Если верно наше предположение, что приютом Невидимке послужили кустарники близ Хинтондина, он, должно быть, вышел оттуда тотчас после полудня с каким-нибудь намерением, требовавшим оружия для своего исполнения. Какое это было намерение, мы знать не можем, но для меня, по крайней мере, кажется вполне доказанным, что железный прут был в руках Невидимки еще до встречи с Уикстидом.

Конечно, о подробностях этой встречи мы не можем сказать ничего достоверного. Она произошла на краю песчаной ямы, всего ярдах в двухстах от ворот лорда Бордока. Все указывает на отчаянную борьбу – притоптанная земля, многочисленные раны Уикстида, его сломанная трость, но что, кроме бешеной мании убийства, могло быть причиной нападения – невозможно себе представить. Теория сумасшествия кажется неизбежной. Мистер Уикстид был управляющий лорда Бордока, человек лет сорока пяти, сорока шести, самого безобидного нрава и вида, последнее в мире существо, способное возбудить против себя такого страшного врага. Против него-то Невидимка, по-видимому, и вооружился железным прутом, вырванным из сломанной загородки. Он остановил этого безобидного джентльмена, спокойно шедшего домой завтракать, напал на него, отнял у него его немудреные средства защиты, сломал ему руку, повалил его и размозжил ему голову.

Конечно, он должен был вынуть прут из загородки до встречи со своей жертвой, – вероятно, нес его с собою.

Кроме вышеизложенного, только две маленькие подробности бросают некоторый свет на это происшествие. Во-первых, то обстоятельство, что песчаная яма была не прямо по дороге мистера Уикстида домой, футов за двести в сторону. Во-вторых, рассказ одной маленькой девочки, шедшей после перемены в школу: по ее словам, она видела, как убитый «трусил» каким-то особенным образом по полю к песчаной яме. Как будто человек что-то преследовал на земле перед собою и время от времени тыкал в это преследуемое тростью. Девочка была последней, кто видел мистера Уикстида в живых. Пропавши у нее из виду, он шел на смерть, и борьба была скрыта от нее только купой буков да легкой неровностью почвы.

Такие обстоятельства, по крайней мере, в глазах пишущего эти строки, несомненно, уменьшают чудовищность убийства. Кажется весьма правдоподобным, что Гриффин взял железный прут в качестве оружия, но без определенного намерения употребить его на убийство. Тут мог появиться Уикстид и заметить странную палку, неизвестно почему двигавшуюся по воздуху. Вовсе не думая о Невидимке – Порт-Бордок оттуда милях в двадцати, – он мог пойти вслед за палкой. Весьма возможно, что он никогда даже не слыхивал о Невидимке. Легко представить себе, что Невидимка улепетывал себе потихоньку, боясь обнаружить свое присутствие в околотке, а Уикстид, взволнованный и заинтересованный, преследовал необъяснимо двигавшийся предмет и, наконец, ударил по нему.

Конечно, Невидимка при обыкновенных обстоятельствах мог без труда обогнать своего пожилого преследователя, но поза, в которой нашли тело Уикстида, показывает, что он имел несчастие загнать свою добычу в угол между густою порослью крапивы и песчаной ямой. Для тех, кто знает удивительную раздражительность Невидимки – заключение этой встречи представить нетрудно.

Но все это одни догадки. Единственные несомненные факты – так как на рассказы детей вполне полагаться не следует, – это обнаружение тела убитого Уикстида и окровавленного железного прута, валявшегося в крапиве. То, что прут был брошен Гриффином, показывает, что в волнении, овладевшим им в эту минуту, он забыл свой первоначальный план, если такой план и существовал действительно. Конечно, Невидимка был большой эгоист и человек бессердечный, но вид его жертвы, его первой жертвы, окровавленной и жалкой, беспомощно валявшейся у его ног, мог пробудить в нем раскаяние, в котором могли потонуть на минуту всякие, какие бы ни были у него, планы.

После убийства мистера Уикстида он, по-видимому, бежал по дороге к дюнам. Рассказывают, что двое рабочих в поле у Ферн-Боттома слышали какой-то голос. Голос этот выл и хохотал, рыдал и стонал, а временами и вскрикивал. Странный, должно быть, был голос. Он пронесся по клеверному полю и замер по направлению к дюнам.

В это время Невидимка уже знал, вероятно, как быстро воспользовался Кемп под секретом сообщенными ему сведениями. Он нашел уже все двери запертыми, бродя вокруг железнодорожных станций и заглядывая в гостиницы, наверное, прочел развешенные всюду объявления и понял, какая на него устраивалась облава. С наступлением вечера поля усеялись группами людей и огласились лаем собак. Охотники на человека получили особые инструкции, как помогать друг другу в случае встречи с врагом. Но от всех них он увернулся. Нам понятно отчасти его бешенство, которое не уменьшалось, вероятно, и тем обстоятельством, что он сам доставил сведения, так безжалостно употреблявшиеся теперь против него. В этот день, по крайней мере, он пал духом: почти целые сутки, за исключением встречи с Уикстидом, его травили. Ночью он, вероятно, поел и поспал, так как к утру оправился и опять стал самим собою, – сильным и деятельным, гневным и злобным, готовым к своей последней великой борьбе против мира.

Кемп прочел странное послание, написанное карандашом на засаленном клочке бумаги.

«Вы были удивительно энергичны и умны, – стояло в письме, – хотя что вы этим выиграете – я не могу себе представить. Вы против меня. Вы травили меня целый день и старались не дать мне отдыха ночью. Нo я ел вопреки вам, спал вопреки вам, и игра еще только начинается. Ничего не остается, кроме установления террора. Объявляю вам о его первом дне. Порт-Бордок отныне уже не под властью королевы, скажите это вашему полковнику и полиции и всем, – он под моею властью, – под властью террора! Нынешнее число – Первое число первого года новой эры – эры Невидимки. Я – Невидимка Первый. Сначала правление мое будет милостиво. В первый день будет всего одна казнь, ради примера, казнь человека, имя которому – Кемп. Сегодня его настигает смерть. Пусть запирается, пусть прячется, пусть окружит себя стражей, пусть закует себя в броню – смерть, невидимая смерть идет к нему. Пусть принимает меры предосторожности, это произведет впечатление на мой народ. Смерть двинется из почтового ящика нынче в полдень. Письмо будет положено перед самым приходом почтальона – и добрый путь. Игра начинается. Смерть идет к нему. Не помогай ему, народ мой, чтобы и тебя не постигла смерть. Сегодня Кемп умрет».

Кемп дважды перечел это письмо.

– Это не мистификация, – сказал он. – Это его голос! И он не шутит.

Он перевернул свернутый листок и увидал на стороне адреса штемпель Хинтондин и прозаическую прибавку: «Уплатить 2 пенса».

Кемп медленно встал с места, оставив завтрак неоконченным, письмо пришло в час, – и пошел в кабинет. Он позвонил экономке, велел ей тотчас обойти весь дом, осмотреть все задвижки на окнах и запереть ставни, ставни в кабинете затворил сам, вынул из запертого ящика в спальне маленький револьвер, тщательно осмотрел его и положил в карман куртки. Потом написал несколько коротких записок, между прочим полковнику Эдаю, и поручил служанке отнести их, дав ей при этом подробные инструкции о способе выйти из дома.

– Опасности нет, – сказал он и прибавил про себя: «для вас».

Окончив все это, он задумался, потом вернулся к остывающему завтраку. Он ел с перерывами, впадая в глубокое раздумье, и, наконец, ударил кулаком по столу.

– Мы поймаем его! И приманкой буду я. Он зашел слишком далеко.

Кемп поднялся в бельведер, тщательно затворяя за собой все двери.

– Это игра, – сказал он, – игра странная, но все шансы за меня, мистер Гриффин, несмотря на вашу невидимость и ваш задор, Гриффин, contra mundum, что и говорят…

Он посмотрел в окно на раскаленный косогор.

– Ведь каждый день ему надо добывать себе пищу, – ну, не завидую! А правда ли, что прошлую ночь он спал? Где-нибудь, под открытым небом, чтобы никто не мог на него споткнуться. Хорошо, чтобы начались холода и слякоть, вместо жары-то… А ведь он, может быть, следит за мной и в эту самую минуту.