— Нет, нет! — испуганно кричит Ириха из кухни. — Не ходи к моим куклам!

— Почему? — возмущается Мишука.

— Сиди здесь, — успокаивает его тётя Тоня, — и не спрашивай. Сам знаешь — почему.

Мишука тяжело вздыхает: что поделаешь, если ему так хочется знать, что находится внутри у кукол и вообще у всяких игрушек. Однажды Ириха поручила Мишуке сделать операцию своей любимой кукле-мигалке. Конечно, не правдашную: понарошку. А Мишука распорол ей живот, вытащил вату и выковырял прекрасные куклины глаза. Теперь лежит мигалка день и ночь с открытыми глазами — совсем сна лишилась.

— Мишука, не подходи к телевизору! Не тронь радиоприемник, сколько раз тебе говорить! Поставь на место часы! — то и дело командует тётя Тоня. — Не будешь слушаться, отошлю к бабушке.

Мишука покорно садится на указанный стул и даже руки складывает на коленях. Сидит и молчит. Даже странно становится: Мишука — и вдруг молчит. Вид у него совсем больной, и Митяю жалко приятеля. Ведь если его прогонят, Мишутке придется домовничать с бабушкой, которая очень больна, а поэтому часто раздражается и кричит на внука: «И когда ты в школу пойдёшь, наказанье моё? У меня руки до тебя не доходят, а за тобой нужен глаз да глаз!»

— Я больше не буду, — отвечает Мишука тёте Тоне. — Только вы меня не гони?те, дома скучно.

— Хочешь этот коробок? — говорит Митяй и протягивает ему спичечный коробок. Пусть ломает, не жалко!

Но Мишуке коробок не нужен.

— Я уже его знаю, он неинтересный, — и вздыхает. — Когда же я в школу пойду?

— Пойдёшь, скоро пойдёшь, — утешает его тётя Тоня. — А теперь ступайте, мальчики, на балкон. Вот я со стола уберу и покажу вам школу.

На балконе жарко. Июньское солнце едва выглянуло из-за крыши, а уже припекает вовсю. По небу плывут облачка — белые-белые и кудрявые, как волосы куклы-мигалки.

— А из чего, думаешь, эти облака получаются? — хитро спрашивает Мишука.

— Из дыма, — отвечает Митяй, — ты же сам говорил — из дыма.

— А вот и нет! — торжествует Мишука. — Вовсе не из дыма. Это тучи — из дыма, а облака — из мыльных пузырей. Когда пускают мыльные пузыри, то они поднимаются в небо, собираются вместе, вот и получаются белые облака.

— Вот придумал! Сколько же мыльных пузырей нужно? Видимо-нивидимо!

— А ребят на свете сколько? — спрашивает Мишука и сам отвечает: — И ребят видимо невидимо, и если каждый хотя бы по пузырику пустит, знаешь, какие облачища получатся? А чтоб такие — совсем мало надо пузыриков!

— Выдумщик ты! — сердится Митяй, но объяснить, как облака получаются, не может и от этого еще больше сердится.

— Ой, Митяй-Починяй! — Глаза у Мишуки вдруг округлились. — Что это у тебя за пятнышки на лице? Ты, наверно, заболел! Когда я корью болел, тоже был весь в пятнышках.

Испугался Митяй: а вдруг он и вправду заболел? Кому же охота летом валяться в постели? Но тут Митяй увидел своё отражение в оконном стекле и понял, что Мишука смеётся над его веснушками.

— Эх ты, гляди как следует! Это медные гвоздики. Меня папа гвоздиками починил, чтобы кожа не трескалась!

Митяй даже языком прищёлкнул от удовольствия: ловко он про свои веснушки придумал!

Мишуке эта выдумка тоже понравилась:

— Хорошие гвоздики! Ты и меня почини, у меня тоже кожа трескается! — И он погладил пальцем царапину на щеке.

— Пусть тебя кошка починит! — захохотал Митяй. Вчера он сам видел, как соседская кошка оцарапала Почемуку. И за дело: он хотел узнать, почему у неё хвост торчит трубой, и отогнул хвост вниз, но так ничего и не узнал, только царапину получил.

— А я знаю, а я знаю! Это веснушки! — тоненьким голосом затянула Ириха, которая уже позавтракала и вышла на балкон. — А у кого веснушки, того солнышко любит!

— Тебя, значит, солнышко не любит — у тебя веснушек нет, — недовольно фыркнул Мишука.

У Ирихи, и правда, кожа гладкая, смуглая, без единого пятнышка.

— Нет, любит, нет, любит! — Ириха запрыгала и захлопала в ладоши. — Я загорелая, значит, солнышко меня любит! А тебя не любит — ты белый!

— Вот как поддам! Тогда будешь знать, почему я белый: потому что много молока пью!

Чуть не подрались Ириха с Мишукой.

Вышла на балкон тётя Тоня, строгая, серьёзная, в светлом летнем пальто — на работу собралась.

— А ну догадайтесь, — говорит, — где ваша школа?

Стали ребята вокруг смотреть — со второго этажа далеко видно. Только нет ничего похожего на школу.

Рядом два пятиэтажных дома, в них люди живут. А напротив забор. Длинный, серый, неинтересный. А за забором лес ощетинился, будто перевёрнутая щётка.

— Ну кто из вас самый догадливый?

Молчат ребята, даже Почемука молчит — уж очень трудный вопрос.

— Да вот же она! Перед самыми вашими носами! — смеётся тётя Тоня. — Видите ограду?

— Видим!

— Радуйтесь! Это и есть ваша школа!

Молчат ребята, школу-ограду рассматривают; не нравится им такая школа.

— А почему у нее крыши нет? — спрашивает Почемука. — Как же мы будем учиться под открытым небом? Ведь нас дождь замочит!

— Или мороз заморозит! — качает головой Ириха.

— Или гроза убьет! — басит Митяй.

— Потерпите, будет вам и крыша! — улыбается тётя Тоня и застёгивает пальто на все пуговицы. — Ну, до свиданья. Мне пора!

— А когда она будет? — крикнул ей Митяй вдогонку, да опоздал: дверь хлопнула, застучали по лестнице каблуки — ушла тётя Тоня в поликлинику.

Внизу в подъезде хлопнула дверь, на крыльцо вместе с тётей Тоней вышла и Мишукина мать.

— Мама, ты куда? — кричит Мишука с балкона.

— На работу.

— А где твоя работа?

— В школе, — отвечает мать и машет платком. — До свиданья!

— Почему в школе? В школе не работают, а учатся! — изо всех сил кричит Мишука.

Но мать уже не слышит. Вот она в последний раз взмахнула платком и скрылась за поворотом.

Что это за нехорошая привычка у взрослых — загадку загадают, а отгадку сказать забудут? И уйдут. А ты мучайся, ломай голову — разгадывай!

Тихо в доме — все на работе. Некому ответить на Мишукины «почему».

— Давайте разбудим бабушку и спросим, — предлагает Мишука.

— И не выдумывай! — замахала на него руками Ириха. — Бабушка больная, её нельзя беспокоить. От беспокойства больные ещё сильнее болеют.

Ириха врач, ей лучше знать. Когда заходит спор о болезнях, ребята слушаются Ириху.

Может, самим во всём разобраться?

Пошли ребята на улицу. А на улице урчат громадные грузовики. У них в кузовах песок и какой-то серый порошок, мелкий-мелкий, как дорожная пыль. А на других грузовиках трубы и кирпичи, большие плиты — их называют блоками. Грузовики выстроились друг за другом в длинную очередь. Очередь тянется вдоль забора и исчезает за поворотом.

Когда последний грузовик проурчал мимо, ребята, взявшись за руки, перебежали дорогу.

Чох, чох! — ухало что-то за оградой.

— Кто это там чохает? — с беспокойством спросил Почемука.

— Я, когда была в зверинце, — ответила Ириха, — то там тоже кто-то пыхтел. Только я не знаю кто. Было очень много взрослых, и я между их ногами разглядела большие лапы с когтями.

Вдруг за оградой что-то пронзительно завизжало. Ириха вздрогнула и замолчала.

— Не бойся, — успокоил ее Митяй, — в деревне у бабы Кати поросёнок всегда так визжит, когда голодный.

— Нет, это не простой поросёнок, — опасливо прошептала Ириха. — Он дикий. Я его в зверинце видела. Только он визжал потише.

— Значит, их много, может, сто! — сказал Мишука.

Ириха поёжилась.

— Пойдёмте лучше домой!

— Не бойся, у меня же молоток есть! — успокоил её Митяй и вытащил из кармана свой блестящий молоток, с которым никогда не расставался.

Ириха сразу повеселела и перестала проситься домой.