— Может быть, это просто ссора любовников. Я вернусь один и поговорю с Сандрой…

Его перебил робкий голос сбоку:

— Мистер Орсини!

— Долли, дорогая Долли, единственный разумный человечек на свете, отойди, милая, мы разговариваем.

— Я думаю, мне нужно вам рассказать. Я не доносчица, но я бы рассказала Билли, а она могла бы сказать вам, однако ее здесь нет, и я подумала…

—Что?

— Понимаете, это не то, о чем вы говорите. Я слышала, вы сказали «ссора любовников», но все гораздо хуже. Я сквозь стену все слышала — никак не соберусь купить затычки для ушей, — все началось, когда Сандра обвинила Хью, что он ее затмевает, переигрывает. И…

Файфи перебил:

— Верно. Я ловил его на этом, но он все равно пытается.

— Тогда Хью обозлился и сказал, что она не умеет играть, вшивая королева «мыльных опер», а он настоящий сценический актер, вы понимаете, а она тогда сказала, что у него член — как пальчик у младенца, но, к сожалению, не такой твердый, а он сказал, что груди у нее не найти, пока случайно не наткнешься на соски, а она сказала, что у него гнойные прыщи на заднице, а он сказал, что худшей подстилки у него еще не было и что между ног у нее воняет рыбным рынком, и… и дальше еще хуже. Я всего не могу повторить, мне неловко.

— Общий смысл я уловил, — сказал Файфи.

— Так что, — закончила Долли, — это не ссора любовников, потому что они больше не любовники. Они друг друга ненавидят. Я хочу сказать, они зашли слишком далеко. Дело в том, что у него действительно маленький член, она об этом часто говорила и раньше, но всегда обычно добавляла: «Он маленький, но торчит там, где надо», или что-то в этом роде.

— М-да, Долли, они действительно зашли далековато. Спасибо. Полезно знать, что происходит. А теперь проваливай, крошка, нам надо поговорить.

— Ну и дела, Вито, — сказал Файфи. — Такие слова мужчина не забудет, даже если захочет, а этот парень и не собирается забывать.

Наступило долгое молчание. Вычурный викторианский отель наполнился проголодавшимися туристами, их обслуживали хорошенькие барменши.

— Используем фотодублеров, — объявил Вито. — Это сработает, Файфи.

— В этой сцене? Ты рехнулся!

— А я и не говорю, что это не безумие. Я только сказал, что мы это сделаем. В этом городе хватает молодежи, мы выберем девочку, которая со спины похожа на Сандру, и парня, похожего на Хью. Парики, Файфи, парики. Найдем их сегодня днем. Затем будем снимать каждую сцену по два раза, сначала Хью с фотодублером Сандры, потом наоборот. Лица фотодублеров будут не видны, только затылки и тела. А потом смонтируем.

— Этот номер не пройдет!

— А у нас есть выбор?

Свенберга идея очаровала. Для него плоть была плотью, свет — светом, а трудности — его стихией. Пока Сандра играла сцены с фотодублером Хью, Вито читал его слова, а она отвечала. Пока Хью играл с фотодублером Сандры, слова Сандры читала Долли. Потом нужно было все свести в одну сцену и скорректировать звук. Вито настоял, чтобы во время съемок Сандры на площадке присутствовал Хью, а пока работает Хью — чтобы там была Сандра. Он надеялся, что бывшие любовники достигнут Олимпа актерского мастерства, состязаясь друг с другом в том, кто вложит в сцену больше пыла, страсти и чувственности, и они отдавали голым незнакомцам свои обнаженные тела с таким показным сексуальным пылом, какого Вито ни на одной площадке не видел. Еще до просмотров он и Файфи поняли, что фильму суждено попасть в историю, хотя бы за эту сцену.

Когда закончились эти два изматывающих дня, Файфи напомнил Вито, что два дня нужны еще и на материал, отснятый немного раньше, поскольку его тоже предстоит переделывать. Во всей оставшейся части сценария Сандра и Хью играли на людях, так что в тех сценах Файфи не предвидел осложнений, но что делать с двумя недостающими днями?

— За ночь я переписал сценарий, — сказал Вито. — Мы придем к тому же, но другим путем. Я дам больше работы Долли. С изменениями, которые я внесу, это пойдет.

Файфи быстро прочитал новые страницы.

— Пойдет, пойдет. Но где взять время? — Вито подал ему еще одну стопку листов.

— Эти сцены мы не будем снимать, они не нужны. Я предусмотрел все пробелы и переходы. Получается толково. Так что мы отстаем от графика всего на день, Файфи, и если ты не нагонишь, тебя вышибут из гильдии режиссеров.

— Рад, старый черт?

— Обычные прелести и сюрпризы работы в шоу-бизнесе.

Ядовитый сумах, как обнаружила Билли, вернувшись в Мендосино, вызывает сыпь, которая волшебным образом уравнивает всех. Многие из ассистентов, команды осветителей, костюмеров и операторской группы испытали на себе эту неприятную болезнь. Из жены продюсера она превратилась в товарища по несчастью, который вернулся из полевого госпиталя на фронт, чтобы разделить с войсками тяготы войны. Все, от Свенберга, погруженного в мечтательную отчужденность, до водителей автобудок, как называли передвижные туалеты, приветствовали ее и справлялись о самочувствии. Многие едва могли дождаться ее, чтобы сравнить симптомы, и Билли часто оказывалась в центре дружной кучки киношников, обсуждавшей преимущества инъекций кортизона по сравнению с обычным каламиновым лосьоном.

Долли и Билли каждый день обедали вместе. Билли, привыкшая подсчитывать каждую съеденную калорию, беспомощно наблюдала, как Долли, при ее цветущих раблезианских формах, поглощала сандвич из ломтиков авокадо с гарниром из салата-оливье, положенного на слой сыра бри, слой бастурмы и слой рубленой печенки, и все это между толстыми половинками булочки с маслом и тмином, а в придачу еще и картофельный салат с двойным майонезом.

— Проклятье, — сказала Долли, доскребывая последние крошки картофельного салата, — у нас не хватит времени на еще один сандвич, да?

— А ты еще не наелась? — спросила Билли с ужасом и укоризной.

— Умираю с голоду. Знаешь, после того как я бросила завтракать, ждать обеда кажется так долго.

— Бросила завтракать?

— Конечно. Но это ненадолго. У меня начало третьего месяца, а говорят, что в это время тошнота по утрам мучает сильнее всего.

— О, Долли! Боже, как это случилось?

Долли закатила к небу огромные глаза. Ее хихиканье слилось со сдавленным покашливанием Билли. Наконец Билли успокоилась и спросила:

— И что ты собираешься делать?

— Ну, думаю, делать что-то надо, но мне почему-то хочется ребенка. Это сумасшествие, но чувствую я именно так. Я уже была беременна и даже не подумала довести дело до конца, но на этот раз…

Билли показалось, что подруга смутилась, но почему, она не пыталась понять. Похоже, Долли хочет ребенка, но слегка этим ошарашена.

— А как отец? — спросила Билли, стараясь не вывести Долли из забытья.

— Этот наездник? Он женится на мне хоть завтра, но я не собираюсь проводить остаток жизни на родео. Зачем Четвертого июля развлекать весь Лос-Анджелес? Я ему скажу, но попозже. Кто бы мог подумать, что если забыть на пару дней принимать пилюли, получится такая штука?

— Любой гинеколог. Долли, а как с деньгами? На ребенка нужно много денег, и на сиделку, и на одежду… — Голос Билли прервался. Она знала, что на ребенка требуется еще много других расходов, но не могла с ходу их назвать. Материнство никогда не входило в круг ее интересов.

— Год или полтора я смогу прожить на то, что заработаю в «Зеркалах», а там придумаю что-нибудь. Если не найду работу, всегда остается мой муженек. Брось, Билли, все само уладится, так всегда бывает, если очень захотеть. — Она казалась восхитительно небрежной, словно не понимала, что ее ждет, и напоминала пушистую довольную кошку.

Билли разглядывала подругу, едва сдерживающую довольство своей беременностью. Если и есть на свете телячий оптимист, то это Долли.

— Может быть, я… как ты думаешь… ребенку нужна крестная…

— О, да! Да! — Долли обняла Билли с таким восторгом, что чуть не задушила. — Я никого не хочу, кроме тебя.

По крайней мере, подумала Билли, она сможет убедиться, что обо всем как следует позаботились. Ее крестник ни в чем не испытает недостатка. Перед глазами проплыли картины крещения в Бостоне. Серебряные чаши и выдержанный херес, епископы и печенье, крошечные наборы вилок и ложек столового серебра. Может быть, полезнее будет завести абонемент на стирку пеленок в прачечной. Колыбель, приданое, коляска? Все это для начала. А там будет видно.