Через три часа Лестер проснулся. Кто-то толкал его, медленно, но неумолимо, словно в бок тыкали большим мягким кулаком. Кто же это толкается в его постели, тревожно подумал он сквозь сон. Он пошарил рукой вокруг и наткнулся на живот Долли, или, скорее, на ребенка Долли, совершавшего у нее внутри ленивый кувырок. И тут до него дошло, что нос ему щекочут волосы Долли, голова Долли покоится у него на груди, а ноги ее переплелись с его ногами. Пригвожденный к месту, лежа неподвижно, не веря себе, в полумраке спальни он открыл глаза. Без очков все расплывалось, но ум работал четко. Он, Лестер Уайнсток, занимался любовью с женщиной на девятом месяце беременности! Мало того, он, Лестер Уайнсток, никогда за всю жизнь не испытывал столь всепоглощающе эротических, восхитительных ощущений, и он, Лестер Уайнсток, желал немедленно испытать их снова. Нет сомнений, он развратное чудовище, но теперь он наконец чувствовал себя принадлежащим к современному поколению. Почему я так все переживаю, спросил он себя. Долли шевельнулась во сне. Он слегка потряс ее. Пожалуй, не нужно ее будить, не настолько же он низко пал, чтобы заниматься любовью со спящей беременной женщиной! Он потряс ее еще раз и свободной рукой начал играть с ее изобильными грудями. Вот и говори после этого о добродетели!
После ссоры с Вэлентайн Спайдер Эллиот считал дни до вручения «Оскара». Ему казалось, они текли слишком медленно. Раз уж он собрался уходить из магазина, ему хотелось побыстрее с этим разделаться, но, пока Билли ни о чем не знает, он не мог начать поиски нового места. Он не сомневался, что его возьмут в любой крупный магазин: его успех в «Магазине грез» был хорошо известен в мире розничной торговли. Или, если он не хочет оставаться в торговле, можно снова заняться фотографией, возможно, здесь, на Западном побережье. Или месть Хэрриет Топпинхем забыта, и он может вернуться в Нью-Йорк? Во всяком случае, денег он скопил. Почему бы не отправиться на лодке вокруг света? В Китай? И там остаться? Да, выбор богат.
Что касается Вэлентайн, придется о ней забыть. Она совершенно недостижима. Он сто раз пытался извиниться, и каждый раз она выходила из комнаты, не взглянув на него и не дав вымолвить ни слова. Тот, кто сказал, что мужчина и женщина не могут быть настоящими друзьями, был прав. Эта глава в его жизни окончена, забыта. Перейдем к следующей. Естественно, ему очень плохо, но это явление временное.
Проходили недели, а Спайдеру все не удавалось прояснить сумрачные горизонты своей души. Это состояние не походило на ощущение ярости, горя и утраты, которое он испытал в Нью-Йорке, когда Мелани уехала от него в Голливуд, а Хэрриет Топпинхем прихлопнула его карьеру. У тех эмоций были четкие очертания, и он понимал, почему их испытывает. Но в последнее время он часто просыпался по ночам и лежал без сна по нескольку часов, борясь с мыслями, которые на следующий день казались глупыми. Мыслей в таком ключе Спайдер никогда не знал, он считал их проявлением жалости к себе, — абсурдные мысли о том, кому он на самом деле нужен, кому до него есть дело, почему он делает то, что делает, какой в этом смысл, чего ему ждать, для чего, короче говоря, он живет?
За все свои тридцать два здоровых, беззаботных, буйных, самоуверенных года Спайдер ни на минуту не дал себе труда задуматься о смысле жизни. В его представлении, ему выпала удача произойти от некой созревшей яйцеклетки и некоего агрессивного сперматозоида, встретившихся в нужную ночь в нужное время в теле нужной женщины. Случай, просто случай, так сказать, слепое везение привело к тому, что родился именно он, а не другой ребенок, который мог бы появиться у его отца и матери, если бы они в ту знаменательную ночь не занялись любовью. Раз уж ему повезло родиться, он принимал мир таким, какой он есть, и скакал вперед, как на породистой лошади. Смысл жизни? В том, чтобы жить!
Но сейчас, в начале марта 1978 года, он просыпался по утрам с дурным самочувствием, хотя всю жизнь просыпался с прекрасным. Принять душ, одеться, позавтракать и ехать в магазин — этот набор действий и поступков стал единственным неизменным делом за весь день, когда внимание поглощали неотложные рутинные задачи. Оказавшись на работе, он обнаруживал, что колодец, из которого он всегда бездумно черпал энергию, не бездонный.
По крайней мере, этой причиной он объяснял то, что называл ощущением пузыря, — некое чувство, что он не связан привычным образом с внешним миром. Пузырь присутствовал вокруг его головы, как настоящая физическая сфера, вроде тех прозрачных воздушных шариков с бусинами, которые время от времени перекатываются внутри. Он приглушал голоса, пища из-за него казалась безвкусной, физические контакты нереальными, ненастоящими. Сквозь него виделись размытые очертания. Спайдеру удавалось провести целый день в магазине лишь в том случае, если он сознательно принуждал себя держаться так, как держался всегда, но душа его была далеко. Покупатели, разумеется, и не замечали в нем перемен, но веселье ушло. Однажды, проходя мимо зеркала, он с удивлением заметил, что жизни в его глазах не больше, чем в Мертвом море.
Одной из немногих перемену в Спайдере заметила Роузл Кормэн, первая продавщица, пришедшая в «Магазин грез». Она сказала, — про себя, ибо была очень немногословна, — что, если раньше он был похож на Бутча Кэссиди и малыша Санденса, вместе взятых, то теперь напоминал бледное воспроизведение этого фильма.
Билли, тоже заметившая у Спайдера внезапную потерю вкуса к жизни, подумала, что, наверное, ему нужен отпуск. С тех пор как в июле 1976 года он приехал в Калифорнию, он выезжал не дольше, чем на выходные. В марте в Аспене выпал свежий снег, а дамы сумеют некоторое время обойтись без него, сообщила она ему.
— Знаете, вы женщина настойчивая, — заметил он. — Но откуда вам известно, что я умею кататься на лыжах?
— Такие, как вы, всегда умеют. А теперь езжайте, и чтобы три недели я вас не видела.
С точки зрения лыжника, Аспен был находкой. Однажды на склоне Спайдер оказался один и остановился, задумчиво опершись на палки. Свежий воздух, яркое солнце, ломкая, густая тишина — все было на месте. Чего еще желать? Когда он катался на лыжах раньше, до отъезда в Нью-Йорк, такое мгновение лишь уверяло его, что жизнь прекрасна, что настало время исполнения желаний. Он всегда искал редкий случай покататься одному, чтобы никто не стоял между ним и радостью единения с горами. Почему же сейчас он так опустошен? Он воткнул палки в снег и оттолкнулся, безрассудно помчавшись прямо под уклон, будто спасая жизнь.
Вернувшись в Беверли-Хиллз, он решил, что, наверное, необходимо что-то менять в любовной жизни. Он избавился от нынешних увлечений, которым не позволял стать слишком серьезными, чтобы нельзя было из них выпутаться без потери гордости и самоуважения для женщины. Они станут скучать по Спайдеру, но никогда не усомнятся, что он горячо любил их, восхищался ими. Так оно и было. Спайдер довел до совершенства процесс расставания, и женщины чувствовали, что в разлуке их любят сильнее, чем если бы связь продолжалась.
Через неделю он нашел новую девушку, потом еще одну. Нет сомнения, в отчаянии думал Спайдер, любовью он занимается все больше, а нравится ему это все меньше. Вдруг все показалось таким механическим, предопределенным, абсолютно незначительным. Он совершал движения, в точности те же самые, что когда-то доставляли ему такое простое и яркое удовольствие, а потом… Он наконец понял, о чем говорил тот парень, который мудро заметил, что после полового акта все мужчины печальны. Спайдер не знал, кто был тот философ, но всю жизнь полагал, что бедняге просто попадались не те девочки. Теперь он зауважал его.
Может, все дело в возрасте. Он никогда не обращал внимания на дни рождения, но все-таки ему уже за тридцать — наверное, он изменился физически. Спайдер прошел полное обследование у врача Билли, и тот велел ему не отнимать у эскулапов время и прийти снова лет через двадцать.
Было и еще кое-что, но он не знал, что с этим делать. Он становился сентиментальным, или, по крайней мере, так он это называл. Открыв газету или журнал и прочитав, что какая-то пара в окружении детей, внуков и правнуков отмечает пятидесятилетие совместной жизни, он чувствовал, как слезы наворачиваются на глаза. То же самое случалось при виде обладателей суперкубка, победительниц телеконкурсов красоты, подростков, спасших маленьких детей из горящих домов, слепых, окончивших колледж с отличием, смельчаков, в одиночку совершивших кругосветное путешествие в крошечных лодках. Сообщения о смерти, катастрофах и других повседневных ужасах совершенно не трогали его, но хорошие новости просто превращали его в кисель.
