Тут я снова вспомнил, как аббат Мелани остановился в восхищении перед этими двумя фламандскими коврами во время нашего последнего посещения «Корабля». Атто объяснил мне, что онлично посоветовал Эльпидио Бенедетти купить эти гобелены когда тот тридцать лет назад был во Франции.

Я пытался вспомнить, что еще аббат рассказывал мне о них, пока мысли в моей голове не начали скакать как сумасшедшие и, словно вакханки во время оргии, устремились к неизвестной волнующей цели. Первоначально было четыре настенных ковра – так сказал мне аббат, – однако два из них Бенедетти по просьбе того же Мелани подарил Марии Манчини, так как изображенные там сцены были взяты из «Верного пастуха» – любовной драмы, которая очень нравилась ей и юному королю (эту подробность мне пришлось буквально вытаскивать из него клещами). Любовная драма…

Пытаясь изобразить сильный приступ кашля, я с невинной улыбкой попросил у аббата Мелани разрешения выйти: дескать от всей этой пыли стало нечем дышать.

Не дожидаясь согласия, я взлетел по лестнице на третий этаж, подобно Меркурию в сапожках с крылышками, и через несколько секунд снова был в той библиотеке, где нашел произведение Геродота «Книги по истории».

Едва взобравшись на стул, я пробежал глазами названия и в дополнение провел пальцами по корешкам книг, словно глазам нужно было подтверждение того, что они читали.

И тут я нашел ее, очень маленькую, почти тетрадку, вполовину меньше остальных, толщиной всего в палец. Обложка книги была сделана из черной кожи с золотыми уголками, а задник украшен флорентийскими лилиями. Я открыл ее.

Полностью доверившись закладке из тончайшего, уже немного поблекшего шелка гранатового цвета, я прочитал наугад несколько строчек на той странице, где она лежала:

Я вздрогнул. Доринда – так зовут раненую нимфу, которую я только что видел на гобелене, это же сказал мне аббат Мелани, когда мы рассматривали его в первый раз. И Доринда было то имя, которым подписалась мадам коннетабль в последнем послании, обращенном к Атто, при этом называя его Сильвио.

Я нашел то, что искал. Теперь мне оставалось лишь найти имя Сильвио. Если он, как я и предполагал, был одним из действующих лиц «Верного пастуха», то победа одержана. Поэтому я, дрожа от волнения, пробежал глазами страницы книжки: не упоминается ли где-нибудь имя Сильвио, который, возможно, был посланником Доринды и ее возлюбленного, как Мелани – мадам коннетабль и его величества короля Франции.

И очень скоро я нашел его:

Значит, Сильвио был не посредником, как я предполагал, а богатым и красивым юношей. За исключением богатства, он не казался мне похожим на аббата…

А то, что я прочитал затем, оправдало мои самые смелые ожидания:

Это был диалог между Сильвио и его старым слугой Линко, который упрекает юношу в том, что тот жестокосердный. Я листал дальше:

ЛИНКО:

СИЛЬВИО:

ЛИНКО:

Нет, за именем Сильвио не может скрываться Атто. Тем более что образ этого богатого пренебрежительно относящегося ко всем юноши слишком напоминал кого-то другого.

Мне нужно было подумать над рассуждениями аббата Мелани: не были ли все эти упреки адресованы его величеству христианнейшему королю Франции? Разве сердце регента после расставания с Марией Манчини не превратилось в ледышку?

Я начал листать назад, к началу. Сначала хотел прочитать argumentum,то есть краткое содержание, чтобы понять, какую роль играла Доринда – нимфа, под именем которой скрывалась мадам коннетабль. Итак, я узнал, что Сильвио был обещан Амарилле как супруг, но он ее не любил. Он никого не любил: ему хотелось лишь охотиться в лесу. Но затем по ошибке он подстрелил влюбленную в него нимфу, ту самую Доринду, перепутав ее с диким зверем, ведь она была одета в волчью шкуру. И Сильвио влюбляется в нее, разбивает свой лук и стрелы, залечивает рану – и счастливый конец, свадьба.

Разве содержание этой драмы не напоминает историю юного французского короля, который был обещан инфанте Испании, но любил Марию Манчини? Только конец их любви был совсем другим, как я узнал из рассказов Атто, вовсе не такой счастливый, как в «Верном пастухе».

Но я не стал долго рассиживаться. В любой момент мог зайти Атто, разыскивая меня. Я подошел к винтовой лестнице. И тут услышал необычный грохот. Осторожно спустился на пару ступенек вниз и немного наклонился вперед, пытаясь увидеть аббата Мелани: уставший Атто сел в маленькое кресло и заснул, поджидая меня.

Присев на ступеньку, я продолжал размышлять: наверное, христианнейшее величество скрывался не только под именем Лидио, но и под именем Сильвио. Потому что мадам коннетабль была для короля не только тем, кем Солон был для Креза, – она все еще была для него Дориндой, возлюбленной Сильвио».

Теперь наконец мне стали ясны многие вещи в письмах Атто и Марии.

В письмах обсуждались не шпионаж, не темные политические махинации и даже не мрачные стороны международной дипломатии, как я думал все это время, следя за Атто и Марией и несправедливо подозревая их. Нет, эти письма скрывали гораздо большую, невообразимую тайну: Людовик и Мария через сорок лет после своего последнего прощания все еще переписываются что бы поговорить друг с другом о любви.

Наконец я понял; почему аббат так просто, как о само собой разумеющемся, рассказывал мне о чувствах французского короля к мадам и о том, насколько сильно ожесточилось сердце короля после потери любимой. И я понял, почему он сообщал обо всем так, словно эти события произошли совсем недавно, еще живы и пронизаны чувствами: да потому, что Атто из первоисточника постоянно получал все подтверждения неохладевающей тайной связи двух влюбленных!

Значит, это и была причина, почему Атто приехал в Рим: чтобы встретить Марию Манчини через тридцать лет и передать ей любовное послание от его величества! Чего бы только я не отдал, чтобы узнать, что именно король поручил передать ей через аббата Мелани! Что это такое, что даже требует встречи с глазу на глаз! Собственноручно написанное письмо короля? Гарантия его любви?

Я понял также, почему аббат Мелани с такой неохотой отвечал на мои вопросы, когда мы впервые стояли здесь перед гобеленами. «Верный пастух» – это не только любимая книга обоих влюбленных; эта трагикомическая пастораль ко всему прочему была еще и шифром. И Атто сегодня, как и много лет назад, играл роль посредника.