– И?
– Во-вторых, ты снова-таки навел меня на интересную мысль упомянув о реформе корпуса стражников, о которой говорили на празднике. Если бы эту реформу провели, многие потеряли бы работу. В том числе и Сфасчиамонти. Итак, наш сбир боится за свое будущее, ему нужны деньги. А потом происходит эта невероятная история с шаром.
– Вы имеете в виду то, что произошло в соборе Святого Петра?
– Было очевидно, что именно он тогда помешал тебе забрать мой трактат, – странное, но достойное внимания совпадение, должен признать. Это было связано с Забаглией из собора Святого Петра, друга черретанов, а может быть, с кем-то из них самих, кто выполнял для Забаглии грязную работу. Я сделал вид, что поверил сбиру, когда он рассказывал, как нес тебя до виллы Спада, потеряв при этом – надо же! – мой трактат.
– А что же, как выдумаете, произошло на самом деле?
– Сфасчиамонти пытался добраться до шара раньше тебя, ведь он не хотел дать другому захватить трактат. И он вовсе не споткнулся и не упал, как тебе показалось, нет, он специально бросился на тебя всем своим телом, сбил с ног и ударил по голове, чтобы ты потерял сознание. Потом с помощью охранников, дружков Забаглии, он вытащил тебя оттуда.
Теперь я снова вспомнил, что, когда Сфасчиамонти принес меня после нашей неудачной вылазки в собор Святого Петра, Атто произнес какие-то таинственные фразы, сидя у моей кровати. Теперь я понял их смысл.
– Если я правильно помню, вы сказали: «Никому не удается спастись от смерти, если только ему не оказывает помощь кто-то, кто привык это делать». Вы имели в виду, что Сфасчиамонти спас меня от смерти и от ареста?
– Да, точно.
– Кроме того, вы говорили: «За каждой странной и необъяснимой смертью кроется государственный заговор, заговор тайных сил».
– Да, действительно. И это касается не только убийств, но всех краж, несправедливости, распутства, скандалов, от которых страдает народ, но никто ничего не в состоянии сделать. А вот государство может все, если у него есть такое желание. И не важно кто правит страной: король, папа или император. То, что черретанам так привольно живется в Риме, – наглядный пример тому. Это становится возможным потому, что отдельные сбиры или их начальники, тюремщики и губернаторы коррумпированы, а может быть, коррумпировано само государство, и черретаны, когда это необходимо, используют его в собственных целях. Всегда помни об этом, мальчик мой: счастлив тот преступник, который по приказу государства сеет страх и панику, ему наверняка удастся избежать тюрьмы. Но так будет только до того дня, когда переполнится чаша его тайного знания – тогда и преступникам придет страшный конец.
– Да, действительно, пару дней назад мне говорили, что слепые и калеки из братства святой Елизаветы подкупают стражников, чтобы спокойно просить милостыню.
– Да, я об этом знаю. Почему же тебя удивляет, что черретаны подкупили Сфасчиамонти?
И вправду, это подозрение мучило меня с того самого момента, как я услышал о братстве святой Елизаветы. Мучило не переставая, хотя я и не мог его сформулировать!
Но зачем же он помогал нам разоблачить Забаглию? А ведь именно поэтому мы могли понять, что ваш трактат находится в соборе Святого Петра.
– Я попросил его выяснить, кто тот человек, о котором говорил дон Тибальдутио. Конечно же, я не сказал ему, для чего нам эта информация, но ему самому хотелось выяснить, что мы будем с ней делать.
Я молчал, зализывая душевные раны.
– Сфасчиамонти не дурак, – продолжал аббат. – Он один из многих сбиров, имеющих финансовые проблемы и поэтому балансирующих на опасной грани между законом и преступлением. Они всегда ищут золотую жилу, которую могли бы разрабатывать: беглые убийцы; шлюхи, противозаконно использующие собственные квартиры для своего ремесла; сборщики налогов обворовывающие государство, и т. д. Их всех можно шантажировать. Найдя жертву, стражник дает знать о себе преступнику: он делает вид, что хочет арестовать его или конфисковать имущество. Так он выслуживается перед начальством, но на самом деле всегда останавливается за шаг до цели: при аресте он опаздывает на две минуты, на допросе забывает задать решающий вопрос при конфискации не заглядывает в ту комнату, где лежит наворованное имущество. За это жертва расплачивается с ним деньгами. Черретаны всегда откладывают деньги на подобные нужды.
– Но черретанов слишком много, чтобы они боялись…
– …боялись такого дурака, как Сфасчиамонти? Для тех, кто занимается противозаконной деятельностью, любой городской сбир подобен комару: если не можешь его прихлопнуть, попытайся выгнать в окно. С помощью денег это сделать очень легко, а вот если не давать взяток, то приходится идти на ненужный риск. А еще лучше – подружиться со сбиром, ведь пока он берет у тебя взятки, он заинтересован в том, чтобы все оставалось как есть. Ты же знаешь: если копаться в дерьме, то вонь распространится повсюду.
Я молчал как громом пораженный. Грубоватый, но честный стражник, которого, как мне казалось, я знал, оказался подлым коррумпированным ублюдком.
– Кто знает, давно ли Сфасчиамонти уже сидит на шее у черретанов, – сказал Атто. – Если он слишком близко подходит к цели и угрожает устроить серьезный переполох, они идут на некоторые уступки и он снова становится шелковым. Он очень хорошо все обставил при допросе Рыжего и Джеронимо: сфальсифицировал дату протокола, чтобы его нельзя было использовать, впрочем, как и найти. Какому судье может понадобиться протокол допроса прошлого века? Но вот информация в протоколе достаточно компрометирующая, поскольку речь там ид о сегодняшних событиях. Черретанам протокол как бельмо в глазу, ведь они хотят сохранить свою организацию в тайне и готовы хорошо заплатить, чтобы ничего не вышло наружу. Все идет своим чередом: он шантажирует их, а они платят. Работа в городской страже отвратительно оплачивается, да недавно ты сам рассказывал мне, что прелаты на вилле обсуждали, отчего городская стража в Риме такая коррумпированная.
– Но почему Сфасчиамонти не боится, что черретанам это рано или поздно надоест и они его убьют?
– Убьют его? Об этом не может быть и речи. Мертвый сбир – огромная проблема. Но вот если его подкупить, то все решается очень быстро и просто. Если его устранить, то еще неизвестно, кого поставят вместо него. А вдруг это будет какой-нибудь принципиальный человек, который не станет брать у черретанов деньги?
– А когда вы убедились во всем окончательно?
– После вашей попытки проникнуть в сферу в соборе Святого Петра мои подозрения возросли, но сегодня вечером я получил окончательное подтверждение своей догадки. Откуда, как ты думаешь, черретаны узнали, что Рыжий их сдал, как сказал Джеронимо?
– Сфасчиамонти, – проговорил я надтреснутым голосом.
Так значит, стражник помогал нам в расследовании, оказывая небольшие услуги, только для того, чтобы контролировать ход событий и сбить нас с толку, с горечью подумал я.
– Самое интересное, что мне пришлось ему заплатить за помощь. Получается, деньги шли к нему с двух сторон: и от меня, и от черретанов, – сказал Атто, язвительно улыбаясь.
А это вы придумали насчет фейерверка?
Я решил устроить его только в крайнем случае, чтобы вызвать переполох и воспользоваться всеобщей паникой. Идея твоего господина Спады завершить празднество пиротехническим представлением спасла нам жизнь. Ты только в последний момент узнал о том, что произойдет в амфитеатре. Понимаешь, я не имел права рисковать. Ведь ты мог проговориться Сфасчиамонти.
Я почувствовал, что краснею. Несмотря на свою благосклонность ко мне и дружбу, Атто в решающие моменты воспринимал меня, как простофилю, которому ни в коем случае нельзя доверять важные секреты. Тут уже ничего не поделаешь, подумал я. Шпион всегда остается шпионом. Он одинок и относится с недоверием даже к своим друзьям.
– Но почему вы взяли его сегодня ночью с собой?
– Чтобы проконтролировать. Он думал проследить за нами но все вышло наоборот. Угонио по моему указанию запретил Сфасчиамонти идти с нами в амфитеатр. Так он не сумел помешать нашим планам. Естественно, сбир ничего не мог возразить, в противном случае он вызвал бы массу подозрений, ведь, в конце концов, я плачу ему за то, чтобы он выполнял мои распоряжения. Возможно сбир и попытался бы тайно проникнуть в амфитеатр, чтобы выдать нас, но вот только он не знает, где тайный ход.