Запертые здесь, как в ловушке, они жили без всякой цели, им давали ровно столько, чтобы они не умерли от голода, но недостаточно, чтобы почувствовать себя живыми. Деньги в гетто циркулировали только для всяких темных дел: товары и услуги черного рынка, воровство, рэкет, убийства. Если кому-то из богачей нужно было кого-то убрать, они шли в гетто. Здесь находились люди, от отчаяния готовые на все.

Турпан на ходу теребил один из своих дрэдов. Он места себе не находил. Моа это видела, несмотря на гладкий металлический респиратор, закрывающий его лицо. Беспокойство отражалось в его широко расставленных карих глазах. Моа подумала, что он по-настоящему красивый парень, черты его лица тонкие и изящные, а кожа безукоризненно гладкая. Неудивительно, что он ненавидит город, который заставил его носить уродливую маску, горб на спине и трубки.

– Ты что-то сделал, да? – спросила она. – Турпан, что ты натворил?

Он с деланным безразличием пожал плечами. Как будто от его равнодушного вида неприятности станут меньше!..

– Я кое-что взял себе.

– Ты… что?! – вскрикнула Моа. Турпан свирепо взглянул на нее, и она понизила голос до шепота.

– Ты что-то взял? Из сундучка? Он кивнул.

– Я думал, она не заметит. Я думал, она не знает, что оно там было.

– Ох, Турпан… – выдавила Моа, ей не хватило слов, чтобы выразить всю бурю охвативших ее чувств.

Ей показалась, что под ногами у них разверзлась бездна и они балансируют на самом краю. И все-таки Моа не могла винить в этом Турпана. Она хорошо понимала, почему он так поступил.

Они ушли с площади и углубились в путаницу узких переулков, примыкающих к набережной канала. По дороге Турпан рассказал Моа о своей находке. Гетто, как и весь нынешний Орокос, было построено на остовах старинных зданий Функционального века. Огромные чужеродные сооружения из загадочных материалов возвышались над халупами из кирпича и ржавого железа. Не поддающиеся разрушению мосты из блестящего обсидиана тянулись над грязными дворами, полными мусора. Если когда-то архитектура гетто и была сколько-нибудь упорядочена, то теперь от этой упорядоченности не осталось и следа – вероятностные шторма перемешали все так, что стало трудно отличить, где кончается прошлое и начинается настоящее. Это был многоуровневый лабиринт, который время от времени запутывался еще больше.

– Мы убежим, – в конце концов сказал Турпан. – Это единственный выход. Мы убежим.

– Нет, только не это! – взмолилась Моа. – Может быть, Анья-Джакана и правда просто пугала нас. Давай просто притворимся, будто ничего особенно в той шкатулке не находили! Может, она решит, что ей дали неправильную наводку. Моцги могли перепрятать эту вещицу до того, как мы попали туда. Анья-Джакана ведь не говорила нам, что искать, так как она может винить нас в том, что мы не нашли это?

– Она знала, – ответил Турпан. – Я это понял.

Моа взяла его за локоть, вынудив остановиться.

– Я не хочу бежать. Лучше избавимся от этой штуковины! Просто выбросим, и все!

Турпан бросил на нее взгляд, полный снисходительной жалости. Моа боялась неизвестности. Но она, как и он, понимала: теперь уже не важно, есть у них артефакт или нет. Если Анья-Джакана посчитала, что они ее обокрали, им перережут глотки еще до наступления ночи.

И тогда Турпан решился окончательно. При этом он поймал себя на том, что даже где-то рад случившемуся. Странное возбуждение охватило его.

– Это возможность. Это шанс изменить всю нашу жизнь. – Он заглянул Моа в глаза в надежде увидеть ее одобрение. – Ну признайся, разве тебе самой хочется выбрасывать эту штуковину?

– Все и так изменится, само по себе, Турпан. Все постоянно меняется, надо только уметь ждать.

Он постучал по респиратору.

– Я сам позабочусь о своей удаче, – с горечью сказал он и зашагал дальше.

Моа побрела следом.

А за ними, держась на расстоянии, шел Грач с небольшой шайкой воров. Атаманша послала их вернуть то, что принадлежало ей.

Турпан захлопнул за собой люк бункера и не отпускал его до тех пор, пока не услышал громкий щелчок запирающихся замков. Моа уже соскользнула вниз по лестнице и возилась в своей комнате, выкапывая разные дорогие ее сердцу вещицы, спрятанные под ворохом одеял и мехов. Убедившись, что вход надежно запечатан, Турпан прошел к себе, достал артефакт Угасших из-под подушки и положил в сумку. Когда он вернулся в общую комнату, Моа сидела, скрестив ноги, на коврике и запихивала в потрепанный рюкзак свои безделушки.

– Куда мы пойдем? – спросила она.

– Не знаю, – ответил Турпан. – Пока не знаю.

– Мы не можем уйти, если нам идти некуда! – воскликнула Моа.

– Еще как можем, черт возьми! – огрызнулся он. – Если ты не хочешь поспорить с Аньей-Джаканой.

Девушка несколько мгновений молчала, потом тихо проговорила:

– Я знаю, куда мы можем пойти. Турпан тоже знал. Он просто не хотел в этом признаваться.

– Я знаю, куда мы можем пойти, – повторила она. – Знаю, где мы будем в безопасности, где есть люди, которые нам помогут.

Она не говорила об этом раньше, потому что ждала, чтобы он сказал сам. Турпану нравилось принимать решения, а ей нравилось, что он их принимает. Так им обоим было спокойнее. Турпану необходимо было оставаться главным, а Моа необходим был кто-то главный. Так уж между ними повелось.

– Ладно, – в конце концов сказал он. – Идем в Килатас.

Моа вскочила, бросилась ему на шею и чмокнула в щеку рядом с холодным краем респиратора, закрывавшего рот и нос.

– Я иду домой! – воскликнула она. Турпан резко отстранился. Моа забыла: он не любил, когда прикасаются к его лицу. Она смутилась и тихонько попросила прощения.

– Ничего, – ответил он, отводя глаза.

Ей грустно было видеть Турпана таким. Он стыдился себя, стыдился своего увечья. Не желал примириться с тем, что сделал с ним вероятностный шторм. Как он не понимает: никому не по силам изменить свой жребий! Почему не хочет смириться с судьбой? Можно всю жизнь потратить на то, чтобы выбиться в люди, выбраться из гетто, а потом в один прекрасный день проснуться больным, или превратиться в кошку, или очутиться на другом конце города, откуда нет дороги назад. Так уж устроен мир. Так зачем усложнять себе жизнь, пытаясь грести против течения? Гораздо разумнее расслабиться и ждать, когда удача тебе улыбнется.

Но Турпан не соглашался. Он злился из-за того, что ему приходилось носить респиратор. Он даже не подумал о том, как ему повезло, что в запасах Аньи-Джаканы нашелся этот дыхательный прибор. Атаманша спасла Турпану жизнь, потому что он был хорошим вором. Но этого ему было мало. Он хотел стать прежним. Мечтал прийти к какому-нибудь дорогущему врачу, чтобы тот все исправил. Но ведь у них никогда не будет таких денег, чтобы оплатить операцию, и ни один врач не возьмется лечить изгоя с татуировкой жителя гетто. Турпан хотел разбогатеть, чтобы вернуть то, что отнял у него город.

Моа знала об этой его мечте. И понимала, что именно она заставила Турпана обокрасть атаманшу.

– Вот, – сказал он, порылся в сумке, достал находку и бережно передал девушке.

Моа в изумлении уставилась на странную вещицу. Внезапно девушка поняла, почему Турпан повел себя так безрассудно. Эта штука завораживала. Бронзовые колечки были невероятно тонкой работы. Диск янтарного цвета казался выточенным то ли из камня, может быть, даже драгоценного, то ли из стекла, но, если приглядеться, становилось ясно – это какой-то другой, незнакомый материал. Диск странным образом отражал свет, и, если смотреть под определенным углом, казалось, что он уходит в глубину – не плоский кругляш, а зев огромной, выложенной янтарем ямы, хотя сам диск был не толще печенья. Это было маленькое чудо, эхо давно забытого прошлого, в которое Моа отчаянно верила. В то время все было иначе…

– Как красиво! – ахнула она.

– Пусть он будет у тебя, – предложил Турпан.

– Но он твой, – возразила она, впрочем, не слишком твердо – вещица очаровала ее. – Ты его нашел. Он, наверное, стоит целое состояние.