— Проезжали разные люди, пара-тройка телег и один автомобиль. Я ничего не слышал, Джая-да. — пожал плечами оборотень.

— Хорошо. — сказала она и расслабилась. В предплечье на человеческой коже краснели следы от пуль, но девушка стояла прямо и не показывала боли.

«Лучше бы она скулила как побитая собака!» — мысленно оскалился Ретт. Невеста продолжала бесить его до пелены перед глазами.

Они пошли обратно в гостиницу молчаливые и подавленные. Ни сыворотки, ни информации. Их погнали как жалких щенков! Ретт кипел от ярости. Он не привык действовать безрассудно, но тут был вынужден. Это была не война, к которой он привык, где все было по большей части просто. Вот твои союзники, а вон твои враги. Иди и разорви им глотку.

Это Ретт умел. Обучился потом и кровью. Но быть одиночкой, без поддержки стаи верных людей? Черт возьми, эта наука была для него в новинку. Пробираться ночью и наедятся на хитрость и мастерство, это отчаянно напоминало ему вампирские штучки. Проклятые кровопийцы и интриганы так и проворачивали свои дела: скрытно, тонко, незаметно. Тут ударят, там напакостят. Партизанская война, одним словом. Ретт же привык к позиции сильных: стоять ровными рядами под бой барабанов и заливистое пенье трубы.

Он не мог не признать, что его волчьи привычки просты и бесхитростны, по сравнению с интригами вампирских семейств. Ретт был достаточно умен, чтобы осознавать и принимать собственную простоту. Он был оборотень, волк, наполовину зверь. Сила, инстинкты, нюх, слух, болезненные нерушимые стайные законы — вот была его стезя. Он не умел быть скользким угрем вроде этого лощеного красавчика Леонида Фетаро.

Ретт поморщился. И что он его вспомнил? Из-за Терезы, конечно же. Из-за горькой мысли, что как ни был Ретт силен, а змея утащила щенка из его логова. Он утащил Терезу, и Ретт при всей его проклятой волчьей гениальности ничего не смог поделать.

Ничего, второй раз эта скользкая тварь никогда не выиграет у него. Никогда!

Они подошли к гостинице. На пороге, заслоняя свет из холла стоял Ниран Рабах в богатой длинной маркийской одежде: светло-бежевый кафтан, подвязанный красным как кровь кушаком.

— Джая-да… — сказал он и умолк.

Джая встала как вкопанная. Грудь ее под тонкой тканью взволнованно заколыхалась.

— Что с ним?! — она бросилась к Нирану. — Где он?!

— Госпожа… он уехал.

— Уехал? Куда?!

— В столицу. Его пригласил с собой алхимик.

— О ком вы говорите? — насторожился Ретт и ужасное предчувствие сдавило ему живот. Он медленно потянул воздух, сосредотачивая волчий нюх.

Жан?.. Где он? Почему им не пахнет?

— Где он?! — зарычал Ретт в ярости.

— Уехал. — заблеял Ниран. Ретт ринулся к нему и схватил за грудки. Грубо встряхнул, так что у мужчины голова мотнулась.

— УЕХАЛ?! — зарычал Эверетт и человеческого в его голосе мало осталось.

Джая с рыком со всей силы толкнула его прочь от Нирана. Ретт не устоял, вышиб тонкие деревянные перила и полетел с крыльца в грязную темную канаву. Пыль защекотала ему ноздри и поскольку он все еще использовал волчий нюх, ему показалась, что эта проклятущая Маркия залезла ему в каждую пору тела. Он сгреб землю пальцами, и они непроизвольно трансформировались в острые волчьи когти. Он зарычал, едва сдерживая себя.

«Ты Шеферд… Шеферд… Эверетт Шеферд, граф галиварской…

«Сука толкнула меня в пыль как жалкого щенка! УБИТЬ! Разорвать ее на месте. Кро-ови!»

Руки дрожали, он еле сдерживал оборот, лязгая трансформировавшейся пастью и выгребая грязь из-под лап. Корчился, пытаясь остановиться, но как же хотелось поддаться и просто убить наглую суку!

«Шеферд… ты Шеферд, Ретт. Шеферды умеют себя контролировать. Шеферды не звери» — этот голос, звучащий в голове, странно похожий на материнский, кое-как позволил ему взять себя в руки.

Ретт привел тело в порядок, трансформировал лицо и руки в человеческие, но от усилия которого ему стоило не трансформироваться, его всего трясло.

Медленно встал, даже не пытаясь отряхнуть одежду. Адар возвышался над ним, стоя на краю канавы, куда его столкнула Джая. Он подал Ретту руку и в его рукопожатии была что-то особенное. Как и во взгляде. Он опасался, что Ретт не сдержится.

«Что бы тогда сделал, старик? Бросился защищать девчонку, толкнувшую твоего альфу в канаву?»

Лицо Адара было непроницаемо спокойно.

Ретт вырвал руку и вышел под свет фонаря, освещающего крыльцо гостиницы.

— Адар, — сказал он очень тихо. — Ты будешь моим секундантом. Джая Рабах, я тебя вызываю. Прямо сейчас.

Джая побледнела, но взгляда не отвела. Все Рабах, что толпились вокруг замерли как по команде. Джая не могла победить. Не могла, и все это понимали. Но и приказать своей стае навалиться на чужака, что бросил вызов, и задавить числом тоже не могла. Это недостойно альфы.

Джая медленно подняла подбородок, и в этот момент Ретт на мгновение увидел ее незамутненным волчьей ненавистью взглядом. Джая Рабах была сильной и гордой волчицей, которую загнали в угол.

«Почему мы… Почему мы такие? Почему» — заговорил в Ретте рациональный алхимик, та часть его, что всегда тянулась к Жану и логике. Почему мы сражаемся? Почему должен быть один альфа? Почему? Кто придумал эти идиотские правила? Почему я так ненавижу эту суку Джаю? Почему хочу разорвать ее на куски?»

— Ниран-дан, — сказала Джая низким твердым голосом. — Окажи мне честь посмотреть, как я оторву этой северной собаке голову.

Она медленно спустилась по ступеням. На босых ногах звякнули браслеты. Их Ретт тоже ненавидел. Стоило ей заговорить и приблизиться, и Ретт снова возненавидел в ней ВСЕ.

Он повернулся и пошел по улице. Устраивать битву оборотней посреди города на потеху толпе людей он не собирался. Адар пошел следом, Джая и Ниран на три шага позади. Молчаливые застывшие Рабах остались стоять на крыльце гостиницы, высовываться из окон и тревожно провожать глазами Джаю. Свою альфу. Единственную, которая у них была в данный момент.

«Остановись», — показал Адар языком жестов, так чтобы Рабахи сзади не увидели. Он повторил жест снова и снова. «Остановись! Остановись!»

«Не могу», — дрожащими руками показал Ретт. И это была чистая правда. Он не был способен стерпеть. Не мог! Как не мог бы не орать, если бы ему пилили руку. Как не мог не желать Терезу Доплер. Как не мог не дышать, не есть, не пить и не любить женщин.

Он. Не мог. Стерпеть.

«Все будет так, как должно. Ты не будешь подчиняться» — снова вспомнилась ему мать и Ретт закрыл глаза и покачнулся как пьяный. Почему ему выпало все это? Он… он может быть вовсе и не хотел управлять стаей и быть альфой, сходить с ума вот так, не уметь проглотить чужое превосходство и принять чужую волю, утереть проклятую кровь и забыть обиду.

Ретт помотал головой, его трясло, но как только Адар потянулся поддержать его, Эверетт тут же отпрянул.

— Я в порядке! — отрезал он, хотя в порядке себя не чувствовал. Волчья ярость захлестывала все его существо, и сейчас Ретт слабо осознавал, что собирается убить свою невесту. Убить на волчьей дуэли.

«Она сдастся. Должна сдаться. Ляжет на спину и заскулит. Тогда он пощадит ее. И все это закончиться наконец», — уверил себя Ретт.

Джая и Ниран сзади шли молча. Браслеты на ногах невесты слабо позвякивали. Ретт чуял ее, словно инстинкты уже обострились для боя. Джая не пахла страхом, сомнениями. Она пахла злостью, упрямством, горечью и безрассудством. Опасностью.

Альфой!

И это сводило Ретта с ума.

Они вышли на пустырь и разошлись в разные его концы. Адар хмуро посмотрел на Ретт, когда тот стал снимать одежду.

— Ретт, ты уверен в том, что делаешь? — сказал он негромко. Джая могла это подслушать, если бы использовала волчий слух, но она еще была не в обороте. Ниран Рабах тоже что-то ей говорил, но Ретт не слушал. Какая ему разница, что милый добрый дядюшка шепчет своей племяннице. Ему плевать!

Ретт посмотрел на Адара и тот стушевался. С кивком взял одежду и отошел.