– Четыре опоры, четыре опоры… – пробормотал Мелани. – Вы ничего особенного не заметили в фигурах греческих богов?

Мы с Бюва задумались.

– Нуда, точно! – вдруг вспомнил я. – Они находились в довольно странной позе: сидели рядом в колеснице, а Посейдон поставил свою ногу между ногами Амфитриты, если не ошибаюсь.

– Не только это, – поправил меня Бюва. – Было невозможно определить, где правая нога Посейдона, а где левая нога Амфитриты. Такое впечатление, будто обе фигуры… срослись друг с другом. Да, точно, они имеют общее тело или общую ногу, и поэтому при первом взгляде я подумал, что они выглядят как-то странно, как единое существо.

– Единое существо, – задумчиво повторил Атто. – Словно каждый из них имеет… как бы это сказать? Будто у каждого четыре ноги, – добавил он.

– Тогда четыре опоры – это ноги, – решил я.

– Это возможно, о да, с языковой точки зрения, очень даже возможно, я уверен, – констатировал Бюва, которому, наверное, не хватало смелости, но, как эрудит, он уже схватил быка за рога и больше не мог молчать.

– Теперь, Бюва, – сказал аббат, – апеллируя к вашим удивительным познаниям, хочу спросить: могу ли я перевести Monstrum Tetrachion еще и как «четвероногое чудовище» или «четырехлапое чудовище»?

Бюва немного подумал и ответил:

– Да, можно. Латинское слово «монструм» означает еще «символ» и «чудо», а также «чудовище», разумеется. Но я не понимаю, что нам это дает…

– Так, хватит, – твердо произнес Атто.

– Но что же тогда значит этот тетракион? Если речь действительно идет о наследовании испанского престола, то можно было бы с натяжкой предположить, что это какое-то животное, синьор Атто, – вставил свое слово и я.

– Что такое тетракион, я не знаю. И, честно говоря, знаю сейчас о нем еще меньше, чем раньше. Но я чувствую, что ответ где-то рядом, вот только бы сделать еще один шаг вперед. И так всегда: перед разрешением политической ситуации все кажется запутанным. И чем ближе ты подбираешься, тем темнее становится. А затем неожиданно все встает на свои места.

В это время мы уже перешли мост через Тибр, поднялись на холм Джианиколо и большими шагами приближались к нашей цели.

Но в мозаике по-прежнему не хватает одного кусочка, – снова начал Мелани, – найдем его и тогда сможем наконец увидеть свет в конце тоннеля. Я хочу знать только одно: откуда, черт побери, взялось это слово «тетракион». Но есть кое-кто, кому мы можем задать пару вопросов. Надеюсь, что он уже на вилле Спада. У нас осталось мало времени до того момента, когда Спада, Албани и Спинола соберутся на «Корабле». Быстрее, поспешим.

Первый обход по парку виллы Спада не дал никакого результата. Все слуги, которых мы встречали на пути, говорили, что Ромаули должен быть где-то поблизости, но где точно, никто не знал. Поскольку, работая, он почти всегда опускался на колени его и не было видно из-за кустов и цветочных клумб.

– Я понял, черт возьми, – чертыхался Атто. – Нам нужна помощь.

Он повел меня в свои комнаты. Как только мы вошли он по дошел к столу и схватил уже знакомый нам предмет – подзорную трубу, осмотрел через нее всю близлежащую местность, однако безрезультатно.

Мы снова вышли наружу и направились в другую сторону от виллы. На этот раз Мелани прошипел, довольный первым же быстрым осмотром:

– Наконец я нашел тебя, проклятый садовник.

Теперь мы знали, где он.

Транквилло Ромаули приступал к своим занятиям с такой же неизменной пунктуальностью, с какой солнце и луна всходили на небо и ничто не могло помешать ему поливать лилии святого Антония которые были высажены им недавно и поэтому особенно нуждались в квалифицированном уходе. Сейчас он очень осторожно поливал нежные чашечки цветков, соединенные в грациозные гроздья. Мы подошли ближе и поприветствовали его с вежливостью, на какую только были способны в этой спешке и при таком волнении.

– Вы видите? Лилии нужно поливать достаточно обильно, но ни в коем случае нельзя допускать, чтобы вода полностью впитывалась в землю, – начал он сразу, даже толком не поздоровавшись с нами. – В принципе, в это время года они должны отдыхать, но мне удалось вывести новый сорт, который…

– Господин садовник, мы очень просим вас разрешить задать один вопрос, – дружеским тоном прервал я его. – Это касается тетракиона.

– Тетракиона? Моего тетракиона? – переспросил он, и от одной только мысли о собственном творении его лицо приняло мечтательное выражение.

– Да, господин садовник, тетракиона. Откуда вы взяли это название?

– О, это очень печальная история, – начал он, отставив в сторону лейку.

По лицу Ромаули стало видно, что он ушел в воспоминания о давно прошедших событиях.

К счастью, объяснение было не очень долгим и сложным. Когда-то Ромаули занимался не только цветами – он еще был женат. Как я знал, его жена, упокой Господь ее душу, была великолепной повитухой – она научила Клоридию своему искусству и помогла появиться на свет двум нашим цыпляткам. Из рассказа садовника мы узнали, что безвременная кончина дорогой жены и стала причиной того, что он решил посвятить свою душу и тело исключительно садоводству. Однако это была тщетная попытка избавиться от вечной печали. Вскоре после столь горестного события родственники бедной женщины попросили Транквилло передать им в память о покойной некоторые ее личные вещи.

– Я подарил им кое-какие украшения, две маленькие картины, икону, а кроме того, ее рабочие книги..

– Книги по акушерству, как я понимаю… – подбодрил его Атто.

– В них содержалась информация о трудных родах, о различных типах маток и тому подобном, – ответил Ромаули.

– И из какой же книги вы взяли слово тетракион?

– Мм, я уже не припомню. Ведь я отдал вещи несколько лет назад. Я не помню мелких подробностей, но я посвятил это название памяти моей бедной жены.

Теперь мы узнали достаточно.

– Спасибо, большое спасибо за ваше терпение и, пожалуйста, простите, если мы побеспокоили вас, – сказал я, так как Атто, не прощаясь, поднялся и отправился к воротам виллы.

Ромаули с большим удивлением посмотрел на нас.

Я поспешил догнать Атто, который, можно сказать, семимильными шагами покидал территорию виллы Спада, не удостоив взглядом даже двух кардиналов, хотя те повернулись в его сторону, чтобы поздороваться. Он отдал краткий приказ Бюва оставаться на вилле, а сам устремился в Касино.

– Я отослал его поискать твою жену, – объяснил Мелани – Мы должны найти книгу, откуда садовник взял это название Мы нужны автор, название, страница – все.

Мы быстро отдалялись от виллы Спада. «Корабль» ждал нас.

– К черту твоего Транквилло Ромаули и его болтовню. Я так и знал: они снова исчезли.

Был полдень. Мы зашли на территорию виллы Бенедетти но от трех кардиналов, как и в прошлые наши визиты, не осталось и следа.

– Сейчас как раз полдень. Встреча была назначена на это время, – заметил я, после того как мы внимательно огляделись вокруг, как делали это всегда.

Мы поднялись на третий этаж. Перед нами на полу лежала картина Питера Бёля.

– Это выглядит, как грубая ошибка специалиста, – констатировал Атто.

Низко наклонившись к полотну, аббат занимался тем, что сверял изображение чаши Капитор с оригиналом, который недавно мы чуть не съели глазами у ораторианцев.

– Все так, как я говорил: то, что на первый взгляд показалось нам правой ногой Амфитриты, сливается с левой ногой Посейдона, – продолжил Атто.

– Тогда все так, как я говорил, – решил вмешаться я. – Они просто положили одну ногу на другую.

– Вначале я тоже так подумал, – возразил он. – Но посмотри на их ноги еще раз, только внимательнее.

Я тоже склонился к полотну.

– Точно, большие пальцы… – удивленно воскликнул я. – Но как это возможно?

– Судя по их позе, они не могли так положить ноги: правая нога Амфитриты действительно принадлежит ей, а левая нога Посейдона – ему.