— А ну-ка, зайди сюда! — Вера Ивановна распахнула дверь.

Мишука увидел комнату с маленькими голубыми партами. Доска была низко подвешена и блестела. Мишука не удержался, схватил мел с желобка и быстро нарисовал человечка, приговаривая волшебные слова:

— Точка, точка, два крючочка, носик, ротик, оборотик, палка, палка, огуречик, вот и вышел человечек.

Эти слова всегда помогают рисовать. Вот и сейчас помогли — улыбается Вера Ивановна, значит, и ей рисунок понравился.

— Ты, мальчуган, в какой класс записан? — спрашивает.

— Он ни в какой, ему ещё только шесть лет, — затараторил Митяй. — . А я в первый. А» записан. — И он опять с гордостью оглядел свою новую форму.

— И я тоже в первый. А», — заявила Ириха.

— Вот это и есть первый. А», — сказала Вера Ивановна и подмигнула помрачневшему Мишуке.

Ушла Вера Ивановна, а Митяю с Ирихой так понравилось в своём классе, что они и про приёмочную комиссию забыли, и про свои обязанности. Облюбовали себе парты в первом ряду, сидят, хохочут. Потом Ириха встала возле учительского стола, откинула волосы назад и стала их назад приглаживать, волосок к волоску, как у Веры Ивановны.

— Митяй-Починяй, иди к доске, — строго пропищала она. — Сейчас я буду тебя учить.

— Нет, это я тебя буду учить! — возразил Митяй.

Они заспорили, а про Мишуку забыли.

А он выбрал себе парту у окна, достал из кармана карандаш, помусолил грифель, чтоб лучше писал, и приготовился выводить буквы на парте, да пожалел: уж больно она чистая да блестящая, видно, очень маляры старались — красили.

Вдруг видит — на полу у окна тетрадный листок белеет. Кто-то обронил. Взял Мишука листок, сел снова за парту и стал писать. А так как читать и писать он научился сам, с помощью кубиков, то он, конечно, не знал, как надо правильно писать буквы. Поэтому у него и получилось вот что:

Потом подумал, полюбовался на свою работу и подписался:

Очень старался Мишука, даже язык высунул, совсем лиловый стал от химического карандаша! Закончит Мишука букву и языком прищёлкнет — вроде как похвалит самого себя за усердие. Потом собрал Мишука все крошки из кармана, размял их пальцами и прилепил бумажку к откидной крышке парты.

Пусть все знают, чья это парта!

Утром Митяй, как всегда, зашел за Ирихой.

Нет, не как всегда! Как всегда, он заходил за ней играть, а сегодня — чтобы в школу идти. Сегодня — первое сентября!

Хотел Митяй постучать в дверь ногой, да раздумал. Не годится школьнику ногой стучать. Взял он половую щётку, которая стояла у соседнего порога, черенком щётки дотянулся до электрического звонка и нажал на кнопку. Дверь немедленно открылась, и тётя Тоня, по-праздничному нарядная, впустила Митяя в переднюю.

— Ах, Митяй, ты стал совсем взрослый! — всплеснула она руками. — И как тебе школьная форма идёт!

Вчера ещё Митяй стучался в эту дверь, и тётя Тоня, как всегда, удивлялась: «Ах, это ты, Митяй? А я думала, мышь!» Но это было вчера. А сегодня… сегодня всё не как всегда!

Даже Ириха на себя не похожа — уже позавтракала.

— Мама! — сказала Ириха. — Ты нас сегодня не провожай. Школа рядом, и мы сами уже знаем, в каком классе будем учиться.

— Да и вообще мы всё знаем, — для пущей важности сказал Митяй. — Ведь мы сами эту школу строили.

— Да, да, — согласилась тётя Тоня. — Вы теперь совсем взрослые. Идите, а я на вас с балкона посмотрю.

И Митяй с Ирихой пошли — не как всегда помчались сломя голову, — а медленно и с достоинством зашагали в школу. Ириха несла большой — выше головы — букет цветов. Такой большой, что белый бант в её волосах казался бабочкой — вот отдохнёт немного бабочка, вспорхнёт с цветов и улетит. А так как обе руки у Ирихи были заняты букетом, то Митяю пришлось нести сразу два портфеля — её и свой. Время от времени Митяй встряхивал портфелями, чтобы послушать, как приятно гремят в них пеналы, карандаши, счётные палочки и буквари.

Оглянулся Митяй, а на балконах его мать и тётя Тоня стоят, платочками машут. И на других балконах тоже люди стоят, хотя платочками и не машут. Но все, конечно, рады за них с Ирихой, и на балкон вышли специально, чтобы на них посмотреть. На кого же ещё сегодня смотреть? Ведь всё вокруг — как всегда, только они с Ирихой не как всегда. Они стали взрослыми.

А Мишука ещё малыш. Он даже на балкон не вышел. Не хочет друзей в школу проводить. Наверно, обиделся.

— Жалко Почемуку, — вздохнул Митяй. — Сидит сейчас дома и плачет.

— Жалко, — вздохнула Ириха. — Да ничего не поделаешь. Надо было раньше думать и пораньше родиться.

— Конечно, надо было раньше, — согласился Митяй.

— Давай позовём его, — предложила Ириха и закричала: — Почемука, Почемука!

Долго они кричали, даже охрипли от крика.

— Смотрите, опоздаете! — предупредила их тётя Тоня. — Спит ваш Почемука, а вы теперь школьники, вам надо спешить.

Так и не вышел на балкон Мишука-Почемука.

У распахнутых ворот стояла тётенька с красной повязкой на рукаве и на каждого школьника шипела:

— Ш-ш-ш! Митинг идет!

И чем старше и выше был школьник, тем грознее шипела.

— Ш-ш-ш! Совсем за лето про дисциплину забыли!

— Здравствуйте, нянечка! — ласково здоровались старшеклассники и дарили сердитой нянечке цветы.

На Ириху с Митяем нянечка шипеть не стала, только спросила:

— Первоклассники? В какой класс записаны?

— В первый. А».

— А почему опоздали?

Хотела Ириха объяснить, как они звали товарища и как он не вышел, да заробела.

— Ладно, на первый раз прощается, — сказала нянечка. — Идите к Нине Павловне, она и есть ваша учительница. Высокая такая, с прической вроде короны. Да не шумите — митинг идет, школу открывают.

Удивились ребята: чего только не делают со школой! Сначала она была маленькой — из-за ограды не разглядишь. Вокруг нее хлопотали люди и машины — старались, чтоб она родилась быстрее. Когда она подросла, пришлось поставить кран, чтоб до стен дотянуться. Потом ее стали украшать и наряжать — чистить, красить, строгать и мыть, пока она не заблестела на солнце всеми своими окнами. Наконец, строители сняли свои запыленные комбинезоны, надели праздничные костюмы и пошли сдавать новую школу приёмочной комиссии. И комиссия поставила школе самую высокую оценку — пятёрку. В тот день строители праздновали день рождения школы, потому что школа уже перестала быть стройкой и начала готовиться к учебному году.

И вот сегодня её открывают. Интересно, как это её открывать будут?

— Смотри, смотри, Ириха! — зашептал Митяй. — Дядя Егор говорит!

Дядя Егор, в белой праздничной рубахе, отчего его борода стала вроде чуть темней, стоял на верхней ступеньке. Позади него, между перилами лестницы, алела ленточка — дорогу в школу закрыла.

— …Мы старались строить как можно лучше, чтоб вам, ребята, здесь было тепло, уютно и весело. И чтоб учились вы только на пятёрки. И я от имени строителей прошу беречь школу…

Переглянулись Митяй с Ирихой — они ведь тоже строители, значит, и от их имени дядя Егор говорит.

— Ой, Митяй! — вдруг всполошилась Ириха. — А как же нашу учительницу зовут?

Наморщил Митяй лоб — нет, тоже не помнит! Заслушался дядю Егора, а про дело и забыл!

— Ничего, мы её по короне найдём! — сказала Ириха. — Смотри, у какой учительницы корона на голове, та, значит, и наша!

Идут Митяй с Ирихой, на головы учительницам смотрят, а на ноги наступают — некогда им вниз смотреть.