге стоял дядя Терентий!

— Продолжай, не стесняйся, — подбодрила меня Ира. — Это Терентий Ефремович, учитель биологии, а теперь пенсионер и почётный председатель нашего общества «Зелёный патруль».

У меня язык будто распух, во рту пересохло, захотелось кашлять.

— Нет у нас никакого сада, — наконец выдавил я, — это не наш сад, а дяди Терентия, и яблоки мы не собирали, а…

— Ну и что же? — прервал меня дядя Терентий. — Стесняться тут нечего. Нет своего — так будет. Сад дело наживное. А помогать они мне помогали. Да ещё как! В «Зелёный патруль» их можно принять.

— Ну-у! — протянула Ира и развела руками: дескать, если уж сам дядя Терентий хвалит, то ей говорить нечего.

Ира дала нам толстый рулон плакатов, чтоб мы расклеили их на своём дворе и на улице. Теперь мы помощники ДОСО и должны не только сами сажать деревья, но и другим доказывать, какое это полезное дело. На прощание она по-взрослому пожала руку каждому из нас.

Я, между прочим, очень люблю пожимать руку. Рукопожатие у меня крепкое, особенно если я постараюсь. Девчонки после моего рукопожатия дуют на свои пальчики и визжат. А я делаю удивлённое лицо и говорю: «Извините, я старался как можно легче, уж и не знаю, как это получилось». Девчонки удивляются, охают, ахают и говорят: «Какой ты сильный!» или даже «Какой вы сильный!»

В общем, начинают уважать. Силу всегда уважают.

На этот раз я решил показать свою силу Ире, и когда дошла до меня очередь прощаться, я так стиснул ей руку, что у неё даже глаза потемнели. Но она не стала визжать и дуть на пальцы, только сказала:

— Ты что это, Алик?

Я сделал невинное лицо:

— Ах, простите, я старался как можно легче…

Но Ира не дала мне договорить.

— Запомни: физическая сила хороша там, где она приносит пользу. А вообще-то, главное в человеке — сила воли.

Мне стало не по себе. А тут ещё Василёк вмешался:

— Алик, ты почему стал такой красный, как свёкла?

Ребята вокруг зафыркали, а Дуся прибавила:

— Любишь ты, Алик, пыль людям в глаза пускать.

Один Алёша меня выручил. Он подмигнул мне и спросил Иру:

— А что такое сила воли?

— Ну как тебе сказать… Вот мне, например, никогда не давались задачки по химии, всегда что-нибудь напутаю. А я очень хочу поступить в сельскохозяйственный техникум, потому что природу люблю. В этом техникуме химия — главный предмет. Вот я и решила одолеть эти задачи. Приду домой после работы, поем и сажусь за стол. Другой раз в кино захочется или на каток, а я соберу свою волю в кулак и сажусь за учебник. Иначе не видать мне этого техникума, как своих ушей. Правда, не всегда мне это удаётся, но я стараюсь…

Ира увлеклась своим рассказом, а обо мне и забыла.

Алёшка опять подмигнул и прошептал:

— Видал? Клюнуло!

— Я тоже кое-что могу добавить, — сказал дядя Терентий. — Сильный человек всегда умеет побеждать свои дурные привычки. Например, привык он подмигивать. Нравится ему, что все над ним смеются, — значит, он в центре внимания. А лотом привыкнет и начнет мигать, где надо и не надо, даже при серьёзном разговоре.

Дядя Терентий и не взглянул на Алёшку, но все сразу поняли, о ком речь.

— Вот тебе и «клюнуло»! — шепнул я Алёшке. — Сам ты наклюнулся, вот что!

Алёшка смутился и от волнения печально мигнул левым глазом. Мне было жалко его, но даже я не удержался от смеха. А он не знал, куда глаза девать. К счастью, дядя Терентий спешил и начал прощаться. Он тоже пожал нам руки, но я, наученный горьким опытом, не стал показывать ему свою силу. А Алёшка старался глядеть прямо и не мигать, хотя с непривычки лицо у него стало совсем деревянным, как у Буратино.

Мы решили выжить картошку из сада и засадить огород деревьями. Но сначала надо было добиться, чтобы все жильцы согласились на это и помогли нам. Мне поручили поговорить с моей матерью и тётей Полей, маминой сестрой, которая приехала к нам в гости.

Когда я пришёл домой, они обе пили чай и разговаривали про болезни. Тётя Поля — хирург, а моя мать — заведующая заводской амбулаторией. Стоит им встретиться — и между ними начинается разговор, в котором обычные слова заменяются медицинскими. Не успел я войти, как тётя Поля меня спрашивает:

— Ну, Алик, что твой кариез?

Я только плечами пожал:

— Никакого кариеза у меня нет.

— Как, а твой зуб? Тебе уже наложили пломбу?

Тут только я понял, в чём дело: неделю назад у меня заболел зуб и мне его лечили в поликлинике.

По-моему, гораздо проще вместо слов «кариез» и «наложили пломбу» просто спросить: «Ты вылечил зуб?» Но я не стал спорить: бесполезное дело! Их не переубедишь. Начнут говорить непонятные слова, а настоящего разговора не получится. Надо было воспользоваться тем, что мама с тётей Полей отвлеклись от своих медицинских разговоров.

— Тётя Поля, — говорю я, — вы себя увековечили?

Брови тёти Поли взлетели на лоб.

— Не понимаю, Алик, что ты имеешь в виду?

— Ах, Полина! — вдруг воскликнула моя мать. — Неужели ты не догадываешься, что твоя последняя операция на сердце так прогремела по городу, что даже детям о ней стало известно!

— Ганя, ты преувеличиваешь! — прервала тётя Поля мою мать. — Я считаю, что здесь ты больше сделала, потому что, если бы ты своевременно не поставила диагноз, то Петров не вынес бы операции…

И опять посыпались медицинские слова.

Тут я не выдержал и говорю:

— Я не об этом, я о деревьях.

— О деревьях? — удивилась тётя Поля.

— Да, о деревьях. Ну, например, сажали вы что-нибудь?

Мать сказала, что в детстве сажала клубнику, а тётя Поля начала вспоминать, как она посадила где-то малину и как та вся посохла.

— А помнишь, Ганя, как мы с тобой ходили по ягоды?

— Да, золотое было время! — размечталась мать. — Помнишь, какой лес за нашей деревней был?

У меня терпение лопнуло:

— Да я же не о лесе, я о деревьях!

Тётя Поля только плечами пожала.

Вот и попробуй тут поговорить! Я махнул рукой и, расстроенный, побрёл во двор, чтобы посоветоваться с Димкой.

Димку я застал во дворе. Он склонился над каким-то древесным ростком и трагическим голосом говорил:

— За что вы погубили бедное растение?

— Да, за что? — эхом откликнулся стоявший рядом Санька.

— А ведь какое бы дерево выросло! — плаксивым голосом продолжал Димка. — И сколько бы на нём созрело яблок! Вам бы не пришлось, тётя Катя, ходить на рынок и тратить деньги — Василёк сам бы срывал их и ел, сколько душа пожелает.

Тётя Катя стояла у кухонного окна, и лицо у неё было очень сердитое. Я сразу понял, в чём дело. Она только что выкупала Василька и, как обычно, выплеснула воду за окно. Я посмотрел на «бедное растение». Быть может, это и была яблоня, но, сказать по правде, её глянцевитые и жёсткие листья напоминали берёзу. Раньше мы и не замечали этого побега, но теперь дело другое. Теперь мы не могли позволить, чтобы кто-то, пусть даже наши матери, губил зелёные насаждения!