– Да, я утверждал! – запальчиво воскликнул генерал. – Но что могут стоить слова? И чего стоят все улики, доказательства?! Поэтому, когда дело касается особо запутанных случаев, я полагаюсь единственно на интуицию, на… нюх. Да-да, на нюх, да простите мне это низкое слово!

На что маршал едва заметно усмехнулся и спросил:

– Ну и что же вам ваш нюх на этот раз подсказывает?

– А то, что задержанная имеет самую непосредственную причастность к пожару в Полоцке! – весьма уверенно ответил генерал. И так же весьма уверенно продолжил: – А если бы не он, то есть пожар, то мы бы и по сей день стояли в Полоцке! Но когда посреди глухой ночи наши тщательно укрепленные и еще более тщательно замаскированные позиции вдруг озаряются заревом обширнейшего возгорания и становится видно как днем, то, спрашиваю вас, чего еще могут пожелать вражеские артиллеристы для ведения прицельной стрельбы?! А посему…

– Но женщина при чем?

– При всем при этом! В тот самый миг, когда в расположении дивизии Леграна внезапно вспыхнули бараки, мой человек совершенно ясно видел тень, которая…

– Так, так! – насмешливо воскликнул маршал. – И этой тенью была, конечно же, наша задержанная. А была она в ту ночь одета в белое платье, и волосы у нее были белые, распущенные… Ну, и так далее. Я слышал это, и не раз. Но я это только слышал! А вы в это, увы, поверили! Вот потому-то я и делаю из всего этого единственно возможный вывод: вы, генерал, не менее наших солдат верите в Белую Даму, страшитесь ее… и спешите ее уничтожить. Любой ценой. Ведь так?

– Совсем не так! Но… – тут генерал сдержался, помолчал, после чего довольно тихо, но зато очень упрямо сказал: – Если вам это угодно, пусть даже будет так. И все-таки она – это дерзкий, опасный и очень хитрый шпион, приговоренный к ра…

– Нет, прежде всего она женщина! – твердо, даже несколько сердито сказал маршал. – И я не позволю расстреливать женщину!

– Да, все это так, – закивал генерал. – И это весьма благородно, согласен. Но… не у нас!

– Что, что?! – не веря собственным ушам, переспросил маршал и даже покраснел от гнева. – Что ты сказал, Оливье?!

– Я, – стушевался генерал, – я только хотел сказать, что ваше рыцарское благородство в данном случае не совсем уместно. Ведь, ваша светлость, в вверенном мне ведомстве, как, впрочем, смею вас уверить, и в аналогичном моему российском ведомстве, не существует разделения агентов по признакам… гм, как это?.. да, по признакам пола. Потому что агент – это не человек, он не мужчина и не женщина, а он единственно…

– Молчите, генерал!

– О, я бы промолчал! Но Франция!..

Тогда маршал, поморщившись, сказал:

– Н-ну, хорошо, давайте все сначала. Итак, я говорю…

Но тут он вдруг осекся и прислушался. А и действительно, что это? Звонко стучали подковы по замерзшей грязи, кто-то насвистывал бодрую песенку. Маршал и генерал обернулись и увидели, что по другую сторону колонны, обгоняя и не замечая их, едет сержант Дюваль. Солдаты, которых он обгонял, смотрели на него кто с завистью, а кто и с неприязнью. Рыжеволосый маршал улыбнулся и грустно сказал:

– Ну вот, наконец-то я вижу человека, не потерявшего бодрость духа.

– Это сержант Дюваль, – хмуро пояснил Оливьер, явно недовольный увиденным. – Известен своей храбростью и, к сожалению, простотой. Если вы помните… – и он многозначительно глянул на маршала.

– Да-да, – согласно кивнул маршал, – помню. Но в некоторых случаях, генерал, бывает нужен именно такой человек. И десять лошадей. Нет, с ним и пять вполне будет достаточно.

Генерал пожал плечами и сказал:

– Как вам будет угодно. Хотя, по-моему… – но вдруг замолчал и нахмурился. Весьма нахмурился!

А тем временем на одном из ближайших холмов показались казаки. Завидев неприятеля, колонна взяла ружья на курок. Однако наглые бородачи, казалось, не обратили на это никакого внимания и продолжали разъезжать туда-сюда по холму да еще и выкрикивать что-то обидное. А у одного из казаков на пику был поддет жирный жареный поросенок. Весьма смущенная подобным искушением, голодная колонна сбилась с шага и, чтобы не наделать глупостей, солдаты поспешно отворачивали головы в сторону и с тоской вспоминали приказ: «Из строя не выходить!». Ведь сколько уже горячих голов было порублено в сугробах! Может, даже все уже порублены…

Но нет, еще не все! Вот вам еще одна такая голова – верхом на лошади. В гусарском кивере. Да-да, пронеслось по колонне, это опять этот чертов Дюваль! Смотрите, что он делает! И что уже сделал – не переставая насвистывать песенку, он только лишь едва заметно ослабил поводья, и его чуткая Мари тотчас свернула с дороги, к казакам! И тотчас же:

– За мной! – браво вскричал сержант. – Проучим мохнатых варваров! – и поскакал к ближайшему холму.

Колонна дружно отвернулась.

А казаки, не переставая зубоскалить, начали поспешно отступать к лесу. Дюваль мчался за ними по снежной целине, а снег ярко сверкал, ярко светило солнце! То есть это было во всех отношениях чудное зрелище!

Но не для всех.

– Ваша светлость, – сердито сказал Оливьер, – если сержанту наскучила жизнь, то это его дело. Но он ведь загубит и лошадь!

– Оставьте, Оливьер! – еще сердитее ответил маршал.

И генерал подчеркнуто покорно замолчал. Казаки тем временем скрылись из виду. Поднявшись на вершину холма, сержант придержал Мари, оглянулся назад и увидел то, что и предполагал увидеть – совершенно пустынное снежное поле. То есть никто за ним, конечно, не последовал. Мало того, ни один из идущих в колонне теперь даже не смотрел в его сторону. Им до него нет дела, правильно, они же чтят приказ! Подумав так, сержант сердито хмыкнул, отвернулся и посмотрел по сторонам. Теперь даже отсюда, с вершины холма, то есть с отменного артиллерийского обзора, казаков нигде видно не было. Только следы их лошадей тянулись к лесу. Они сильно взбили снег, их было много. И на холме снег тоже был взбит очень сильно. И…

Боже мой, усмехнулся сержант, только сейчас увидев поросенка. Поросенок валялся в снегу, почти прямо у Мари под копытами. Очень странно, подумал сержант, чего это они вдруг испугались? Не его же одного! А кого же тогда? Или чего? Сержант нахмурился и посмотрел на лес, то есть туда, куда уходили казачьи следы, подумал и еще сильней нахмурился… и крикнул:

– Гринка! – подождал немного, и еще раз: – Гринка! Гринка!

Но никто ему не отозвался. Тогда сержант, ловко скользнув в седле, подхватил поросенка за ногу – и повернул вниз, обратно к дороге. Ехать обратно было очень тяжело. Это, наверное, из-за того, что от поросенка шел невероятно аппетитный запах. А еще его хотелось рассмотреть. Это по крайней мере. Но сержант и с этим справился – и ничего он не рассматривал. И он даже вообще ни разу на всем обратном пути не придержал Мари. А когда он подъехал к колонне, то теперь уже смущенные солдаты, в свою очередь, старались не рассматривать его, и, это особенно, его добычу. А он, вскричав:

– Сокровища Кремля! – подбросил вверх, над ними, поросенка.

Жерди голодных рук поспешно вскинулись к добыче – и она тут же бесследно исчезла. А сержант, как ни в чем ни бывало, пришпорил лошадь и двинулся дальше. Правда, как же это «ни бывало»?! Бывало, конечно, и очень противно! Поэтому сержант очень спешил, еще немного – и он затерялся бы в колонне, точнее, в этой толчее, неразберихе…

Но тут его окликнули:

– Дюваль! Его светлость желает видеть тебя!

Сержант осадил лошадь, оглянулся, увидел на той стороне дороги маршала, и это его совсем не обрадовало. А когда сержант увидел там рядом генерала, то он совсем помрачнел. Вот так всегда, мрачно подумал он, всё одно к одному! Но служба есть служба. Сержант резко развернул лошадь и направил ее прямо на колонну. Там стали поспешно, суетливо расступаться. Дюваль пересек дорогу спешился и отдал честь поджидавшему его маршалу. А на генерала он даже не глянул, а только с досадой подумал, что вот и опять он нарушил приказ – на этот раз покинул строй – и теперь опять этот негодный Оливье, конечно же, с превеликой радостью воспользуется этим, чтобы…