— Ага, конечно. Вали всё на меня.

— Тебе повезло. Ты ни капельки не пострадал.

— Защищаться надо было. Я как увидел, что она за черпак схватилась, тут же трусами прикрылся.

— Защитился он! Ты, падла, в дверях застрял, когда дёру давал.

— Я хотел повернуться, прощения попросить.

— Из-за твоего прощения, я два пинка по сраке получил.

— Я же говорил, что она у тебя злая. Как ты вообще с ней живёшь?

— Вот так и живу, — с болью в голосе сказал Георгий. — Давай, вводи меня в курс дела.

Жаба тяжело вздохнул.

— Да, хмырь какой-то мне угрожал. Обещал убить меня, если я не найду убийц по делу двести сорок четыре в течении двух суток. Вот, хочу его на место поставить.

— Странно.

— Что странно?

— Если речь идёт о делах нашего отдела, то у нас все дела по пропажам людей. Причём тут убийца?

— Надо на само дело взглянуть, тогда мы поймём.

— И откуда он знает, что дело, которое его интересует, имеет номер двести сорок четыре? Ведь номера мы с тобой присваивали независимо от года и реальных их номеров. И никто кроме нас не знает, какому делу какой номер мы присвоили. Мы отбирали конкретно те дела из архива, которые подходили конкретно под заданный эксперимент.

— Мы же всё это вносили в специально разработанную программу. Кто-то мог стырить эту информацию.

— Маловероятно… А если это шутка или развод?

— Я об этом тоже думал. И такое может быть. Но чувство у меня дурное, что это псих какой-то. Голос мне его не понравился.

Бубнов остановил машину возле частного дома с номером тридцать шесть на улице Гоголя. Друзья вышли из машины и двинулись к покосившимся воротам с открытой калиткой. Двор выглядел запущенным, создавалось впечатление, что здесь никто не живёт. В глаза бросились: разваленная скамейка, словно кто-то по ней прыгал до тех пор, пока она не выдержала всего этого издевательства, мелкий мусор под ногами и ржавый велосипед со спущенными колёсами.

Жаба окинул взглядом некрашеный серый дом и хмыкнул. Бубнов достал пистолет из-за пояса и первым поднялся по ступенькам. Он толкнул слегка приоткрытую дверь и преступил через высокий порог.

— Есть кто дома? — выкрикнул он, и не получил никакого ответа.

Жаба обернулся и ещё раз на всякий случай осмотрел двор. Но никого и ничего подозрительного не увидел и вошёл в дом вслед за Георгием. Внутри всё выглядело ещё хуже, чем снаружи. На полу валялось грязное заплесневелое тряпьё: старые куртки, рубашки, брюки. Очень сильно воняло прокисшими продуктами и лекарствами. В доме было три комнаты и одна кухня. Везде срач, антисанитария. Видно было, что хозяин харкает прямо под ноги. Пол ужасно скрипел. На пыльном столе на кухне стояла ржавая банка с окурками и грязный замусоленный пластиковый стаканчик из-под сметаны. Под столом открытая почти полная бутылка кефира, явно негодного к употреблению. Жаба открыл дверцу холодильника. Там лежала ливерная колбаса и стояла банка с солёными огурцами. На газетке на самой нижней полке — несколько варёных картофелин в шкурках и куски жирной селёдки. Всё это вызывало отвращение.

Бубнов выглянул в окно:

— Нет никого.

— Я вижу, — буркнул Дмитрий. — Давай ещё дом обойдём.

Гоша опустил пистолет в кобуру и вышел во двор. Он стал огибать дом в одном направлении, Жаба в другом. Хозяина дома Дмитрий увидел первым. Тот сидел в кресле внутри хлипкого сарая, слушал радиоприёмник и курил самокрутку. Было очень трудно понять сколько лет этому человеку. Может быть восемьдесят, а может и намного меньше.

— Ох-хо! — улыбнулся старик. — Пришёл всё-таки.

Жаба сразу отметил для себя, что этот человек не мог звонить ему с угрозами. Голос был совсем не тот. Дмитрий улыбнулся одной из своих мерзких улыбочек ему в ответ.

— Ты меня ждал?

— Ждал.

Подошёл Бубнов и молча уставился на старика.

— Ну и?! — повысил голос Дмитрий.

— Ты очень легкомысленно ко всему относишься, — не спеша, процеживая сквозь зубы каждое слово, сказал старик.

— Это ты мне звонил?

— Я.

Жаба не выдержал и хлопнул дряхлого человечишку по плечу.

— Чего ты, гнида, врёшь?!

Тот даже не вскрикнул.

— Время тикает, — напомнил он.

— Чего ты хочешь?

— Я озвучил тебе свои требования.

Жаба схватил старика за подбородок и уставился прямо ему в глаза.

— Скажи мне, кто это всё придумал? Чей это развод?

Старик захохотал. Он был явно не в себе. Жаба отпустил его.

— Забираем его в отделение? — спросил Бубнов.

Глаза Димки расширились.

— Кого?! Его? Да, он неровен час сдохнет по дороге в отделение.

— Ну, это бабушка надвое сказала.

— Забирайте! Забирайте! Мне всё равно, где умирать.

Сердце Жабы неприятно заколотилось внутри грудной клетки. Откуда этот старик может знать номер дела, отобранного для экспериментального проекта Д–16? Откуда этот старик узнал номер его телефона? Да, ни откуда! Да и звонил не он! Он явная пешка в чьей-то игре.

— Кто ты?! Чего тебе надо?!

— Я бы на твоём месте поторопился, — ответил старик.

Бубнов схватил его за шиворот и потащил за собой.

Старик сделал несколько шагов, спотыкнулся о порог и полетел носом вперёд. Георгий его не удержал. И тот распластался в грязной луже. И опять начал ржать.

Жаба и Бубнов переглянулись.

— Ну, что, забираем его? — спросил Георгий. — Оформим, как следует. Предъявить нам есть что. А если и нет, то придумаем.

— Забираем, — тяжело вздохнул Жаба и тут же вскрикнул — Да, пошёл он в жопу! Пошли отсюда! Если он нам понадобиться, мы сами его найдём. Мне сейчас совсем не до него. Бабло кое-какое надо отработать.

Жаба решил на время забыть о старике, но пообещал себе, что обязательно разберётся, в чём кроется подвох. Через час после того, как он с ним пообщался, Дмитрий вошёл во второй корпус следственного изолятора и протянул дежурному в окне пропуск, выписанный следователем Перовой, давшей ему разрешения на беседу с подследственными. Всё это устроил майор Рябов, который имел со всех передвижений Жабы свой интерес.

— Добрый день! — произнёс Дмитрий.

Дежурный взял пропуск и отметил его.

— Перова просила предупредить вас, что все ваши разговоры с подследственными будут записываться. Она постарается вам не мешать, но будет слышать всё, о чём вы будете говорить.

— Мог и не предупреждать, я знаю о её методах работы. Где она сама?

— Скоро будет.

Комната для допросов была небольшой. Белые стены без окон и закрытое пространство неприятно давили на психику Жабы. Из мебели в комнате находились только: стол и стул для следователя, три стула у стены и ещё один стул в метре от стола.

Жаба сел за стол, достал из сумки ручку и большую толстую тетрадь, листы которой были размером с принтерную бумагу. Привели худого прыщавого парня в очках. Жаба пояснил ему, по какой причине он вызвал его на беседу. В комнату заглянула Перова, кивнула Дмитрию и сказала, что можно начинать.

Пётр Гедич опустился на один из стульев возле стены и сразу заявил:

— Пока не вернуться мои родители со Швеции, я ни на какие вопросы больше отвечать не буду. Они наймут мне адвоката. Я и так много лишнего наговорил.

— А они уже в курсе, что случилось? — поинтересовался Жаба.

— В курсе. Им тётка позвонила.

Дмитрий ещё раз взглянул на парня, затем отметил в тетради, что, несмотря на сопливую внешность, тот ведёт себя довольно уверенно и спокойно. Потом начал рисовать лицо Гедича: его кривой нос, очки, прыщи на лице. Только вот в итоге получилась Баба Яга какая-то.

— Конечно же, ты можешь молчать, — прервал тишину Жаба, закончив свои художества, — пока твои друзья на тебя наговаривают. Но я бы на твоём месте рассказал, кто из них убил Полину Дорину и зачем.

— Я сам не могу понять, кто из них убийца. Сначала я думал, что это Жердин. Он псих — это точно. Но Рогов себя тоже странно ведёт.