Тишина, внезапно повисшая в комнате, казалась невидимой ширмой, разделившей их. Задумчивое состояние Кина лишило Алексу смелости и бодрости духа. Она смотрела на его силуэт, видела, как он присел на край стола и стал молча смотреть в окно. «Теперь, когда он насытил свою животную похоть, я ему больше не нужна», – в отчаянии думала Алекса. Она чувствовала, что навязывается ему, оставаясь здесь, когда он явно предпочитает побыть в одиночестве. Алекса схватила брошенную им рубашку, слишком смущенная, чтобы нагишом пройти по всей хижине к своему платью.

Шуршание материи заставило Кина обернуться. И тотчас же он пропал, заблудившись в пленительном видении спутанных темных волос, сияющих серебром глаз, длинных стройных ног, выглядывавших из-под его рубахи. Господи, да она ангел, просто ангел. Кин почувствовал, что снова безумно хочет ее. Да что за тайное заклятие она сотворила, чем приворожила его? Ведь это на него совсем не похоже: так увлекаться женщиной. И все же это случилось. Осознание этого факта потрясло его до глубины души. Прежняя уверенность, что он волевой, несгибаемый человек, упорхнула в окно, когда Кин сдался непобедимому желанию заверить Алексу, что произошедшее между ними – только начало. Так ли это? Кин проглотил эту мысль вместе с вином. Ему надо бы думать, как закончить их отношения, но мысль, что Алекса больше никогда не окажется в его руках, показалась ему невыносимой.

Мускусный запах, исходящий от рубашки, опьянил Алексу. Ей захотелось никогда не расставаться с облаком наслаждения, парящим вокруг нее. И как железо притягивается к магниту, так и Алекса непроизвольно двинулась к Кину, не спуская с него внимательного взгляда. Но когда синие озера его глаз затопили ее, она позабыла все слова, что хотела сказать. Уклонившись от этого синего потока, она постаралась снова оформить свои мысли и лишь тогда взглянула на него.

– Кин, я…

Он обнял рукой ее талию и притянул Алексу к себе между ног, продолжая сидеть на краю стола.

– Ничего не говори. Просто поцелуй меня, – прошептал он. – Я еще сражаюсь с последним залпом твоих вопросов. Сейчас время не спрашивать, как и почему, а наслаждаться…

Его рот прижался к ее губам, требуя ответного поцелуя, и Алекса перестала думать. Его прикосновения лишали ее способности соображать и сопротивляться. Она знала, что если Кин снова хочет ее, то она не сможет устоять.

Этой ночью, особенной незабываемой ночью, она постарается сделать все, чтобы потом, когда она уйдет… Кин тоже иногда будет вспоминать… И когда он прижался к ней, вожделение снова вспыхнуло ярким пламенем, обжигая ее плоть. Алекса чуть отстранилась и потянула его к койке, туда, где она снова переживет великолепные мгновения, прежде чем уйдет и спрячет эти сладостные воспоминания в надежный уголок памяти.

Кин последовал без возражений, зная, что ожидает его. Да, так бывает не всегда, заметил он самому себе, когда ее маленькие ладони заскользили по его волосатой твердой груди. По правде говоря, так не было еще никогда, и Кин вдруг понял, что в своей жизни он упустил что-то необыкновенное, неповторимое. Ее невинные ласки казались нежным массажем. Она изучала каждый дюйм его тела своими легкими прикосновениями, и чувства его ликовали. Кин вдруг поймал себя на том, что сравнивает других женщин с этой шалуньей, и ни одна не выдерживает этого сравнения.

Потом она начала целовать его, используя полученный опыт, заставив его корчиться от желания и стремиться лишь скорее удовлетворить пожирающую его страсть. Невозможно больше было выносить эти дразнящие, мучительные ласки. Он схватил ее обеими руками и с упоением впитывал ощущение мягкого, буквально плавящегося тела. И лишь через мгновение понял, что сам стал ее собственностью, ее владением, и погрузился в нее, сливаясь с ней воедино. Она научила его ценить простые чувства, столь сладостные и сильные, что он неожиданно услышал свой собственный вздох.

И они снова плыли по океану звезд, направляясь к новым горизонтам, наслаждаться которыми могут только влюбленные. Алекса жила и умирала, отдаваясь без остатка дивным ощущениям, захватившим ее. Время прекратило свое существование. Они с Кином двигались в едином ритме удивительной мелодии – и это был еще один момент, который Алекса будет вечно лелеять в памяти.

Но вот их полет достиг апогея, утихли последние любовные содрогания, и Кин опустился на койку рядом с Алексой. Его долго сдерживаемые эмоции нашли выход самым упоительным способом, и у него не было ни сил, ни желания двигаться. Он хотел только одного – уснуть, держа в объятиях этого ангела-искусителя.

Алекса ласково взяла его лицо обеими руками и посмотрела на него с обожанием.

– Кин, я знаю, что ты за человек, – прошептала она и наклонилась поцеловать его губы. – Ты тверд в своих убеждениях и нежен в любви. Я знаю, ты не желаешь быть связанным, и я не буду заявлять никаких требований. Я хотела только этой ночи и не буду просить больше ни о чем. У меня будут воспоминания. Этого довольно…

Кин слегка нахмурился. Это должны были быть его слова, угрюмо думал он, пока Алекса уютно пристраивалась в его руках. Его озадачило, что Алекса хотела позволить ему уйти из ее жизни, даже не попытавшись уговорить вернуться еще раз, что обычно делали другие. Но сейчас он был слишком обессилен, чтобы размышлять над всем этим. Завтра, когда голова будет ясной, а солнце представит Алексу в новом свете, он будет смотреть на нее как на одну из многих, пообещал себе Кин, закрывая глаза и прижимая к себе ее теплое тело.

Услышав его медленное, равномерное дыхание, Алекса осторожно отодвинулась, слезла с кровати и прокралась к своему платью. Прежде чем выскользнуть наружу, она с тоской и любовью взглянула на спящего Кина. Так трудно было покидать его, зная, что больше никогда не увидит! Она вышла, чувствуя, будто оставила позади часть собственной души.

Алекса услышала тихое ржание Кентавра и двинулась на звук. Жеребец напрягался, пытаясь освободиться от пут, когда она подошла к нему. Ноздри раздулись, поймали ее запах, и копь опустил голову, ожидая ласки. Кентавр прижался к ней мордой, и горестная улыбка осветила печальное лицо Алексы.

– Ты тоже забудешь меня так же быстро, как и он? – мягко спросила она.

Жеребец ударил копытом и прижался к ней теснее, когда Алекса попыталась уйти. Он негодующе вскинул голову и снова заржал, но она намеревалась прокрасться обратно в лагерь, пока отец и брат не обнаружили ее отсутствия. Если она еще промешкает, то рискует быть пойманной.

– Береги его, Кентавр, – прошептала она и растаяла в качающихся тенях.

Кентавр поднялся на дыбы, его мощные копыта забились в путах, пронзительное ржание прорезало ночной воздух. Он напомнил Алексе рассказ Кина о Коне-Призраке и его великой мощи.

Ей так хотелось, чтобы Кентавр был свободным и мог мчаться по прериям, как и его отец. Вести за собой табун собственных кобылиц туда, куда позовет переменчивый ветер. Искушение выпустить его на волю было велико, и Алекса двинулась назад. Но это был жеребец Кина, которого он приручил, его радость и гордость. С нерешительностью, отпечатавшейся на лице, Алекса вернулась успокоить коня.

– Мы с тобой так похожи, – бормотала Алекса, поглаживая его шею. – Оба тоскуем о вольной жизни, чтобы следовать за мечтами, и оба прикованы к тем, кто желает держать нас в цепях. Это нечестно, да, Кентавр?

Конь фыркнул в знак полного согласия и успокоился под ее любящим поглаживанием. Алекса горестно вздохнула, немного потешила себя мыслью, как Кентавр, развевая белой гривой, помчится между деревьями навстречу долгожданной свободе. Ее глаза вернулись к хижине, заметили слабый свет, освещающий окно. Неплохо, если бы хоть один из них мог дожить до осуществления мечты…

Кин вздрогнул и проснулся. Услышав повторный стук в дверь, он потянулся к Алексе в стремлении защитить ее. Увы, Алексы не было; рядом с ним остались лишь смятые простыни.

Быстро спустив ноги на пол, он начал поспешно одеваться. Неужели Расс примчался защищать честь сестры? Наверное, на этот раз он явился вооруженным до зубов, размышлял Кин. Сейчас не хватало только открытого столкновения с Карвером-младшим…