Саша

Пытаюсь открыть глаза, туманно вижу белый потолок, тело ломит так, будто все кости сломаны, но головная боль просто адская, и она перекрывает остальные ощущения. Стараюсь моргать, чтобы туман рассеялся. Чувствую, что кто-то держит крепко мою руку, с трудом поворачиваю голову в сторону моей левой руки и вижу его, Диму. Его бледная кожа так выделяется на фоне его почти чёрных волос и небольшой бороды. Он держит мою руку в своих тёплых ладонях прямо у своих губ, глаза у него закрыты, и он периодически нежно целует тыльную сторону ладони.

Это что, сон?

Понимая, что я в какой-то больнице, задаюсь вопросом: почему у моей больничной койки именно он?

Пытаюсь что-то говорить, но не получается, у меня что-то во рту, и я шевелю пальцами руки, которую держит Котов. Он в тот же миг открывает глаза, они красные и уставшие.

— Саша? Ты проснулась, слава Богу. Сестра-а-а!!! — кричит он в сторону двери.

Гладит меня по щеке, глаза у него блестят от слёз, смотрит, словно я сияю как герой из всем известного фильма. Заходит медсестра и мужчина, видимо, врач, я не могу шевелиться, всё болит.

— Как вы себя чувствуете? — спрашивает мужчина, а у меня взгляд перебегает с предмета на предмет, ничего не понимаю. Мычу что-то нечленораздельное. — Болит что-то? Можете просто моргать, — я моргаю. — Мы сейчас дадим обезболивающее, вы просто потерпите чуть-чуть. Через несколько часов вы сможете говорить и шевелиться, вы неделю были без сознания, это нормально. Очень хорошо, что вы пришли в себя, у вас чудесный ангел хранитель, а может, у вашего ребёнка, — что-о-о? У меня глаза на лоб лезут, я смотрю на Диму, но он внимательно слушает врача. Что этот мужчина несёт? — Отдыхайте, я через час зайду, — сказал врач и вышел.

Котов садится на стул и берёт опять мою наполовину перебинтованную руку.

— Я так испугался, пока сюда ехал, я чуть с ума не сошёл, боялся, что я потеряю тебя навсегда, не успев сказать, как я тебя люблю, — проговорил он.

Я, наверное, брежу, это скорее всего из-за лекарств, которые мне только что вкололи.

— Я больше не отпущу тебя ни на секунду, ни тебя, ни нашего ребёнка.

Ребёнок? И этот туда же, я под лекарствами или все вокруг?

— Почему ты села за руль? — спрашивает он, а я не могу ответить, у меня эта фигня во рту, поднимаю руку, собираясь вытащить это. — Нельзя, потерпи, — говорит Дима, и, сжав мою руку, возвращает на кровать. — Я сейчас вернусь, я очень быстро, надо сказать всем, что ты очнулась, — он выходит из палаты, а я остаюсь с роем мыслей в голове.

Не знаю, сколько времени прошло, казалось, вечность, пока зашёл врач и вытащил эту хрень изо рта.

— Пить! — еле слышным хриплым голосом говорю я, медсестра дала мне воды, перед этим чуть-чуть приподняв.

— Всё хорошо? — спрашивает врач.

— Да, спасибо, — киваю я. — Что случилось? И какой ещё ребёнок? — у меня миллион вопросов.

— Вы попали в аварию, а ребёнок — ваш ребёнок, вы беременны, восемь недель. Остальное скажет вам ваш молодой человек.

Все вышли из палаты.

— Дима? — смотрю я на него в ожидании ответов.

— Да, красавица, ты попала в аварию, машина в хлам, ты чудом осталась жива, как и наш малыш. Больше пострадали твои лёгкие из-за подушки безопасности, и ты сильно ударилась головой.

— Я беременна?

— Ну да, ты что, не знала?

— Нет, я что-то не обратила внимания на отсутствие месячных, — опустила голову и задумалась

— Ты почему за руль села?

— Я к врачу ехала, мне было… теперь ясно, что со мной было.

— Почему не остановилась, если тебе было плохо?

— Я хотела, я собиралась и… очнулась тут уже.

— Хорошо, что с вами теперь всё в порядке, я больше за руль тебя не пущу.

— Почему ты здесь, Дима? — игнорирую его высказания. — Как вообще ты тут оказался?

— Мне Миша позвонил.

— Миша?

— Да, когда тебя привезли на скорой, в твоём журнале вызовов его номер был последним. Он позвонил после твоей операции, когда врач сказал, что с ребёнком всё в порядке. Я приехал сразу, я не знал про ребёнка, Миша сказал, как и то, что он не его, так как вы давно уже не были вместе…

— Можно? — прерывают наш разговор вошедшие Лена с

Гришей. — Ты как, милая? — присаживается она на стуле, который вежливо освободил Дима.

— Нормально, — слегка улыбаюсь я.

— Ты здорово нас напугала, Миша с твоими родителями уже едут.

— Я рад, что ты в порядке уже, — говорит Гриша, и они с Котовым выходят из палаты.

— Как ты умудрилась? Почему не сказала, что беременна? — спрашивает Ленка.

— Я сама не знала, не понимаю, как я могла не понять, видимо, голова была забита не тем.

— Это ребёнок Димы, да?

— Выходит, что так.

— Он от тебя не отходил всю неделю, я видела, как он плачет, пока курит, не спал почти, нормальной еды не ел. Я точно могу сказать, что его чувства к тебе настоящие и реальные, — она говорит, а у меня слёзы по щекам.

— Надо было мне забеременеть и попасть в аварию, чтобы он понял. Знала бы, сделала это раньше, — начинаю смеяться, и Лена вместе со мной.

— Дурында, — с улыбкой говорит она, — Больше так не делай, пожалуйста, хорошо?

— Хорошо.

Заходят парни, и Гриша говорит, что им пора.

— Мы к тебе ещё зайдём, — говорит Лена.

— Выздоравливай! — улыбается Гриша, и они уходят.

— Тебе что-то нужно? Может, хочется что-нибудь? — спрашивает Котов, гладя меня по голове.

— Нет, спасибо.

— А он ничего не хочет? — спрашивает он, положа руку на живот.

— Опыт подсказывает? — не подумав, спрашиваю я, и он меняется в лице.

— Слушай… — начинает что-то говорить.

— Как вообще ты объяснял ей твоё отсутствие? — прерываю я.

— Мы разводимся, — выпаливает он.

— Что? — выпучиваю глаза.

— Да.

— Котов, пожалуйста, не надо, я не хочу быть той, кто разрушает чужие семьи, — прошу его.

— Она сама предложила. Я поехал домой, чтобы поговорить с ней о разводе. Я решил развестись, даже если ты не захочешь быть со мной. Но она сама предложила, сказала, что больше не может и не хочет жить с человеком, который её не любит.

— А как же сын?

— Останется с ней, и я смогу брать его, когда захочу. Слушание должно было быть на прошлой неделе, но я перенёс его на неопределённый срок, не хотел оставлять тебя. Я договорюсь на этой неделе. Остался один вопрос только, — он смотрит в мои наполненные слезами глаза, — Почему ты плачешь? Тебе нельзя волноваться.

— Не знаю, наверное, гормоны уже, — я всхлипываю, и он вытирает слёзы с моих щёк. — Какой вопрос? — спрашиваю я.

— Что?

— Ты сказал, что остался один вопрос.

— Ах да. Вопрос, — он пару секунд молчит. — Я хочу быть с тобой всегда, я тебя люблю, Саша, и я надеюсь, что ты дашь мне шанс. Прости, что я был таким трусом, прости, что не сказал тебе этого раньше, прости за всё…

— Дим, — перебиваю его я, — я мечтала услышать эти слова с тех пор, как тебя встретила, и в том, что мы потеряли столько времени, есть и моя вина, я тоже та ещё трусиха: если бы я сказала о своих чувствах, может, всё было бы по-другому. Но ты не должен ни о чём жалеть, у тебя есть прекрасный сын, значит, всё было не зря.

— Да, это точно, это единственное, о чём я не жалею. Так что? Будем ждать рождения нашего ребёнка вместе?

— Конечно, да, — он меня приобнял и поцеловал, — Ааййй, — вырвалось у меня.

— Прости, прости, не удержался, — прошептал он и начал расцеловывать меня.

Саша

Две недели, я ещё пролежала в больнице, ещё две в нашем домике, в отеле. Котов возился со мной, как с фарфоровой куклой: «много не ходи», «за компьютером не сиди», «ты должна хорошо кушать», «работать тебе нельзя». Всё это было очень приятно, но я не могу ничего не делать. Выдержки хватило только на две недели, а потом я его убедила, что со мной всё хорошо, а я умею убеждать. Вот только токсикоз не давал мне находиться в ресторане долго.