Отлично! Вот теперь я действительно могу пойти по магазинам. Из музейного магазина я выхожу свободная и совершенно счастливая, как школьница, которую раньше положенного отпустили с уроков. Иду по Бродвею, потом сворачиваю на какую-то улицу, прохожу мимо ларьков, где продают дешевые сумки и украшения для волос, мимо уличного музыканта, который весьма так себе бренчит на гитаре. Вскоре я сворачиваю на симпатичную мощеную улочку, потом на другую. По обе стороны стоят старые здания с пожарными лестницами, вдоль тротуаров растут деревья, и вообще тут все намного проще, чем на Бродвее. Знаете, я действительно смогла бы тут жить. Правда. Легко.

И, о боже, магазины! Один другого краше. У одного в витрине на антикварной мебели раскиданы платья из набивного бархата. У другого стены расписаны под облака, и всюду лежат пышные бальные платья, а между платьями расставлены тарелки с конфетами. Третий магазинчик — весь в черно-белых тонах в стиле «ар деко», как в фильме с участием Фреда Астера. А посмотрите на этот!

Я изумленно останавливаюсь возле витрины: манекен совершенно голый, за исключением прозрачной полиэтиленовой рубашки, в кармане которой плавает золотая рыбка. В жизни не видела более удивительной одежки.

Знаете, мне всегда хотелось надеть что-нибудь очень авангардное. Бот было бы круто приехать домой в таком необычном наряде и, щеголяя, рассказывать всем, что купила его в Сохо, в Нью-Йорке. Интересно… я все еще в Сохо? Или это Нолита? Или Нохо? Солита? [Сохо, Нохо и Нолита — названия центральных районов Нью-Йорка].Честно говоря, я понятия не имею, где нахожусь, но ни за что не стану доставать карту и смотреть — подумают еще, что я туристка.

Впрочем, какая разница, где я? Лучше зайду в магазин.

Открываю дверь и вхожу. Никого — только в воздухе витает странный аромат да гремит музыка. Я подхожу к вешалке, принимаю равнодушный вид и начинаю перебирать одежду. Боже, да тут просто экстранеординарные вещи. Брюки длиной метра три, белая рубашка с полиэтиленовым капюшоном, юбка из вельвета и газетной бумаги — выглядит неплохо, но что с ней станет, если пойдет дождь?

— Здравствуйте. — Ко мне подходит юноша. На нем черная футболка и очень обтягивающие брюки, все такие серебряные, за исключением области гульфика, который сшит из джинсовой ткани и очень… ну… торчит.

— Здравствуйте, — отвечаю я как можно хладнокровнее, стараясь не смотреть на его гульфик.

— Как дела?

— Спасибо, хорошо.

Я беру черную юбку, но тут же кладу ее на место, потому что замечаю аппликацию в виде блестящего красного пениса спереди.

— Хотите что-нибудь примерить?

Давай, Бекки. Не бойся. Выбери что-нибудь.

— Э-э… да. Вот это! — Беру лиловый пуловер с высоким воротником, симпатичный на первый взгляд, и иду за юнцом в дальний конец зала, где стоят примерочные кабинки из листов оцинкованного железа.

И только сняв пуловер с плечиков, я замечаю, что у него два ворота. Еще он немного похож на свитер, который моя бабушка однажды подарила папе на Рождество.

— Извините? — высовываю я голову из кабинки. — У этого свитера… две горловины.

Парень смотрит на меня, как на ненормальную, и говорит:

— Так и должно быть. Такой стиль.

— А, понятно! Ну конечно. — И снова ныряю в кабинку.

Я не решаюсь спросить, в какую дырку нужно совать голову. Сначала надеваю через одну горловину, и выглядит это ужасно. Потом через вторую, и тоже кошмар.

— Ну как? — спрашивает парень, и я краснею. Я не могу признаться ему, что не знаю, как это надеть.

— Нормально, — сдавленным голосом отвечаю я ему из кабинки.

— Не хотите выйти и посмотреть на себя?

— Пожалуй! — пищу я.

О господи. Я вся красная, волосы стоят дыбом оттого, что я старательно втискивалась в узкие горловины. Нерешительно открываю дверь кабинки и смотрю на себя в зеркало. И понимаю, что дебильнее, чем сейчас, не выглядела никогда в жизни.

— Потрясающий трикотаж. — Парень скрещивает руки на груди и окидывает меня оценивающим взглядом. — Уникальное изделие.

— Э-э… да уж, — помедлив, тяну я. — Очень любопытный фасончик. — Я неуклюже поддергиваю рукав и стараюсь не замечать, что выгляжу так, словно у меня не хватает одной головы.

— И на вас смотрится просто великолепно. Просто шикарно.

Он так убедителен, что я снова решаюсь взглянуть на свое отражение. И знаете, возможно, он прав. По-моему, не так уж и плохо.

— У Мадонны таких три, разных цветов. — Парень переходит на шепот: — Между нами, она их просто не снимает.

Я восторженно на него гляжу:

— У Мадонны такой же свитер? Вот точно такой?

— О да, но на вас он сидит намного лучше. — Он приваливается к зеркальной колонне и рассматривает ногти. — Очень рекомендую.

Боже! Просто обожаю этот город! Ну где еще, скажите на милость, можно купить приглашения на пиццу, бесплатную тушь и еще свитер, как у Мадонны, в один день? Когда я прибываю в «Ройялтои», на моем лице огромная, просто чеширская улыбка. Таких удачных покупок у меня не было уже с… со вчерашнего дня.

Я сдаю все свои сумки в гардероб и направляюсь в небольшой круглый бар, где Люк должен познакомить меня со своим новым партнером Майклом Эллисом.

За последние несколько дней я многое узнала об этом Майкле Эллисе. Похоже, он владеет огромным рекламным агентством в Вашингтоне и водит дружбу с президентом. Или с вице-президентом? В общем, с кем-то из верхушки. Короче, Майкл — крупная рыба, и от него во многом зависит сделка Люка. Поэтому я должна постараться произвести на него хорошее впечатление.

Ого, да тут все по высшему разряду. Кожа, хромированная сталь и люди в крайне модных черных костюмах с соответствующими прическами. В круглом зале я нахожу Люка, к моему удивлению, в полном одиночестве.

— Привет! — говорю я и целую его. — А где же твой новый приятель?

— Ушел позвонить, — отвечает Люк и жестом подзывает официанта. — Еще один гимлет [Коктейль из джина и концентрированного сока лайма, весьма популярен у англичан], пожалуйста. — Он внимательно на меня смотрит, пока я усаживаюсь за стол. — Ну, дорогуша, расскажи, как тебе понравился Гуггенхайм?

— О, замечательно! — Ха-тире-ха! В такси я, между прочим, подготовилась. — Особенно мне понравилась потрясающая серия акриловых объектов, созданных на основе простых евклидовых форм.

— Правда? — слегка удивленно восклицает Люк.

— Конечно. То, как они поглощают и отражают чистый свет… удивительно. Да, кстати, я купила тебе подарок. — Я кладу ему на колени увесистую книгу «Абстракции и абстракционисты» и отпиваю чай, который мне только что принесли, стараясь не слишком выдавать своего триумфа и довольства.

— Ты действительно ездила в Гуггенхайм! — В крайнем удивлении Люк листает книгу.

— Э-э… ну да, конечно.

Ладно, я знаю, что обманывать своего мужчину нехорошо. Но ведь отчасти это правда, разве нет? Я ведь на самом деле была в Гуггенхайме. В широком смысле этого слова.

— Очень любопытно. А известную скульптуру Бранкузи видела?

— Э-э… как бы… — Я щурюсь, пытаясь разглядеть поверх его плеча, что он там обнаружил в книге. — Я… хм… больше обратила внимание на евклидовы формы и, конечно… на… несравненные…

— А вот и Майкл, — перебивает меня Люк.

Он закрывает книгу, и я поспешно запихиваю ее в сумку. Слава богу. После чего с любопытством поднимаю глаза-ведь интересно же наконец узнать, как выглядит этот самый Майкл, — и чуть не захлебываюсь своим чаем.

Не может быть. Это он. Майкл Эллис — это тот самый лысеющий дядька, которого я встретила в спортзале. Когда он видел меня в прошлый раз, я практически умирала у его ног.

— Бекки, познакомься с Майклом Эллисом, моим новым партнером, — говорит Люк, вставая.

— Здравствуйте, — я пытаюсь удержать на лице невозмутимую улыбку. — Как поживаете?

Нет, это нужно запретить. Нужно ввести правило, согласно которому люди, видевшие тебя в спортзале, никогда не должны встречаться с тобой за его пределами. Это слишком неловко.