– Мы ничего не можем сейчас сделать, только ждать, а пока ждем, я собираюсь помочь вам, – заспорила Алекса.

У Клинта не было времени препираться с ней. Он вышел на палубу следом за Алексой и увидел около дюжины пиратов, плывущих через болото прямо к ним.

– Если они подлезут под эту калошу и повыдергают паклю из щелей, мы потонем, – поспешно сообщил он ей. Потом схватил ружье и прицелился в одного из любителей наживы, который приближался к кильботу.

Алекса последовала за ним, но задохнулась, заметив вторую волну речных грабителей, надвигающуюся на них в лодках.

– Толкайся шестами! – заорал Клинт команде. – Оставим леди отстреливать подонков. Надо срочно проваливать отсюда!

Все помчались по палубе выполнять приказ Клинта, а Алекса присела на носу и начала старательно целиться. Она собиралась продырявить лодки и стрелять в тех пиратов, что были в воде, не давая им поднырнуть под кильбот.

– Ай да девка! – восхищенно проквакал Клинт, когда увидел, какую дырищу она пробила в головном скифе[3]. – Теперь старайся держать этих негодяев подальше от лодки, а главное, не давай ухватиться за борта этого корыта!

Когда огромная ручища сжала поручень, Алекса подняла ружье и изо всех сил ударила прикладом, почти вдавив пальцы в дерево. Раздался вопль боли, и пират отпустил поручень. Алекса перезарядила ружье и старательно прицелилась во второй скиф, где тоже сидели разбойники. Пуля попала точно в цель. Когда пираты покинули тонущую лодку, команда громко захохотала, потешаясь над незадачливыми грабителями, которых одолела слабая женщина.

Алекса вздохнула с облегчением, когда кильбот рванулся вперед, покинул болото и оказался в канале, но ее ликование было преждевременным, ибо один пират умудрился ухватиться за поручень и незамеченным подняться на борт.

– Сзади тебя! – заорал Лестер, поднял свой шест и бросился к ней.

Алекса резко обернулась, и ружье со всего размаху треснуло дюжему детине прямо в живот. Тот пошатнулся, налетел на поручни и свалился в реку. Молча пожелав ему утонуть, Алекса откинулась назад, с трудом переводя дыхание.

Лестер прижал к себе Алексу, испустив радостный вопль.

– Никогда раньше не видал такой женщины, чтоб могла драться не хуже матроса! Ты будешь потверже тех гвоздей, что мы везем, и самая хорошенькая девчонка, что мне встречалась!

Алекса перевела взгляд на Клинта, который сиял, как гордый папаша, и согласно кивал головой.

– А теперь, когда мы в безопасности, думаю, тебе пора вернуться к твоему пациенту, – предложил он и нахмурился, заметив, что Лестер не отпускает Алексу из своих объятий.

Пробираясь сквозь забитую товарами кладовую, Алекса поправила выбившиеся пряди, провела рукой по лицу и внутренне собралась, готовясь к худшему. Но когда открыла дверь, Кин с трудом приоткрыл один глаз и глянул на нее, потом снова устало закрыл его.

– Алекса… – болезненным шепотом выговорил он.

– Я здесь, Кин. – Она упала на колени рядом с ним и легко провела ладонью по его горящему лбу. – Тебе надо отдыхать – береги силы.

Кин никак не показал, что услышал ее просьбу. Несколько минут он лежал неподвижно, как каменный, и Алекса уже испугалась, что потеряет его. Он был таким бледным, таким мертвенно-недвижимым. Ничуть не похож на того полного жизни самоуверенного дьявола, в которого она влюбилась. Сейчас он нуждался в ее сострадании и защите, и она не сдвинется с места. Алекса провела у его постели остаток дня и большую часть ночи.

В тусклом свете фонаря она разглядывала контуры лица Кина. Смотрела, как поднимается и опадает грудная клетка при каждом вдохе и выдохе. Потом порывисто подняла руку, кончиком указательного пальца провела по глубоким морщинам на лбу и мысленно пожалела, что не может перевести стрелки часов назад. Это она и только она должна была лежать на этом ложе страдания, не Кин.

С грустной улыбкой Алекса наклонилась и легонько поцеловала пылающий лоб.

– Я так люблю тебя, – проговорила она, не отрывая губ от влажной от пота кожи.

Кин чуть шевельнулся и снова погрузился в глубокое забытье, заставив Алексу задуматься: не слишком ли долго она ждала, чтобы сделать это признание? Она продолжала сидеть рядом и молиться, чтобы он пережил ночь без осложнений.

Алекса дернулась, вскочила со стула и встревоженно оглядела комнату, прежде чем нашла источник тревожных звуков. В смутном свете, сочившемся сквозь иллюминатор, она увидела, как Кин беспокойно мотает головой из стороны в сторону и что-то неясно бормочет на индейском языке. Когда он протянул руку и схватил ее, Алекса опустилась рядом с ним на колени, взяла эту руку в свои, поднесла пальцы к губам и нежно поцеловала их.

Его лихорадочные, бредовые бормотания продолжались целую вечность. Алексе казалось, что перед ним проходит вся его жизнь. Он выкрикнул чье-то имя, и ее потрясли прозвучавшие в его голосе боль и опустошенность.

Иногда Кин приоткрывал глаза и смотрел прямо на нее, но Алекса знала, что он не видит ее. Он с ума сходил от терзавшей его боли, а у нее не было ничего, кроме виски, чтобы облегчить его страдания. Ей удалось влить немного обжигающей жидкости в приоткрытые губы и заставить сделать несколько глотков, уговаривая успокоиться и отдохнуть, но Кин продолжал бредить.

– Клинт, Клинт, где ты? Что случилось?

Алекса почувствовала несказанное облегчение, когда наконец разобрала его слова.

– Клинт в порядке. Все хорошо. Отдыхай, постарайся уснуть.

И снова его глаза открылись, и он показался ей таким печальным, что Алекса почти ощутила, как сердце раскололось пополам, когда он сжал ее руку. Он прильнул к ней на несколько мгновений, потом оттолкнул в сторону и злобно усмехнулся.

– Так вот какую игру ты затеяла, Джессика, – проскрежетал он, выплевывая слова, будто они оставляли во рту горький привкус.

– Джессика? – Алекса задумчиво нахмурилась. Кто такая эта женщина, о которой он вспоминает? Может, она разбила его сердце? Не она ли была причиной того, что он косится на всех женщин? Может, эта самая Джессика озлобила его против любви и оставила бродить по земле, как неприкаянную душу?

– Алекса… – Кин выдохнул ее имя, но в голосе его было столько неприязни, что она подумала, уж не относится ли он к ней так же, как и к этой Джессике. Потом он привскочил с искаженным от ярости лицом. – Отпусти ее!

Все, что Алекса могла сделать, это держать Кина, который бился на койке и боролся с ней как со смертельным врагом. Обессилев, он повалился обратно на подушку и провалился в сон, а Алекса в изумлении посмотрела на него. Глянув вниз, она увидела, что он почти сорвал с нее блузку, которая и так достаточно пострадала во время нападения Сайласа. Поправив остатки, она опустилась на стул, думая о том, что терзало воспаленный мозг Кина.

Ее сердце устремлялось к нему каждый раз, когда он беспокойно ворочался на койке и снова начинал бормотать. Всю ночь, обмывая его лицо прохладной водой и меняя повязку, Алекса думала, когда же кончится бред, когда он передохнет от этих бесконечных страданий.

Хотя она безумно устала, но все же решительно отказалась покинуть Кина, когда Клинт предложил посидеть с больным. Ей казалось, стоит только оставить свой пост, и Кин ускользнет от нее. Она твердо верила, что, пока она рядом, ангел смерти не придет за Кином. И оставалась с ним день и ночь, держа за руку и слушая его бессвязные выкрики.

– Проклятие! Что это в меня угодило? Ядро? – простонал Кин, с трудом приподняв тяжелые, будто свинцом налитые веки, и прищурился на льющийся в каюту яркий солнечный свет.

На утомленном лице Алексы выразилось несказанное облегчение. Она разгладила спутанные волосы, отодвинула их со лба.

– Уверена, так это и ощущается. – Алекса не могла заставить себя встретить его замутненный болью взгляд. – В тебя выстрелили, когда мы стояли на палубе. – Она перевела глаза на иллюминатор. – Думаю, это был Сайлас. Тот, кто стрелял. Но не уверена. Но если это он, то пуля предназначалась мне. Мне очень жаль, что тебе пришлось так страдать…