Костя, в общем-то, был парень добрый. Поняв, в чём дело, он даже извинился, но на Егоркино предложение бежать на войну вместе согласился не сразу:

— Дело не простое, обмозговать надо.

— Давай обмозгуем, — согласился Егор.

— Ты географию проходил?

— Нет, но учительница говорила, что в третьем уже расскажет нам про, холодные и про жаркие страны.

— Пойдём в школу, там потолкуем.

Костёр позади заманчиво подмигивал, звал к себе. Костя облизнулся даже, когда посмотрел в его сторону, — не то вкусную картошку вспомнил, не то весёлые песни и пляски. Но Егорка топтался рядом с таким нетерпением и столько в его глазах было веры в его, Костин, мужской авторитет, что он махнул рукой и зашагал в темноту.

Пришли они в школу, в ту комнату, где Егор с Юлькой спали. Костя зажёг свет, подвёл Егора к карте.

— Вот это весь мир, все страны, только в сильно уменьшенном виде. А эта звёздочка — наша Москва.

— А где же Семёновское?

— Семёновское на карте даже не обозначено. Оно под самым боком у Москвы, при городе, поэтому и колхоз называется — пригородный.

— Недалеко же мы с Юлькой уехали! — приуныл Егор.

— Недалеко, — подтвердил Костя. — А вот теперь смотри, где Вьетнам.

Длинный нос Кости, нацеленный вверх на Москву, как указка, спустился в самый низ карты. Чтобы разглядеть Вьетнам, пришлось сесть на корточки.

— Вот сколько стран нужно проехать, сколько морей переплыть, чтобы во Вьетнам попасть. Пешком и за год не дойдёшь. А если бы и дошли, что толку?

— Как что? — возмутился Егор. — Прогнали бы проклятых буржуинов из Вьетнама, и дело с концом.

— А они в другом месте начнут войну, как тогда?

— И оттуда прогоним!

— Чем? Палкой? — усмехнулся Костя.

— Танками, самолётами, пушками…

— А управлять ими умеешь?

Нахмурился Егор, опустил голову, как упрямый бычок.

— А ты меня научи, а не смейся!

Нагнулся Костя к самому уху Егора и шепнул, хотя в комнате никого не было:

— В том-то и дело, что я тоже не умею. Это, брат, дело нешуточное, долго надо учиться.

Тут дверь распахнулась — Марья Иванна спящую Юльку на руках принесла. Уложила её в постель, свет потушила и Егору велела ложиться.

— Ладно, утро вечера мудренее, — сказал Костя на прощанье. — Завтра в Мавзолей Ленина поедем. У меня на Красной площади всегда верные мысли приходят в голову. Про Вьетнам я тоже там сочинил. Там мы с тобой всё ещё раз и обмозгуем. Идёт?

Может, и правда, утро вечера мудренее? Прилёг Егор рядом с сестрой, и сразу отлетели от него все заботы. Через несколько минут заглянула Марья Иванна в комнату, а Егор уже посапывает — вот как за день уморился! Так уморился, что утром она с превеликим трудом его растолкала:

— Вставай, вставай, тебя мама по телефону вызывает!

Сон сразу слетел с Егора.

— Мама? А как она узнала, что мы здесь?

— Мама всё узнаёт, — улыбнулась Марья Иванна. — На то она и мама! Беги в учительскую — трубка на столе лежит, а я Юлю разбужу, пусть и она поговорит.

Бросился Егор со всех ног в учительскую, схватил трубку, и вдруг такая робость на него напала — ни слова не может вымолвить.

— Это ты, Егорка? Молчишь? — спросил строгий мамин голос.

— Я-а, — прохныкал Егор.

— Ну молчи, молчи, дома мы с тобой как следует поговорим. А теперь слушай меня внимательно. Я знаю, что Марья Иванна и её ученики очень хорошие люди. Это они мне о вас, паршивцах, телеграфировали. Слушайся их во всём. Понял?

— По-о-ня-ял! — проныл Егор.

— А если не будешь слушаться, — с угрозой сказала мама, — то я тебя всё равно везде, хоть под землей, найду, и тогда мы с тобой так поговорим, что ты света белого не взвидишь!

Тут в учительскую влетела Юлька, вся розовая от сна, с соломинками в волосах и, взяв трубку, затараторила без передышки:

— Мамочка, здравствуй, мы с Егоркой до Вьетнама ещё не доехали! Но ты не беспокойся — доедем! Мы с Егоркой стали ужас какие самостоятельные! Я научилась считать до десяти, вылечила Галку — это не птичка, а девочка, — ещё я научилась петь новые песни, печь картошку по-пионерски, ещё познакомилась с Подсолнушками… — Тут Юлька замолчала и пожаловалась Егору: — Там вместо мамы гудят автомобили…

— Это значит, что разговор кончился, — объяснила Марья Иванна. — Ничего, не огорчайся. Приедешь домой, всё расскажешь подробно. А сейчас пора завтракать и — в путь-дорогу!

— Ну что, потолковал с матерью? — спросил Костя, когда мрачный Егор сел рядом на траву и получил от Помидоры свою порцию каши с молоком.

— Потолковал! Сказала, что поговорит со мной так, что я света белого не взвижу.

— Надо было тебе с родителями посоветоваться — тайком из дому уходят только трусы.

— Но они бы меня… — буркнул Егор.

— Всё может быть! — согласился Костя. — Но что значит пара тумаков? На войне куда труднее! Да ты не унывай: когда мы с тобой всё обмозгуем, то пойдём к твоим отцу-матери вместе. Будь спокоен! При посторонних все родители стесняются своих детей колотить. Я на собственном опыте знаю. По рукам?

— По рукам!

Колхозные пионеры провожали гостей до самой станции, а Подсолнушки с бабушкой — до околицы.

— Приезжайте парное молочко пить, петушиные вы мои гребешки, буйные головушки! — приговаривала на прощанье сторожиха.

— Спасибо, а вы — к нам в Москву! — хором ответили ребята.

По дороге к станции трубили в горны, били в барабаны. Прохожие оглядывались и говорили:

— Пионеры идут!

Теперь Егор держался ближе к Косте, а Юлька подружилась с Галей и всю дорогу с ней болтала. Костя — и в электричке и в троллейбусе — читал толстую книгу про Робинзона Крузо, и Егор ему не мешал: может, этот необыкновенный человек поможет им обоим!

Выйдя из метро, пионеры с Егором и Юлькой пришли к длинной очереди рядом с кремлевской стеной. Очередь медленно двигалась к Красной площади, все меньше и меньше слышалось смеха и шуток. Костя, наконец, вытащил нос из книги и сказал Егору:

— Смотри, Егор, вокруг тебя живая история. Эти кремлевские стены видели революцию, по этой брусчатке скакала конница Будённого…

Его глаза под стёклами очков заблестели, нос вроде заострился, и вдруг Костя начал декламировать:

— Кость, а когда же мы начнём обмозговывать… — перебив его, напомнил Егор про уговор.

— Не мешай! — досадливо отмахнулся Костя.

Замолчал Егор, стал вперёд смотреть — далеко ли до Мавзолея.

Уже недалеко. Красная площадь вокруг пустынна, только голуби воркуют да стучат по брусчатке каблуки людей, пришедших свидеться с Лениным. А позади, из сада, всё течёт и течёт людской поток, и нет ему конца.

Вот и Мавзолей. По обеим сторонам дверей часовые замерли в почётном карауле. Шевелит ветерок волосы на обнажённых головах людей. Егор тоже снял свою панамку. Однажды он уже был здесь с отцом. Но и теперь, как и в тот раз, сжалось, забилось его сердце. Подумал:

«Был бы жив дедушка Ильич, не пришлось бы нам с Костей обмозговывать — он бы сразу, что нужно, посоветовал!»

И представил Егор, как бы всё легко устроилось. Сказал бы Ильич отцу с матерью: «Отпустите вы вашего сына! Да побыстрее! Храбрые люди очень нужны на войне!» Мать бы, конечно, заплакала, но стала бы собирать сына в дорогу, а отец бы крякнул, но отправился бы на завод и отлил бы для Егора самую дальнобойную пушку…

В Мавзолее играла тихая, торжественная музыка. Костя поднял Юльку на руки, чтобы она хорошо видела дедушку Ленина. Но люди шли не останавливаясь, и Юлька не успела опомниться, как Костя вынес её на площадь и опустил на землю.

— Я хочу обратно! — закапризничала Юлька. — Я ещё на дедушку Ленина не насмотрелась!