Жаба раскрыл свою большую тетрадь и сделал несколько пометок. И затем из-под нахмуренных бровей взглянул на Кирилла:

— И ты, говоришь, не придал этому никакого значения?

Кирилл вздрогнул и насторожился.

— Я же говорю, пьян я был.

Дмитрий кивнул и протянул руку Рогову.

— Спасибо, дружище. Ты мне очень сильно помог.

Кирилл с удивлением на лице пожал протянутую руку. Он не ожидал такого жеста со стороны оперативника.

— И вам спасибо! — пробубнил парень.

— А что там за история с ножом? — неожиданно задал вопрос Жаба.

Кирилл тут же махнул рукой.

— Да, это бред сивой кобылы. Кого вы слушаете? Он вам ещё и не такое придумает.

— Ты сейчас о ком?

— О ком, о ком. О Денисе! Это его остроумный план, как свалить всё на меня.

— А можешь мне подробно рассказать об этом плане? Откуда ты про него знаешь?

Лицо Кирилла неожиданно перекосила злоба. Его квадратный подбородок затрясся от негодования.

— Чего-то я вас совсем не понимаю. Это не имеет никакого отношения к исчезновению Евгении Кабардины.

— Откуда я могу знать, имеет или не имеет. Мне надо найти хоть какую-то зацепку, вот я и бросаюсь из стороны в сторону. Пытаюсь нащупать что-то. Вот объясни мне недалёкому, откуда ты знаешь про план Дениса. Он, что, с тобой им делился?

— Вот у него и спросите! Делился, не делился. А я вам его ересь повторять не собираюсь. Он не такой дурак, каким кажется. Корчит из себя больного, а на самом деле стратег ещё тот. Сеет сомнения, падла! Врёт, а ему верят.

Жаба вновь что-то записал в тетрадь. Зазвонил мобильник, на экране выбился номер, который был ему не знаком. Дмитрий не ответил. Он сбросил вызов и отключил звук. После чего сказал конвоиру, что Кирилл ему пока не нужен, что у него к нему больше нет вопросов.

Через десять минут после этого привели Дениса. Жаба поинтересовался, как он себя чувствует, хотя на самом деле всё сам видел: черты его лица обострились, проступили скулы, щёки слегка впали, образовав небольшие впадины. Нос стал острым, глаза — чёрными, как уголь. Руки — особенно это было заметно по пальцам — тряслись. Нижняя челюсть тоже слегка дрожала.

— Всё так же, — ответил Жердин, равнодушно взглянув на повязку на голове Жабы. — Хреново. Я уже ничего не хочу. Я повешусь при первой же возможности.

— Тихо-тихо, парень! Это не выход.

— Ещё какой выход! Я сцусь, а им похрен. Они только ржут с меня, и одни и те же вопросы по кругу гоняют. То один следак, то другой, то третий. Передышки никакой. Адвокат такое же чмо, как и они все. Он что есть, что его нет.

— Тебе предоставили адвоката?

— По закону положено.

— Я знаю, что положено. Как его фамилия?

— Гурьянов Вадим Николаевич. Лысое очкастое чмо.

— Ладно, не кипятись, дружище. Ты мне что-нибудь ещё расскажешь?

— Да! Я же сказал, что я сделаю всё, чтобы помочь. Женьку надо спасать! Только ради неё я здесь… Но силы мои на исходе. Я и так держусь из последних сил.

Неприятный холодок опутал позвоночник Жабы. Как много он потерял вчера времени из-за этого грёбаного Манипулятора. Он ничем не помог Денису. И сейчас сидит, и ничего не предпринимает. А ведь Жердин за несколько дней из красивого и стильного парня превратился в больного и дряхлого человека. Неужели кроме него — Жабы — этого никто не замечает? Неужели всем всё равно?

— Короче, на чём мы там вчера остановились? — спросил Жердин.

— Вернулся Гедич, — ответил Дмитрий. — И спросил, чего двери нараспашку. 3.

То, что ещё успел рассказать Денис Жабе.

Петя зашёл в зал и опустился в кресло.

— Скажи спасибо нашему общему другу, — произнёс он, — если б не Кирюха, сидел бы ты уже в камере, и на тебя бы уже дело клепали.

Я быстро разулся на входе в зал и сел на полу по-турецки напротив Гедича для того, чтоб была возможность взглянуть ему в глаза. И задал вопрос:

— То есть ты считаешь, что убийца я, и тут нет никаких сомнений?

— Я уверен на сто процентов, — ответил он.

— Из-за чего такая уверенность? — решил уточнить я. — Ты видел, как я убивал?

На что Гедич ответил:

– Нет, не видел. Мне просто повезло. В отличие от вас с Роговым, я проснулся вчера утром в родительской спальне. Вышел в зал и увидел тебя с окровавленной отвёрткой в руке, Полину с раздробленным виском и щекой. А в туалете возле унитаза потом ещё и Кирюху обнаружил. Тот храпел так, что у него в носу сопли булькали.

Его ответ мне совсем не понравился, и я уточнил:

— Увидел меня с окровавленной отвёрткой в руке и решил, что это я убил?

— Денис, ты хочешь правду? — усмехнулся Петька. — Да, я считаю, что убил ты. И знаешь, почему? У тебя уже давно проблемы с алкоголем, ты его хлебаешь в немереных количествах.

Я тогда не выдержал и закричал:

— Не долби мне мозги!

— Молчи уж, — полным презрения голосом сказал он. — Ты спросил, я отвечаю. По дороге ко мне ты успел пива насосаться, с собой литр принёс. Его выжрал. А затем ещё и за вино взялся. И это всё при том, что пьёшь таблетки для улучшения памяти. А их ведь нельзя с алкоголем мешать. Ты мне сам об этом говорил. Короче одно на другое наложилось — и получай фашист гранату. Тебя хорошенько переклинило, и ты натворил делов.

— Я тоже так могу на тебя наговорить, — ухмыльнулся я.

— Пробуй! Давай! — рассмеялся в глаза мне Гедич. — Я жду.

— Ты нас всех отравил, — заявил я, — убил Полину, подстроил всё так, что это я виноват и пошёл спать со спокойной совестью.

Петька покрутил пальцем у виска:

— Ты сам веришь в то, что говоришь? — спросил он. — Бред полнейший. Даже причину нормальную придумать не можешь. Зачем мне убивать Полину? Может, меня переклинило от пару глотков вина, которые я выпил за весь вечер?

Понимая, что он прав, я решил выдвинуть другую версию:

— Хорошо, — сказал я. — Ты у нас беленький и чистенький. Тебя не будем трогать. Возьмём Кирилла. Он мог убить Полинку из-за того, что должен ей был. Она его весь вечер доставала этим, он не выдержал и стукнул её отвёрткой по голове. Потом, когда пришёл в себя, увидел, что я в отрубе и подстроил, как будто это сделал я.

— Сочиняй, Денис, что хочешь, — ледяным голосом произнёс Петька. — Но я тоже не дурак. Я всё заснял на фотоаппарат и флэшку кое-куда спрятал. Для того, чтоб у тебя даже мысли не возникло на меня бочки катить.

— Вот же ты гнида! — не выдержал и выпалил сгоряча я. — Ответь мне тогда, ушлёпок, чего ты сразу не позвонил в милицию, когда вышел вчера утром из родительской спальни и увидел меня с окровавленной отвёрткой в руке?

По выражению лица Пети я понял, что задал вопрос, ответ на который может многое прояснить. Гедич разволновался. Глазки его забегали.

— Ты! Да, ты! — завизжал Петька. — Всё это сейчас зря сказал!

Он вытянул из кармана брюк мобильник и стал мне угрожать:

— Я звоню в ментовку!

— Звони! — завопил я в ответ на угрозу и вскочил на ноги. — Звони, сука!

Петя тоже вскочил, стал ногами на подлокотники кресла и принялся нажимать кнопки мобильника.

— Звоню, не видишь, что ли?! — заорал он.

«Что у меня есть?» — понеслись с шальной скоростью мысли в моей голове. — «Только шприц. И с ним я собираюсь противостоять фотографиям и отвертке с отпечатками пальцев? Боже мой, я псих. Я сам себе подписываю смертельный приговор».

Я выхватил из кармана куртки шприц, который нашёл в мусорном ведре и выкрикнул:

— Звони! Заодно расскажешь, для чего использовал этот шприц.

В глазах Гедича мелькнуло удивление, и он нажал «сброс вызова». Нажал, падла! С чего вдруг?! Чего ему было бояться?

— Я не понял, откуда он у тебя? — спросил дрогнувшим голосом Петька.

И я ответил, что нашёл его в мусорном ведре.

— А это… этот, — пробормотал Гедич. — Можешь, себе его в сраку засунуть.

Я не выдержал и в гневе со всей силы ногой ударил по голени Гедича. И тот кувырком через мою голову полетел на пол.