— Согласен, — вздохнул я.

Саске хмыкнул, встал с независимым видом, но всё же вышел из дома. Рука чесалась придать этому гордому ёжику ускорение, но от Саске ещё можно было самому звездюлей выхватить, так что я воздержался от братских напутствий.

Наруто ломанулся к окну, занимая стратегическое место обзора, но разочарованно выдохнул и недовольно засопел.

— Ага, так он тебе и дал подглядеть, — позлорадствовал я, занимая тёплое насиженное место Саске на диване.

— Н-да, — потёр переносицу Итачи и потянулся за водой. Видать, в горле пересохло от переживаний за нашего младшенького.

— Не переживай, онии-сан, и до тебя очередь дойдёт, — доброжелательно предупредил я, дождавшись, пока он хлебнёт из кружки.

Но брат был крут, он даже почти не поперхнулся, только сглотнул громко, уставившись на меня.

— О, точно! — поддержал Наруто. — Бабулька Цунаде говорила, что вы все теперь Учиха и хотите клан снова восстанавливать. А ещё что тебе надо жениться. Она даже кого-то там присмотрела для тебя…

— Что, и она тоже? — радостно ухмыльнулся я, наблюдая, как бровь дёрнулась уже у старшего брата. — И мы с Саске подсуетились и кое-кого наметили для нашего онии-сана.

— Лучше расскажите, что произошло на полигоне, — сменил тему Итачи. — Саске сказал, что из Наруто полезла красная чакра и ему пришлось усмирять Кьюби.

Узумаки как-то сразу притих и погрустнел.

Последние дни были наполнены обычной жизнью и семейными делами. Пока почти никого на миссии не отправляли и было объявлено о нижнем уровне тревоги: то есть держаться настороже, чуть что — гражданским бежать в убежище, бойцам быть готовыми к отражению атаки. Возможно, это было из-за «триумфального возвращения» Итачи и Орочимару в деревню, возможно, из-за преследования их «Акацуки», а может, Змеиный саннин принёс какую-то информацию, из-за которой Коноха затаилась и приготовилась к защите.

Впрочем, ничего особенного вроде бы не происходило. Вчера онии-сан смог выудить у Саске и Наруто всё, что случилось на полигоне, и прочистить Узумаки мозги по части заигрываний с чакрой биджуу без должной подготовки и защиты. Кстати, у Саске мы так и не смогли вытянуть, как всё прошло с Сакурой: младшенький отмалчивался и строил из себя загадочного мачо.

Если не считать насыщенного утра с драками, погонями и неожиданными встречами, то остаток вчерашнего дня выдался совершенно спокойным. Мы втроём с Итачи и Саске сходили в бани, объелись всякой всячиной в кафешках и почти не разговаривали, но было удивительно классное ощущение семьи и какого-то братского единства. Никто к нам не приставал, не дёргал, полагаю, потому, что народ готовился к сегодняшнему «мацури цуцудзи», то есть празднику цветения. Не знаю, есть ли в пророческой технике аналог этого растения, но цуцудзи представляла собой кусты, словно ковром покрытые довольно крупными цветами, которые были похожи на что-то среднее между пионами, лилиями и розами. Оттенки цуцудзи были самые разнообразные: белые, розовые, красные, бордовые, персиковые, жёлтые и сиреневые кусты украшали многие дворики и парки, да и цвели больше месяца, насколько я помню.

Обычно фестиваль цуцудзи был на последнюю половину луны, то есть двадцать четвёртого апреля, и начинался ближе к вечеру. В программе были гуляния, ярмарочные развлечения, фейерверки. Народ надевал красивую одежду, общался, а после фестиваля всегда был выходной день. Насчёт выходных я, кстати, очень долго не мог понять закономерность, так как они были какими-то «плавающими», прослеживалась лишь периодичность выходных каждые шесть дней. Вроде в месяце всегда тридцать один день, есть две недели, то есть четырнадцать дней до полнолуния и две недели после, само полнолуние — три дня, ещё есть половины луны — первая и последняя на восьмое и двадцать четвёртое. Но выходные вообще не зависели от луны или каких-то чисел. Сначала я об этом вообще не знал, потом только в Академии понял, что выходной не в условную «субботу» или «воскресенье», а как попало, но спрашивать было стрёмно из-за того, что это вроде все знать должны.

В итоге жил так, как жил, а выверт насчёт выходных узнал совершенно случайно у Итачи, когда они готовились к моему о-миай и заговорили о благоприятных датах.

Оказалось, что, кроме известного мне лунного, есть деление всех трёхсот семидесяти двух местных дней на шестидневные недели. Получалось, что в году их было шестьдесят две, и самое прикольное, что каждое число любого года выпадало всегда на один и тот же день. Сакральное число «шесть», было связано с путями Мудреца, которых, как известно, то же количество. То есть, первое января всегда начиналось с первого дня этой шестидневной недели — «сэнсё» — и так далее до тридцать первого декабря, которое выпадало на шестой день — «сяккоо».

Все эти дни имели свои названия и даже значение и символику, на которую люди обращали внимание. Первый день «сэнсё», например, буквально означал «удачный день утром», поэтому когда я слышал это, то даже не догадывался, что это местный «понедельник». Второй день, «томобики», буквально означающий «заберёт за другом», считался хорошим для всякого рода торговых сделок, но плохим для общения с друзьями и родственниками. Если товарищ погиб в томобики, это считалось очень плохой приметой: была велика вероятность, что следом за ним погибнет вся группа или лучший друг покойного. В этот день также не устраивали похорон. Наруто родился десятого октября, это был вечер сэнсё, но прорыв биджуу наступил уже в томобики и Коноха потеряла очень много шиноби и гражданских. Так что, то, что я для себя мысленно переводил как «Девятихвостый демон забрал у каждого друга», когда люди говорили о том случае, на самом деле было что-то вроде местной поговорки, которую следовало перевести скорее как «Девятихвостый не зря в томобики явился». День рождения Итачи, кстати, выпадал на томобики.

Третий день называли «сэмбу», и его перевод «до плохо» указывал на суть: до полудня — всё плохо, после полудня — лучше, чем до.

А вот четвёртый день «буцумэцу» и был тем самым выходным. Дословно название переводилось как «смерть просветлённого», и этот день считался днём смерти Рикудо Сэннина. Многие закрывали лавки, не работали и не учились, и день в целом считался несчастливым.

Пятый день назывался «тайан», и это был самый счастливый и хороший день из всей недели, благоприятный для свадеб и любых начинаний. В тайан родился Саске. Самыми благоприятными тайанами считались те, с которыми совпадали дни полнолуния. Поэтому и свадьбы было принято играть в январе, феврале и марте, а потом следующий цикл благоприятных тайанов выпадал на июль, август и сентябрь. Впрочем, было ещё несколько хороших дней в году для свадеб, кажется, в середине октября и середине апреля.

Последний день — «сяккоо» — переводился как «красный рот», это был день демона Акаситы, который, по местным мифам, имел огромный красный рот, способный истончить грань между нашим миром и миром Ёми. В общем, плохой день, в который велика вероятность встретить какого-нибудь призрака, духа или любую другую чертовщину. Итачи сказал, что сякко считался хорошим днём для операций АНБУ, так как они тоже вроде как «духи мщения» селения. Ну и в Новый год, тридцать первого, тут «гоняли чертей», и последний день в году считался самым опасным, и грань мира духов становилась очень тонкой.

— Вечером фестиваль, — сказал Итачи после завтрака.

— И что? — спросил Саске.

— Вам следует пригласить своих невест на гуляния, — безапелляционно заявил старший брат и хотел сказать что-то ещё, но его прервал стук в дверь.

К нам «в гости» заглянула Цунаде-сама. Хокаге еле сдерживала улыбку, и казалось, что она вот-вот начнёт хихикать, так что я сразу заподозрил, что пришла она не просто так, а с «рацпредложениями»: Узумаки же проговорился, что наша «Конохоправительница» тоже хотела обженить онии-сана. Саске я эту информацию слил, так что мы с братцем многозначительно переглянулись.