— Возвращаемся в палату, — поднялся на ноги, — ты после бассейна.

Мила кивнула и удобнее перехватила зайца, который побывал уже во всех уголках этой клиники.

— А с тобой, — обратился к Альбине, — у нас будет очень долгий и очень сложный разговор!

Припечатал так, что спорить со мной никто не стал, лишь пододвинулись, позволяя перехватить управление коляской, и поплелись рядом, обреченно опустив голову.

Альбина

Когда теряется доверие — страшно. Еще страшнее, когда ждешь подвоха, неосознанно прислушиваешься к разговорам, затаив дыхание, среди нескольких десятков слов улавливаешь свое имя, смотришь на человека уже не как на работодателя или друга, а на потенциальный источник информации. Ведь любое изменение в мимике может хоть что-то, да значить.

В общем-то, очередной раз получила урок, который вновь оставил неприятный след на душе. А ведь я нафантазировала себе столько всего интересного после свидания с Дамиром Игнатовичем. Ага, как же, разбежалась. Где он, а где я? Действительно, пора бы уже спуститься с небес на землю, снять свои розовые потрескавшиеся от времени и переживаний очки, и осмотреться вокруг.

Отчим вышел на свободу и теперь ошивается на территории клиники, прячась ото всех, стараясь быть незамеченным. А что, если он проберется внутрь? Вот так же свободно, как недавно прошла и мама Миланы, что тогда? Захар может и отойти, может отлучиться по какому-нибудь поручению, ведь он самый обыкновенный человек, а не робот. У него тоже есть обычные потребности во сне и еде. Вот тогда возникает вполне закономерный вопрос, а как мне помочь Милане?

Я, человек взрослый, прекрасно знаю, чего хочет от меня… ох, даже имени его произносить не хочу! Но ведь может пострадать девочка! А она… Она стала мне очень и очень родной.

За эти долгие дни, которые мы проводили бок о бок, я поняла одно, что начинаю воспринимать эту малышку как свою. Звучит странно? Возможно, но когда Милана смотрит на меня своими огромными зелеными глазами, когда морщит носик, я заметила, что рассматриваю ее с жадностью, пытаюсь запомнить самые незначительные детали во внешности. Да что говорить, я успела пересчитать все веснушки на ее щеках и продолжаю это делать изо дня в день!

И вот сейчас, когда я доплела тугую косу и убрала непослушные волосы в пучок на затылке, невольно погладила девочку по голове. Ну, вот как я без нее потом? Как?

— Ну, что, радость моя, ты готова? — сегодня у нас было первое занятие на воде. И если первые два часа после сна мы откровенно занимались ерундой, не считая привычного утреннего осмотра, таблеток, слов поддержки и уверенности в том, что мы на финишной прямой, то сейчас у нас будет первое пробное занятие с новым инструктором.

— Знаешь, — Милана откинулась на меня, прикрыв глаза, — я что-то боюсь…

— Чего именно? — удивилась такому признанию.

— Боюсь, что когда сделаю первые шаги, ты от меня уйдешь, — ох, в горле встал ком. Не уж-то Мила умеет читать мысли? Да нет, бред, просто она многое понимает и постоянно слушает, что говорят другие.

— А почему я должна уйти? — самой же хотелось сказать, что не хочу ее оставлять, что хочу увидеть, как она пойдет в первый класс, что хочу встречать ее со школы, ну или хотя бы гулять с ней по выходным.

— Меня выпишут, а значит, сиделка больше не нужна…

Я прижала к себе малышку, оплетая ее руками, но что могу ответить? Дать обещания? Вряд ли, без разрешения Дамира Игнатовича мое слово — пустой звук.

— Давай с папой поговорим и все вместе решим, как быть, — предложила самый простой вариант, безбожно перекладывая ответственность на другие плечи.

Только после того, как Мила кивнула, мы стали переодеваться, потому что подходило время нашего занятия, а задерживаться было ну никак нельзя. Кроме нас еще много людей, которым нужна помощь специалиста, а если каждый хоть на пять или семь минут задержится, то график довольно сильно сместится.

Завернув Милу в полотенце, я долго думала, как ее лучше доставить к бассейну: на коляске или на руках? Но посмотрев на кресло, подхватила девочку на руки и тихонько вышла из раздевалки, медленно пересекла душевую, боясь споткнуться и, не дай бог, уронить ребенка, и только потом вышла к чаше. Мне сразу на помощь подоспел молодой мужчина, который очень ловко развернул Милу из полотенца, и довольно быстро и смешно с ней познакомился.

Павел, кажется так звали врача, усадил девочку на лавку, сел напротив нее на корточки и, после того как произошло дружеское рукопожатие, щелкнул Милу по носу, строя смешную гримасу.

Первое правило — найди подход к ребенку, тогда все остальные трудности уйдут на второй план. У Максима, который вел Милану, все получилось сразу. Он не только нашел отклик, но и сумел расположить девочку. Она ведь даже смеялась изредка, когда парень комментировал какие-то ее действия, но по большей части пыхтела, морщила носик и трудилась.

Приход Дамира я пропустила, полностью сконцентрировав все внимание на ребенке. Но его появление просто не мог остаться незамеченным. Меня буквально вырвали из привычного хода мыслей словами:

— Аля, — позвал мужчина, — надо поговорить!

И я даже как-то съежилась от этого властного тона, но каким-то чудом не дернулась, не подпрыгнула от неожиданности, как обычно умела это делать, а лишь чуть повернулась, просканировала его взволнованное лицо, отметила взъерошенные волосы и какой-то ошалелый взгляд.

— О чем? — тихо переспросила, прекрасно понимая, что ко мне пришли с разборками, но и просто так сдаваться и каяться я не хотела.

— Ты ведь знаешь? — прищурился, а мне захотелось закатить глаза.

Да, я знаю, но не ради этого же он приехал? Ведь сам все прекрасно понял, каким-то удивительным образом все вычислил и высчитал, сложил головоломку и нашел ответ.

— Знаю, — признаюсь, отворачиваясь, — услышала чисто случайно.

Я думала, что на этом наш разговор завершится и меня, как нехорошего нанятого сотрудника, просто уволят. Ну, за то, что подслушивала, ведь это неправильно. Но никак не ожидала, что мужчина резко развернет меня к себе лицом, что руками поднимет подбородок, заставляя смотреть только в его глаза.

— Я не хотел скрывать! Просто нужно было все узнать, понимаешь, мало ли, ложная информация!

— Я понимаю, — ни черта не понимала, — правда понимаю.

И больше ничего сделать не могу, потому что внутри меня творится что-то странное: сомнение, робкая надежда, что доверие между нами все же существует, вновь голову подняла мечта, указывая на то, что я не безразлична, что ради меня Дамир приехал и пытается худо-бедно меня растормошить. Но, черт побери, мне так страшно. И на этот раз я не боюсь своего прошлого, я до жути боюсь настоящего и будущего, к чему нас все это приведет, от чего спасаться уже сейчас?

Дамир нехотя меня отпускает, доставая при этом телефон, который настойчиво звонил в кармане его немного помятого пиджака, делаю несколько шагов назад, чтобы под заинтересованным взглядом Миланиного инструктора, мимо которого не прошел стороной весь разговор, подойти к бассейну. Занятие уже закончилось, а значит, мне необходимо достать малышку, насухо обтереть и переодеть. Но Дамир меня опережает, перехватывает дочку, а выглядит так, что невольно вздрагиваю, потому что мужчина впервые за наше знакомство был бледным и растерянным. Что же ему такого сказали, что за считанные секунды он настолько сильно изменился в лице?

— Вам плохо? — трогаю его совершенно холодный лоб, покрытый испаринами, наблюдаю за тем, как мечется взгляд, и слышу хриплый и приглушенный ответ:

— Я расскажу… потом.

Потом это когда? Хочется спросить, но понимаю, что вот уже именно сейчас лезу куда-то совершенно не туда. В раздевалке, куда Дамир относит дочь, мы довольно быстро остаемся с девочкой наедине и она, маленькая и всегда яркая, сама становится чернее тучи. Зажимается, отворачивается, капризничает.

— Миланочка, девочка моя, — прошу ребенка, — мы обязательно поможем папе и узнаем, что случилось. Но ему нужна наша поддержка, понимаешь, а не кислые мины на лице.