Протест своего правительства Охаси мотивировал тем, что введение этих зон нарушает безопасность навигации японских судов, курсирующих между Японией и Владивостоком, и наносит удар по японскому рыболовству у берегов Кореи, а установленные в зонах плавучие мины при их неизбежном дрейфе создают опасность для японского судоходства в целом.
В связи с этим в ноте содержалось не только требование отменить объявленные меры, но и предупреждение, что Япония оставляет за собой право предпринять любую необходимую акцию для сохранения спокойствия в водах Дальнего Востока.
26 июля советская сторона направила еще одну ноту в МИД Японии, объяснив введение зон военной необходимостью и заверив Токио о своем стремлении не препятствовать японским судам в акватории, прилегающей к Владивостоку. В ноте отвергалось утверждение японской стороны об опасности установления этих зон для японского рыболовства на том основании, что они охватывают только прибрежные воды советского Дальнего Востока.
На это в ноте, незамедлительно врученной Сметанину заместителем министра иностранных дел Японии Э. Амау, были повторены прежние контраргументы Токио, содержалось утверждение, что угроза со стороны немецкого военно-морского флота является надуманной. В ноте предупреждалось, что в случае ущерба, который нанесут эти действия СССР, Япония потребует соответствующее возмещение.
Как показали дальнейшие события, эти предупреждения оказались небезосновательными. Уже 5 сентября Амау заявил протест в посольство СССР в Токио в связи с гибелью японского рыболовного судна, столкнувшегося с плавучей миной в Японском море, и потребовал как возмещения ущерба, так и отмены ограничительных зон.
Не дождавшись быстрого ответа советской стороны, 18 сентября он заявил, что все большее количество оторвавшихся от фалов советских плавучих мин появляется в открытом море, и вновь потребовал отмены указанных зон.
22 сентября Сметанин вручил ответную ноту советского правительства, в которой отвергался протест Токио и содержался отказ в компенсации как лишенный доказательств. В ноте указывалось, что минирование советских территориальных вод для предотвращения проникновения судов Германии, с которой СССР находится в состоянии войны, соответствует международному праву.
5 ноября произошел еще один серьезный инцидент – японский пароход «Киби-мару» по пути из Кореи в порт Цуруга столкнулся с плавучей миной на широте 40°41 северной широты 131° восточной долготы и пошел на дно со 156 пассажирами на борту. В связи с этим заместитель министра иностранных дел Японии X. Ниси вновь потребовал компенсации и отмены упомянутых зон.
В ответ Сметанин не согласился с утверждением собеседника, заявив, что это – лишь его предположение и что советские плавучие мины устроены так, что даже если они оторвутся от фалов, то будут совершенно безопасны. Он настаивал на том, что «Киби-мару» затонул в результате взрыва котла или контактной, а не плавучей мины, которые установлены в советских зонах.
Полпред высказал также предположение, что это японское судно было, возможно, пушено на дно преднамеренно ВМС третьей стороны с целью спровоцировать осложнения в советско-японских отношениях.
Несколько дней спустя МИД Японии представил посольству СССР в Токио ряд документов с маршрутами дрейфа советских плавучих мин и перечнем инцидентов, возникших в результате столкновения с ними японских судов, а также смету ущерба от гибели «Киби-мару» с требованием компенсации ущерба.
Советская сторона вновь заявила, что в случае дрейфа советские плавучие мины автоматически становятся безвредными, и высказала предположение, что «Киби-мару» был потоплен немецким военным судном.
13 ноября Сметанин передал министру иностранных дел Того официальный ответ правительства СССР. Советская сторона заявила, что инцидент с «Киби-мару» произошел в 125 морских милях от ближайшей советской ограничительной зоны, подчеркнула безопасный характер мин, повторила прежние версии гибели судна, отказалась отменить указанные зоны в связи с реальной опасностью нападения надводных военных судов и подводных лодок Германии и Италии. Того отвел утверждения советского правительства, попросил пересмотреть его точку зрения и обвинил СССР в намерении, игнорируя факт гибели большого количества людей, переложить ответственность на третьи государства.
В ответ 19 ноября Сметанин передал предложение советского правительства создать совместную комиссию по расследованию данного инцидента.
Собеседник согласился с этим при условии, что СССР возьмет на себя ответственность, если комиссия поддержит требования Японии в случае признания виновной советской стороны.
1 декабря Сметанин передал согласие на это своего правительства, полученное, быть может, потому, что за несколько дней до этого Того передал Сметанину памятную записку японского правительства со ссылками на показания спасшегося капитана «Киби-мару», который сообщал, что взрыв произошел между двумя кабинами не ниже ватерлинии, как это бывает при торпедировании корабля, а на ее уровне, как это бывает при контакте с минами. Сметанину был вручен также акт извлечения осколков из тел пассажиров, подтверждавших, что эти осколки относятся к боеприпасам советского производства, свидетельство первого инженера корабля о том, что котел «Киби-мару» в момент взрыва был в порядке, с заключением на этом основании, что предположение советской страны, будто инцидент был спровоцирован третьей державой, является абсурдным. В записке отмечалось, что после ноябрьского тайфуна были выловлены плавучие мины в районе гибели «Кибимару», у берегов Северной Кореи, Южного Сахалина и даже в Сангарском проливе, причем многие из них вследствие технических дефектов взрывались либо сами по себе, либо при контакте, в результате чего погибли еще одно японское и одно корейское суда, а также было убито и ранено значительное число японцев и корейцев или на борту своих судов, или при попытках обезвредить эти мины на берегу.
В связи с этим японское правительство требовало, независимо от прав воюющих государств на те или иные меры своей обороны, оградить Японию как нейтральное государство от ущерба навигации своих судов и своему рыболовству и ликвидировать опасные зоны.
В дальнейшем переговоры по этому вопросу затянулись из-за того, что каждая сторона настаивала на своих методах расследования этих инцидентов, определении степени ответственности и размеров компенсации ущерба.
Для постановки мин у берегов советского Дальнего Востока, в том числе в Татарском проливе (последнее в нарушение Портсмутского мирного договора между Россией И Японией, подтвержденного в советско-японской конвенции об основных принципах отношений 1925 года), советское руководство использовало в качестве предлога сведения командования военно-морского флота СССР о том, что в японских водах и портах находилось 15 немецких, 9 итальянских и один финский пароход, которые могли бы быть использованы в качестве рейдеров против советских торговых судов[387]. Это привело, вследствие несовершенства установленных советских мин, к многочисленным жертвам среди японского гражданского населения и излишнему осложнению отношений между СССР и Японией в период, когда в условиях ожесточенных боев с войсками немецко-фашистской Германии Советский Союз особенно нуждался в соблюдении Японией советско-японского пакта о нейтралитете.
На самом деле, не доверяя сообщениям органов советской внешней разведки о том, что в Токио принято решение в условиях замедления темпов германского наступления на Восточном фронте воздержаться до решающих побед Германии над СССР от нападения на него на Дальнем Востоке, по указанию И. В. Сталина, напрасно опасавшегося скорого нападения Японии, нарком ВМФ СССР Н.П. Кузнецов издал 12 июля 1941 г. приказ ввести в действие утвержденный в начале того же года оперативный план о постановке до 30 июля 1941 г. минных заграждений у берегов Советского Союза как в Балтийском, Баренцевом, Белом и Черном морях, так и в морях Тихого океана в направлении Владивостока, Владимир-Ольга, Советская Гавань и Петропавловск-Камчатский. Всего здесь было выставлено 10 893 мины, т. е. больше, чем в 1941 г. Черноморским и Северным флотами (соответственно 7846 и 1040 мин), и немногим меньше, чем Балтийским флотом СССР (12 047 мин) в акваториях, где велись активные боевые действия[388].
