– За каждой странной и необъяснимой смертью кроется государственный заговор, заговор тайных сил, – услышал я пафосные слова аббата Мелани.

У меня болела голова. У меня болело горло. Собственно говоря, у меня вообще все болело.

– Например, люди исчезали, их похищали, или они становились жертвами невероятных несчастных случаев, а затем чудесным образом появлялись из ниоткуда, живые и здоровые. Явный знак злодейских козней. Никому не удается спастись от смерти, если ему не окажет помощь кто-то, кто привык это делать.

Голос Атто парил в бесконечной кристальной пустоте. Я по-прежнему не открывал глаз – почему-то мне это казалось излишним.

На меня нахлынули воспоминания: ощущения собственного тела в тот момент, когда его опустили на тележку и куда-то повезли; рассветный холод; а затем теплая, знакомая комната.

Прошло еще несколько часов (или это были минуты?), прежде чем меня разбудил стук – звук открывшейся и закрывшейся двери и шаги по коридору. Наконец-то мои веки решили, что им пора подняться.

Я лежал одетым на кровати аббата Мелани в дачном домике виллы Спада. Атто сидел рядом со мной на стуле, уйдя в свои раздумья. Он не заметил, что я проснулся. Лишь через пару минут он оторвал взгляд от воображаемой точки, куда смотрел, и обратил внимание на меня.

– Приветствую тебя в царствии живых, – сказал он с улыбкой иронии и удовлетворения. – Твоя жена очень беспокоилась и не спала всю ночь: хотя уже наступил рассвет, я сразу же дал ей знать, что ты вернулся здоровым и невредимым.

– А где Сфасчиамонти? – испуганно спросил я.

– У себя в постели.

– А Бюва?

– В своей комнате. Он тоже спит.

– Не понимаю, – сказал я, впервые выпрямившись. – Почему нас не арестовали?

– Судя по тому, что рассказал мне наш друг сбир, вам очень повезло. Сфасчиамонти упал на санпьетрино, преследовавшего вас до шара. Падая, он потянул тебя за собой. Сфасчиамонти обезоружил санпьетрино и, ударив его пару раз, вывел из строя. После этого он подхватил тебя на плечо и понес. Наверное, это не составило ему труда, при его-то силе. Внизу его никто не заметил. Солнце только взошло, и на улицах не было ни души. Вероятно,» патрулировавшие территорию охранники побежали за Бюва.

– За Бюва?

– Да, конечно. Он бросился бежать, как только вас принялись преследовать тогда, на террасе.

– Что? – изумленно воскликнул я. – А я думал, он побежал за нами и поднимался до самого…

– Он принял гениальное решение: вместо того чтобы следовать за тобой, когда ты бежал по ступеням к шару, свернул с дороги и бросился вниз по лестнице. Один из тех санпьетрини, что охотились за вами, стал его преследовать, маленький такой… о, прошу прощения, – извинился аббат за намек на мой рост. – У Бюва длинные ноги, и он заставил его попотеть. Он выбежал из собора Святого Петра со скоростью молнии, да так, что никто даже лица его не увидел. Обогнав их всех, он, однако, заблудился на пути от собора Святого Петра до этого места и явился лишь незадолго до вас.

Я был ошеломлен. Все это время я не сомневался, что при опасном подъеме к шару на соборе Святого Петра у меня было два спутника. Оказывается, один из них позорным образом сбежал, а второй в решающий момент споткнулся об меня.

– Я знаю, как ты старался. У тебя все получилось.

– А ваш манускрипт, трактат о тайнах конклава! – вскричал я. – Сфасчиамонти вам его передал?

Лицо Атто выразило легкое огорчение.

– Он не смог этого сделать. Когда он тебя нес, книга выскользнула из твоего кармана и упала вниз. Если я все правильно понял, книга попала на террасу, то есть достаточно далеко, и он не мог решиться пойти туда. Ему пришлось выбирать: спасать тебя или мои трактат. Конечно, он не мог поступить иначе.

Я этого не понимаю… Все шло хорошо, а потом… какое-то безумие, – изумленно пробормотал я. – А почему он отнес меня сюда, а не домой?

Это очень просто; он не знает, где ты живешь.

Я по-прежнему чувствовал себя несколько сбитым с толку. Потребуется время, чтобы вихрь недоумения и разочарования улегся на дно моей души и я полностью пришел в себя. Наша решимость, старания, страх… все было напрасным. Мы потеряли книгу Атто. Внезапно я кое-что вспомнил.

– Синьор Атто, пока я спал, я слышал, как вы что-то говорили.

– Возможно, я рассуждал вслух.

– Вы говорили что-то о необъяснимых смертях, заговоре или о чем-то в этом роде.

– Правда? Я не помню. А теперь отдохни немного, мальчик мой, если тебе это будет угодно, – сказал он и встал.

– Вы хотите пойти в город, чтобы вместе с другими гостями осмотреть дворец Спады?

– Нет.

– Вы не хотите идти? – удивился я.

Мне подумалось, что Атто, скорее всего, боится встретиться с Албани, ведь, возможно, какой-то санпьетрино уже забрал книгу Атто по приказу Забаглии и прямо в этот момент передавал ее черретанам, которые отнесут книгу великому легату, то есть Ламбергу. А Ламберг уже отдаст книгу секретарю Бревена.

– Сейчас неподходящий момент, – ответил Атто. – Мне бы хотелось полюбоваться великолепием дворца Спады при дневном свете, но у нас есть дела поважнее.

Погода немного ухудшилась. Резкий теплый порыв ветра ударил нам в лицо. Мы поднимались по винтовой лестнице на палубу «Корабля».

Приготовления к нападению потребовали довольно много времени. Перебрав все возможности, мы выбрали только самое необходимое: пистолет аббата, длинный кинжал, который я спрятал у себя в штанах, и, наконец, сеть, такую же, какой гости пользовались три дня назад во время охоты. Так мы могли удерживать противника на расстоянии, поранить его при возможном (несомненно, ужасном) столкновении или опутать сетью грубых веревок.

Мы расположились перед дверью домика, но ноги у нас подгибались от волнения.

Переглядываясь, мы пытались приободрить друг друга. Атто, шедший первым, взялся за ручку входной двери и повернул ее. Внутри царила полутьма и было тихо.

Мы прождали почти минуту, ничего не говоря и не шевелясь.

– Я пойду вперед, – наконец проговорил Мелани, взялся за пистолет и проверил, готов ли тот к выстрелу.

Я кивнул, схватившись за кинжал и поправив сеть на левом плече, готовый бросить ее при первой же возможности. Атто зашел внутрь.

Едва переступив порог, он прислонился спиной к левой створке двери, чтобы уменьшить зону нападения. Жестом он приказал мне идти вперед, и я повиновался.

Так я еще раз оказался в этой норе чудовища, прижавшись к дрожащему Атто. Несмотря на почтенный возраст, уже не столь ловкие движения и не такие зоркие глаза, Атто, тем не менее, не утратил львиного мужества, ведь он вел себя как первый мушкетер короля всех христиан (и, очевидно, чувствовал себя именно так).

Свет, и без того приглушенный копотью на окнах, был в этот раз еще слабее, из-за облаков, затянувших небо. В центре домика, насколько я помню, находились две колонны.

Если онои было здесь, то, должно быть, хорошо спряталось. Я вздрогнул от боли: чтобы привлечь мое внимание, Атто толкнул меня локтем под ребра и притопнул ногой.

И тут я увидел его.

В противоположном углу домика, за двумя колоннами у правого окна, у стены что-то шевельнулось. Что-то, напоминавшее руку, но чудовищно деформированное, покрытое чешуйчатой змеиной кожей. Оно отреагировало на притопывание Атто. Чудовище было там.

Из-за колонн мне было плохо видно, нам нужно было пройти подальше вперед, чтобы понять, как пошевельнулся этот монстр и как, черт побери, ему удалось так замаскироваться у стены. – Стой. Ничего не делай, – неслышно прошептал мне Мелани. Минуту, а может, и две, мы оставались совершенно неподвижными. Рука тетракиона не двигалась, как и его чудовищная ладонь. Дверь была открыта. И мы, и чудовище могли сбежать, но ни одна из сторон не решалась на этот шаг. Воздух в домике был влажным от проникавшей через крышу воды и слоев селитры, покрывавшей стены крошечной комнаты. Он становился еще тяжелее и удушливее от нашего дыхания, от мраморной тишины, скрывавшей все, и столь материального, столь ощутимого страха.