Великий визирь выдержал паузу, прежде чем закончить, но гнев уже охватил султана.

— Гяур! Собака! Смерть для него — не самое тяжкое наказание!

— Истинно так, славный повелитель трех континентов… Я велел схватить негодяя. Прикажешь повесить?

Султан задумался.

— Повесить?.. Гм… это проще всего… Но для чего торопиться? Нет, лучше спровадь его в подземный каземат Еди Куле! — И, немного помолчав, спросил: — А кто же теперь будет править Украиной?

Кара-Мустафа хитро прищурился.

— Мы сделали ход конём… как в шахматах, мой повелитель…

— Что именно?

— Я приказал правителю Афлака[21] купить у нас этот обширный и благодатный край, и ему не осталось ничего иного, как открыть свои сундуки, которые трещат от золота. Мы получим немалые деньги и покроем значительную часть затрат на предстоящую войну…

— Ты это ловко придумал… Ха-ха-ха! Так вытрясти карманы старого афлакского скупердяя! Ха-ха-ха! — хохотал султан. — И как это пришло тебе в голову?

— Когда государственная казна пустеет, то поневоле становишься ловким и хитрым, как сам шайтан.

— Ну, и что же он? Долго сопротивлялся?

— Представь себе, яснейший, — нет… Видимо, польстился на безграничные просторы Правобережной Украины… Сразу же велел перенести резиденцию тамошнего правителя из Немирова в Печеру, что в Брацлавском полку[22], а в Чигирин назначил полковником какого-то казака Гримашевского…

— Ладно, пускай хозяйничает… Но дай ему понять, что джизье[23] в Валахии теперь увеличится вдвое… И чтобы платил исправно! Кроме того, к весне пусть выставит десять тысяч конных воинов с обозом и приведёт их под Белград!

— Мой повелитель мудро решил, — склонился в поклоне Кара-Мустафа. — Правитель Афлака выполнит этот приказ, я позабочусь об этом.

— У тебя все?

— Все, мой повелитель. Позволь удалиться?

— Иди!

Кара-Мустафа ещё раз поклонился и попятился к дверям: придворный этикет не позволял подданным падишаха поворачиваться к нему спиной. Но когда он протянул руку назад, чтобы открыть дверь, султан остановил его:

— Подожди, Мустафа!

Великий визирь поклонился.

— Подойди сюда! — приказал Магомет и, когда Кара-Мустафа вновь приблизился к нему, спросил, пристально глядя ему в глаза: — До меня дошли слухи, что в твоём гареме зацвела «райская роза»… Правда ли это?

— Что мой повелитель имеет в виду?

— Ну как же! Говорят, такой красавицы и в султанском гареме нет!

Кара-Мустафе стоило больших усилий скрыть охватившее его волнение. Он сразу понял, о какой красавице спрашивает султан.

— Злые языки преувеличивают, мой богоданный повелитель, — сказал Кара-Мустафа. — Действительно, в моем гареме есть несколько новых… но чтобы они сравнились с красавицами султанского гарема! Не верится мне… Нет, не могу догадаться, о которой из них идёт речь. — И он смело посмотрел на султана.

— Ту пленницу привезли тебе из Камениче[24].

«Он-таки знает все, — пронеслось в голове Кара-Мустафы. — Интересно, кто это из моих людей соглядатай султана? Дознаюсь, выжгу глаза собаке и вырву язык!»

Вслух же он произнёс:

— А-а, теперь мне все ясно… Такая девушка есть! Хорошенькая. Тебя, мой повелитель, не обманули, когда описывали её прелесть… И все же среди роз султанского гарема она оказалась бы обыкновенным полевым цветком.

— Так это чудесно! — воскликнул Магомет. — Розы колючи и, несмотря на свою красоту, быстро надоедают. Менее яркие полевые цветы порой милее нашему сердцу… Не так ли?

Кара-Мустафа прекрасно понимал, к чему клонит султан, и не посмел на этот раз возражать. Хотя Магомет говорил, как казалось, милостиво и доброжелательно и ничего прямо не требовал, за внешней его мягкостью скрывалась мстительная и завистливая натура — из-за одного неосторожно сказанного слова султан мог вспыхнуть в любую минуту. А сейчас, накануне похода на Австрию, на который великий визирь возлагал такие большие и честолюбивые надежды, он опасался осложнить своё положение. Поэтому смиренно поклонился и, подавляя досаду, с приветливой улыбкой сказал:

— Бесспорно так, хранитель мудрости пророка! Настанет время — и этот скромный полевой цветок расцветёт пышно, как драгоценнейшая роза. Тогда рука преданного слуги преподнесёт его тебе во всей непорочной красе! Думаю, это будет лучшим подарком моему повелителю в тот день, когда презренные, обуреваемые гордыней гяуры падут под ударами сабель непобедимых воинов нашего грозного хондкара[25], величайшего завоевателя всех времен!

Лицо султана прояснилось: он любил лесть.

— На все воля аллаха! Я всегда знал тебя, Мустафа, как моего преданнейшего слугу… Можешь идти!

На галере, когда в лицо подул свежий морской ветерок и слуги подали на верхнюю палубу кувшин холодного шербета, Кара-Мустафа постепенно начал успокаиваться.

Собственно, что произошло? Ведь все складывается как нельзя лучше! Султан поручил ему готовить войско для большой войны в Европе и, можно не сомневаться, назначит на время похода сердаром[26], так как у самого вряд ли хватит сил и желания нести тяготы военного похода. А это — верный путь к осуществлению его мечтаний и намерений! Пусть Магомет думает, что поход готовится для возвеличивания его особы. Ха-ха! Зазнавшийся мальчишка! Нет, он, Мустафа, не настолько глуп, чтобы, стоя у руля империи, не позаботиться о себе, о своём и своих потомков будущем! Не был бы он достоин рода Кепрюлю, если бы, став великим визирем, не мечтал о большем — о троне падишаха или короне императора! И первый успешный шаг на этом пути сделан.

Удалось также без осложнений избавиться от Юрия Хмельницкого. Казна украинского гетмана существенно пополнит казну великого визиря. Чего ещё желать?

Правда, беспокойство терзает сердце из-за красавицы невольницы, о которой проведал султан… Это, конечно, очень неприятно. Да, султаны, как и все смертные, любят подарки. Было бы неосмотрительно не понять намёка… Видно, придётся подарить девушку, хотя красота её пленила его самого.

Тьфу, шайтан! Как скверно получилось! И все из-за какого-то султанского соглядатая.

Кара-Мустафа начал мысленно перебирать своих слуг, охранников, чаушей, советников: кто из них стал глазами и ушами султана в его доме? Но вскоре оставил эту пустую затею — людей, окружавших его, так много, что он не смог припомнить и половины их.

Возвратившись в Эйюб, великий визирь прежде всего позвал старшего евнуха.

В комнату вкатился невысокий толстяк в бархатной одежде, мягких, расшитых серебром чувяках и в белоснежной чалме. Приблизившись, он с трудом согнул в поклоне короткий, бочкообразный стан и молча уставился на своего повелителя.

«Неужели он — султанский глаз?» — подумал великий визирь и произнёс:

— Ну, как она, кизляр-ага?[27]

— Все то же, эфенди… Сегодня её осматривал Пьетро-ага, лекарь-итальянец. Говорит, девушка здорова телом, но больна душой.

— Ох уж этот мне римлянин!

— Пьетро-ага — чудесный лекарь, эфенди, — мягко возразил кизляр-ага. — Всем это известно… К тому же он читает будущее по звёздам…

— Но у него слишком доброе сердце! Он всех жалеет… Особенно рабов.

— Это понятно: он долгие годы сам был рабом.

— Ну, хватит, тебя не переговоришь… Веди меня к ней!

— Прошу, эфенди… Девушка все тоскует, отказывается принимать пищу — по-видимому, хочет уморить себя голодом… День и ночь её стережёт старая Фатима…

Они спустились по мраморным ступеням на первый этаж, и кизляр-ага провёл Кара-Мустафу в комнату пленницы.