Жан вдохнул и выдохнул, ощущая внутри плеча тянущее неудобство. Пули остались в его теле. Ту, что была в боку, он не чувствовал, а вот в плече, она видимо застряла в подвижной мышце, вот и ощущается при каждом движении. Не болью, но вечным беспокойным напоминанием: ты слаб. Хрупок. Бесполезен.

Жан аккуратно рассортировал книги, сожженные страницы оставили на его пальцах черный след сажи.

Все уничтожено. Книги, препараты, реактивы. Все его инструменты. Без этого какой смысл ему вообще быть тут? Ему нужна лаборатория! Там ему место! А здесь в рубашке и жилетке с чужого плеча, подстреленный как глупая куропатка, без своей работы, он чувствовал себя жалким и бесполезным. Зачем только ввязался в это путешествие? Нужно было оставаться в Галиваре и продолжать работу. Но он считал, что время будет важно, что разработку оборотнической вакцины нужно будет начать как можно скорее, Тереза ведь была у Фетаро и ее время было ограничено. Так Ретт сказал. Шесть месяцев. За шесть месяцев Жан должен был воссоздать или придумать утерянный способ превращать людей в оборотней. И доработать свою вакцину от вампиризма тоже не мешало бы. Ее результаты были нестабильны и опасны. Настолько, что он свернул исследования. Но у него было всего два пациента, как он мог делать выводы только на двоих, когда результаты так разнились? Однако, очередь из вампиров, желающих стать людьми у его дверей что-то не выстраивалась, а на предложение Ретта поймать парочку кровососов и притащить к нему в лабораторию, Жан ответил возмущенным отказом. Он может и не хотел становиться вампиром, но другие сделали этот выбор осознанно. Просто они не знали, что их ждет, а обратного пути не имели. Жан хотел дать им этот путь. И вампирская кровь была чудом для медицинских исследований и экспериментов. Его легочный раствор был изобретен только благодаря этим исследованиям. Сколько всего он мог бы сделать, будь у него постоянный надежный донор и поддержка королевской Алхимической академии…

Жан со вздохом отодвинулся от стола и подошел к окну, подышать воздухом. Ночь в Маркии была немногим прохладней дня. Темная, почти черная, ароматная и сладкая. Жан вдохнул запах цветов из сада, острый аромат специй и колючий сухой запах песка, который пропитывал все вокруг.

Здесь было совсем иначе, чем в Галиваре. Понравилось бы ей там? Их шумные леса, влажные низины, широкие полноводные реки. Чтобы она подумала, увидев их? Удивилась? Посмеялась?

Жан смущенно поймал на своих губах улыбку. Тут же привычно согнал ее. Улыбка его не красила. Вот уж шесть лет как…

Он нахмурился. Ругать себя последними словами он просто-напросто устал. Это было бесполезно. Он все равно искал ее взглядом. Она все равно пробиралась в его мысли, звеня браслетами на ногах где-то между страницами книг и химическими реакциями, заполняющими его голову.

Это было ужасно. Глупо. Смешно! Никакого рационального объяснения он найти этому не мог. Никакого оправдания себе тоже при всем своем широком кругозоре тоже не придумывалось. Он думал о невесте Ретта. Лучшего друга. О волчице, которой предстояло стать альфой стаи. О Джае Рабах.

Жан помотал головой и рассмеялся. Думай сколько тебе заблагорассудится, глупец. Больше-то рассчитывать было не на что. Альфа-волчица и человек-лекарь. Да она даже за мужчину тебя не примет и будет права. Кто ты рядом с ней? Она же тебя одним пальцем убьет. Смешно…

Но ведь она тоже смотрела на него. Говорил с ним. Пришла учить его играть в ранты.

Да-да, именно так женщины обычно и обращали на Жана внимание — с легким налетом жалости и участия. Ах, бедняжка. Книжный червь да еще и уродец. Но Джая смотрела не так. Или он только вообразил себе?

Жан отошел от окна и открыл створку резного деревянного шкафа. Там было небольшое зеркало, оно отразило его по пояс. В расшитом жилете, в рубашке с чужого плеча, с бесконечно подергивающимися мышцами, уродующими лицо.

Он пригладил волосы и провел ладонью по подбородку. Ему следовало бы побриться, но в Маркии им никто не предлагал бритвенных принадлежностей, видимо надеясь, что неразумные варвары из Галивара таки отрастят хоть какие-то приличествующие настоящим мужчинам бороды. У Жана борода росла неохотно и была светлой и плешивенькой. «Даже в этом я не такой, какой ей нужен», — подумал он с остервенением и захлопнул створку шкафа.

Он снова подумал, что нужно лечь спать, что следует сделать это поскорее, но снова пошел к окну и стал смотреть в сад. Он совсем не хотел спать. Что-то беспокойно ворочалось у него в груди, что-то тревожное и странно манящее.

Ты не мог этого сделать Жан. Ты не мог влюбиться в Джаю Рабах. Ты… ты был бы последним идиотом на этой планете, если бы влюбился в Джаю Рабах. Влюбиться в Джаю это безумие. Полное безумие влюбиться в Джаю, потому что она… она…

Она до забавного грозно хмурится, когда недовольна, и гордо держит голову, даже когда не старается выглядеть важной. У нее тонкие щиколотки и округлые полные бедра, а на спине под левой лопаткой маленькая выпуклая родинка. «И ты будешь последним идиотом на этой планете, если влюбишься в нее, Жан. Последним, самым распоследним идиотом…» — твердил он себе снова и снова, а на губы опять лезла улыбка и он злился и гнал ее и все начиналось по-новой.

Но что ты можешь сделать для нее? Ты не такой, как ей нужно. Ты не оборотень. А даже если станешь, то будешь недостаточно силен. Вступишь в ее стаю? Станешь беспрекословно подчиняться ей? Или Ретту?

Жан гневно прикусил губу. Отношение Ретта к маркийцам его злило, а уж пренебрежение Джаей и подавно. Ретт уже все решил. Он станет альфой и чужие слабые голоса не будут долетать до его ушей. Жан задумался готов ли он жить так — в строгой иерархии волчьего клана? Разве это не то же самое, что отдаться на растерзание Алхимической королевской академии и делать оружие? Не то же самое, что быть обращенным в семье Дегара и подчинятся их герцогу?

«Почему я не могу быть свободен? Почему не могу сам решать? Все вокруг меня так сильны и могущественны, а я всего лишь человек.»

Бессмертные подавляют людей так просто, так естественно, а ведь быть такими, как они, это вовсе не естественно! Жан изучал их кровь и пришел к выводам, что все их способности не что иное, как свойство крови, и вампиров от оборотней отличал только способ передачи этих необычных свойств. Через укус и кормление кровью у вампиров, и от отца к сыну у оборотней. Жан мог бы сказать Ретту на что это похоже, но не нашел в себе смелости.

Болезнь.

Это было похоже на вялотекущую не смертельную болезнь, изменяющую весь организм, пробуждающую инстинкты и преобразующую тело.

А если это болезнь, значит ее можно вылечить. Конечно же, он не поделился своими наблюдениями с Реттом. Тот бы его не понял. Для него вампиры были чем-то совершенно противоположным оборотням. Он не мог абстрагироваться от собственной волчьей природы и увидеть общность между ними.

А теперь выходит и оборотни могли как-то передать свои способности? Как могло не быть связи между ними?

Укус вампира смертелен для оборотня. Это ли не связь?

Только один раз Жану довелось увидеть смерть оборотня от укуса. Оборотня Шефердов после стычки с вампирами Фетаро принесли к нему в лабораторию, в надежде, что он сможет остановить процесс. Оборотень умирал три дня, Жан наблюдал, как разрушается его тело, изучал кровь, пытался остановить, но ничего не смог сделать. Опыт этот был бесценен для него, кровь вела себя совершенно невообразимо, на последних стадиях сворачивалась прямо в сосудах. Но когда он попросил вскрыть некоторые сосуды еще на живом оборотне, чтобы точно определить размеры поражения, родные парня чуть не убили его и забрали несчастного из лаборатории. Они потеряли надежду и хотели, чтобы их сын умер без участия бездушного алхимика.

Если бы он мог исследовать это подробнее, если бы у него было несколько пациентов…

Жан усмехнулся. Обрати его семейство Дегара, они как и Ретт предложили бы ему изловить нескольких оборотней, чтобы поэкспериментировать над ними? Вряд ли они одобрили бы такие работы — спасение оборотней от укуса вампира.