Они оба молчали, и Жан понимал что вот он момент признаваться в чувствах. Но он молчал. Как Джая и сказала — то смотрел на нее как на мечту всей жизни то отмалчивался как последний трус.

— Я не хотел бы усложнять тебе жизнь, Джая-да. Ты должна выйти за Эверетта. Он хороший человек, со временем, быть может, ты увидишь это. — сказал Жан и подумал, что будь он на ее месте, то плюнул бы себе в лицо. Трус! Тряпка!

Джая его мысли явно разделяла. Отпустила волосы, заледенела, выпрямилась.

— Спасибо за твою доброту, Жан Ла Росси. Сердце твое так чутко. — проговорила она замогильным тоном. Жан онемел.

— Джая…

Она зло развернулась и хотела уйти, но замерла. Обернулась. Жан не сразу понял, что это он ухватил ее за руку. Прикоснулся! К старшей дочери рода! К незамужней девушке.

По традициям Маркии она могла бы крикнуть своих родственников и вышвырнуть его из дома. Но Джая молчала.

Жан потянул ее к себе, обнял за плечи и поцеловал. Тут же отстранился.

— Мы не должны… Прости меня.

Джая потянулась к нему. Ее губы были влажными и приоткрытыми. Жан ради спасения человечества от чахотки и то бы не оттолкнул ее. Прижал ее к себе снова, жадно зарываясь пальцами в темные волосы на затылке, выдыхая ей в губы жалобные стоны безоговорочной капитуляции.

Что он творит?! Влюбиться в Джаю Рабах это самая ужасная идея на свете… Но не влюбиться в нее он просто не мог.

— Пожалуйста, останови это безумие… — прошептал Жан, отстранившись и прижавшись лбом ко лбу Джаи. Они стояли в тесных, интимных объятиях.

Джая засмеялась и звука теплее Жан в жизни не слышал.

— Ни за что. Ты мой, северный алхимик. — она отважно поцеловала его сама. Чувственно коснулась носом щеки, подбородка, словно запоминала его лицо. — О как жарко… — прошептала она и взяла руку Жана и положила себе на грудь под ключицей. Жан вспыхнул. — Так жарко бьется сердце. — закончила она. — Жан понял, что она вовсе не чувственность ему предлагала, а откровенность. Он взял ее руку и положил на свое сердце. — Слышу. — Сказала Джая. — Ты раньше любил?

Жан покачал головой.

— Я думал, что да.

— И я думала, что да.

Жан отстранил ее. Им нельзя было целоваться в саду ее дяди. Нельзя и точка.

— Но я не оборотень. — сказал Жан то, что камнем лежало на душе.

Джая пожала плечами так небрежно, что Жан засмеялся над собственными страхами.

— Это очень жаль, но моему сердцу все равно. Ты… — она провела ладонями по его лицу, словно собирала с кожи влагу. Приложила ладони к своему лицу. — … мой. Я чувствую.

И столько честности и томности было в ее словах, что у Жана закружилась голова.

— Ты поможешь мне, Жан Ла Росси? Поможешь спасти мою стаю?

— Я сделаю для тебя все. — и ужас сковал Жана по руками ногам. Ужас правдивости своих слов. Он был готов на все, потому что все прочее вдруг стало неважно. Он должен был получить Джаю. Забрать ее себе. Она его. Только его и больше ничья.

Утро встретило Ретта гомоном голосов с улицы и скрипом повозок. Он встал и выглянул наружу — во дворе было сущее столпотворение. Кругом грузили вещи, бегали взбудораженные дети и женщины, мужчины носили сундук за сундуком и нагрузив одну телегу тут же начинали грузить следующую.

— Что тут происходит? — пробормотал Ретт, натягивая рубашку. — Адар!

Мамин прихвостень тут же вошел, уже одетый и бодрый.

— Что за дела?

— Слуга, который принес нам завтрак, сказал, что Старшая дочь приказала стае собираться и ехать в Буланьер.

— Старшая дочь? Джая?

— Она самая.

— И что, они послушали? — удивился Ретт.

— Как видишь, да.

— Хм…

Может девчонка была не такой уж и рохлей. Но те волки ее не испугались. А вот дядька испугался и дал слабину. Может быть после того, как он, Ретт, его прижал? Или это все-таки заслуга самой Рабах?

В общей комнате Жан вяло ковырял вилкой местную крупу со специями. Ретту она больше напоминала безвкусную резину, но в Маркии была в страшном почете.

— Доброе утро.

Жан вскинул голову и заморгал.

— Доброе. — сказал как-то потерянно. Ретт вспомнил на какой ноте они вчера простились и замялся.

— Послушай, я не должен был вчера…

— Не важно, Ретт. Правда, не стоит.

Ретт с облегчением улыбнулся. Он не умел извиняться, но и быть в ссоре с Жаном тоже не хотел. Он сел за стол и придвинул к себе тарелку.

— Как только попадем в Буланьер, я поговорю с Яшем Рабахом. Лучше нам не задерживаться в Маркии и сразу двинуться в Галивар всей стаей. Что думаешь? — Ретт посмотрел на Жана. Адар стоял около окна и смотрел вниз на шумные сборы семейства.

— Я… — Жан скованно сглотнул. — Тебе виднее Ретт. Как скажешь. Но прежде чем мы покинем страну, нам нужны образцы сыворотки. Ты ведь помнишь зачем мы поехали в Маркию?

Ретт вспомнил Тесс. Белокурую, наглую, с вечной самодовольной усмешкой.

— Да, конечно. Сыворотка нужна. Но думаю, раз Рабах знали об оборотнях, то они могут знать что-нибудь и об этом.

— Возможно, — пожал плечами Жан и спрятал глаза. Ретту это не понравилось. Он все еще злился на него?

— Жан, я понимаю, что ты проникся к этой девчонке Рабах, но… ты же сам все понимаешь. — сказал Ретт как можно мягче.

— Проникся? — Жан улыбнулся и это была не самая приятная его улыбка. — Да, можно, наверное, и так сказать. Мне не нравится как ты обращаешься с ней, Ретт. Ты не думаешь о ней вовсе. Ты уже все решил с ее стаей. Это не благородно с твоей стороны.

Что-то очень неприятное заклокотало у Ретта в груди. Жан был ему друг, но отчитывать его вот так?! Ретту это остро не понравилось. Все его тело завибрировало. Это было посягательство на его статус и он это чувствовал. Но Жан человек, не оборотень и не член его стаи. Ретт усмирил свои дурные волчьи инстинкты.

— У Мильдара тысячи оборотней, сейчас не время для благородства.

— А может наоборот, самое время? — Жан отпил чая из маркийского крохотного стаканчика, легко держа его пальцами за горлышко. То, как он легко вписался в эту чуждую среду укололо Ретта. Эверетт был тут совершенно чужим, чуждым элементом, который все хотели изгнать и он это чувствовал. Жан как будто был своим. Сидел себе в расшитой жилетке на полу сложив ноги и попивал маркийский чай. Что-то в его глазах не нравилось Ретту, что-то тревожило.

— Что-то случилось?

Жан безмятежно пригубил напиток.

— Нет. Ничего.

— Я буду с этой проклятой девицей милым, если уж тебе это так важно. Только не злись.

Жан посмотрел на него прямо и этот взгляд уколол Ретта как клинок.

— Благодарю. — сказал он недобро. — Ты очень обяжешь меня этим, Ретт.

Кусок не лез Ретту в горло. Он отложил вилку.

— Выкладывай. — приказал веско. Жан поставил стакан на блюдце и отодвинул подальше по столу.

— Я влюбился. — алхимик робко улыбнулся. Робко, потому что изо всех сил давил улыбку, но она все равно лезла ему на губы.

— В Джаю Рабах? — решил уточнить Ретт, хоть он и прекрасно понимал о ком идет речь.

— Да. В Джаю Рабах.

Ретт пожевал губы

— Что ж, прискорбно. С другой стороны, не так уж это и страшно. После нашей свадьбы она поедет в Галивар. Будет рядом с тобой. Я… ну… я буду не против если вы будете вместе.

Жан расхохотался. Так неистово, что даже слезы утер. Ретт пораженно смотрел на него, а друг все смеялся и смеялся.

— Н-не против? Ты? Ахаха! О, как это великодушно с вашей стороны, граф Шеферд!

Ретт пораженно смотрел на своего друга которого знал уже много лет и не узнавал.

Жан просмеялся, встал и оправил одежду. Смех все еще потряхивал его, вырываясь из груди нервной дрожью.

— Извини Ретт. Я пойду собираться.

И Жан ушел в свою комнату, закрыв дверь с внушительным хлопком. Ретт сидел и хлопал глазами. Сглотнув, посмотрел на Адара.

— Что это черт побери было? — спросил он пораженно.

Адар отвернулся от окна и веско обронил:

— Неповиновение.