Несмотря на такой ответ, свидетельствующий, с одной стороны, о долгосрочных планах Сталина в отношении Японии, а с другой – о его намерении повлиять на скорейшее открытие союзниками второго фронта в Западной Европе, его позиция в отношении непредоставления баз для ВВС США не изменялась[361], причем сам этот ответ не повлиял на перенесение союзниками плана открытия этого фронта на 1943 г. и сосредоточения своих главных усилий на войне с Японией (хотя такая позиция и привела к переносу направления главного удара по ней союзников из района Курил на район о-вов Рюкю). В результате этих усилий США удалось приостановить наступление Японии и заставить ее перейти к стратегической обороне, не помышляя уже о нападении на СССР.

Это намерение Токио было окончательно похоронено в результате блестящей победы Советской армии в Сталинградской битве, где 19 и 20 ноября советские войска перешли в решающее наступление и ко 2 февраля 1943 г. завершили разгром немецко-фашистских войск, окружив и взяв в плен более 400 тысяч солдат и офицеров противника – две армии во главе с фельдмаршалом Паулюсом.

Информируя еще 14 ноября 1942 г. Рузвельта о подготовке этого наступления, Сталин сообщил ему о беседе с его доверенным представителем генералом П. Хэрли[362], во время которой советский руководитель в неофициальном порядке конкретизировал свое обещание вступить в войну с Японией, а именно: после разгрома Германии[363].

Итак, в течение 1942 г. до начала 1943 г., несмотря на наличие у Японии оперативного плана нападения на СССР, вследствие упорного сопротивления советского народа вермахту опасность принятия правительством Японии решения о претворении этого плана в жизнь то увеличивалась, то уменьшалась, и соответственно менялись оценка этой угрозы со стороны руководства СССР и его союзников и сроки его вступления в войну с Японией.

После Сталинградской битвы и особенно сражения на Курской дуге, наступления союзников против Японии в юго-западной части Тихого океана и против Германии в Северной Африке (с последующим переносом военных действий на территорию Италии) Советский Союз стал более настойчиво требовать ликвидации японских нефтяных и угольных концессий в северной части Сахалина в соответствии с остававшимися секретными до 30 марта 1944 г. заверениями бывшего министра иностранных дел Японии Мацуока, данными им при подписании пакта о нейтралитете и в его письме от 31 мая 1941 г. о том, что этот вопрос будет решен не позднее, чем через шесть месяцев. Речь шла о нефтяных концессиях в восьми месторождениях – Оха, Нутово, Эхаби, Чайво, Пильтун, Ныйво, Уйглекуты и Катангли на восточном берегу Сахалина – и двух угольных концессиях в Дуэ и Агнево на его западном берегу, предоставленных Японии с 1925 до 1970 г. с правом на бурение новых нефтяных скважин, полученных Японией в октябре 1941 г. до 1943 г. включительно[364].

4 июня 1943 г., принимая посла Японии Сато в связи с задержанием японской стороной советских судов «Ингул» и «КаменецПодольск», приобретенных в США, В.М. Молотов также заявил Протест в отношении невыполнения Токио обязательства ликвидировать японские нефтяные и угольные концессии на Северном Сахалине. Вручая протест советского правительства, нарком расценил отход японской стороны от своевременного выполнения этого дважды данного в письменной форме обещания как нарушение условий заключения пакта о нейтралитете.

Посол Сато сказал, что, согласно упомянутым письмам Мацуоки, личное обещание о ликвидации концессий было дано в надежде на скорое заключение рыболовного и торгового соглашений, которые до сих пор не подписаны отнюдь не по вине японской стороны.

Молотов не удовлетворился этим ответом и в беседе с послом Японии 15 июня стал еще более настойчиво требовать выполнения обещания Мацуоки[365].

Не отвергая необходимость положительного решения данного вопроса, Сато вместе с тем отметил, что это потребует значительного времени и терпения. Кроме того, японский посол добавил, что письма Мацуоки не выходят за рамки личных обещаний и не являются условием пакта о нейтралитете, так как о них не упоминалось при ратификации сторонами этого договора. Тем не менее отсрочка с решением этой проблемы была вызвана началом войны на Тихом океане с союзниками СССР и изменившимся отношением к рассматриваемому вопросу со стороны правительства и общественности Японии.

Молотов сказал, что без обещания ликвидировать японские концессии на Северном Сахалине успешные переговоры о заключении пакта не могли бы состояться, и этот факт не подвергался никакому сомнению вплоть до ратификации упомянутого договора[366].

Однако отнюдь не возражения советского наркома, а стремление укрепить отношения с СССР в условиях ухудшения положения «держав оси» и опасения, что в недалеком будущем под предлогом нарушения обещания Мацуоки Советский Союз вступит в войну против Японии на стороне своих союзников или, по меньшей мере, предоставит США военные базы на своей территории на нем Востоке, вынудило Токио пойти на уступки Москве.

Дополнительной причиной изменения позиции Японии в этом вопросе явились приближающееся окончание сроков разрешенного бурения новых скважин, неудача попыток получить промышленным путем очищенный бензин из хвои сосновых лесов, нефть из сланцев Северного Сахалина, а также сравнительно небольшой объем добычи нефти в этом районе, хотя он и оставался весьма перспективным[367].

О том, какую позицию займет Токио на переговорах по вопросу о ее нефтяных и угольных концессиях на Северном Сахалине, стало известно из дешифровки телеграммы № 16 министра иностранных дел Японии ее послу в СССР от 28 июня 1943 г.

Этот документ гласил: «Японское правительство стремится поддержать нормальные отношения между Японией и Советским Союзом и побуждать Советский Союз строго придерживаться пакта о нейтралитете. В этих целях японское правительство желает активно разрешить ряд спорных вопросов между Японией и СССР, в частности на определенных условиях компенсации передать советской стороне нефтяные и угольные концессии на Северном Сахалине.

Примите меры к тому, чтобы данные переговоры не вызвали охлаждения между Японией и Германией»[368].

Решение отказаться от концессий на компенсационной основе было принято 19 июня 1943 г. на координационном совещании правительства и императорской ставки, а также 26 июня на совещании руководства армии, флота и МИД Японии при условии, что Советский Союз подтвердит свою приверженность пакту о нейтралитете.

3 июля Сато сообщил Молотову о готовности вступить в переговоры поданному вопросу, поскольку заявления сторон, сделанные 21 мая 1943 г. о намерении соблюдать пакт о нейтралитете, прокладывали путь к ликвидации упомянутых концессий. При этом решение данного вопроса Сато увязал с достижением договоренности о рыболовстве как жизненно важной для Японии, выдвинув ее в качестве причины уступки Токио в вопросе о концессиях.

Серьезным оказался и технический вопрос о том, будет ли соглашение о ликвидации концессий предшествовать договоренности о компенсации или последует за ней. Токио настаивал на первом варианте, Москва – на втором.

8 июля Сато на встрече с Молотовым вновь прямо обусловил согласие на подписание соглашения о ликвидации концессий подтверждением сохранения в силе пакта о нейтралитете и парафированием новой рыболовной конвенции.

Советский нарком заметил, что обещание передать концессии на Северном Сахалине Советскому Союзу имеет отношение только к заключению упомянутого пакта и вопрос лишь в том, чтобы Япония выполнила свои прежние обязательства, хотя он не возражает против одновременного рассмотрения вопросов о концессиях и рыболовстве.