— Если хочешь знать, это была уловка, — признался царь. — Мне надо было снять слова с твоих колодцев, а еще я хотел заставить вас уйти из Низин. Я собирался взять твоих детей в заложники, а сына Орбана отдать Силам. В конце концов, когда Орбан убил моего брата, тот был еще ребенком.

— И Орбан тоже, — безжалостно возразил Гест. — К тому же, сдается мне, за эти годы твой брат достаточно отомстил за себя — и нам, и великанам, которые не сделали вам ничего дурного. Надо поговорить о мире, Хатиль.

Царь метнулся в противоположном направлении.

— Так, может быть, вы покинете Низины мирно? — сказал он.

Банот ответил на это тем, что сделал знак мистеру Мастерфилду.

— Сомневаюсь, чтобы, покинув Низины, они оказались в безопасности от моего народа, — сказал мистер Мастерфилд.

Выглядело это так, что он, высокий и мрачный, перекрыл царю пути к отступлению. Гейр понял, что великаны тоже разбираются в охоте. А мистер Клейбери примкнул к охотникам еще раньше и гениально помог отбить царя от стада. Когда Гейр ходил на охоту, то нередко странным образом сочувствовал загнанному животному, — считалось, что это правильное чувство, оно помогает предугадать, куда зверь кинется в следующий миг, — и теперь всей душой сочувствовал царю и едва не обрадовался, когда Хатиль наконец показал, что понимает, что происходит, хотя, будучи доригом, назвал это иначе.

— Я не дурак, — сказал он. — Банот тут играет на живых струнах, а теперь спел свою низкую ноту. Ради чего вы сюда пришли? Сказать, что эта гривна ваша? А знаете ли вы, что ваш сын вчера прострелил мне ногу?

На миг показалось, что дичь и охотники поменялись местами. Мистер Мастерфилд повернул голову и посмотрел на Джералда. Джералд сглотнул.

— И правильно сделал! — пронзительно вмешалась Бренда. — Постыдились бы, мистер царь! Вас было девять, и все выше меня, против троих детей! Им пришлось позвать на помощь. Джералд стрелял в него, потому что он не отставал! А Джеральд ведь их предупреждал! А они не слушали!

Мистер Мастерфилд снова посмотрел на Джералда, и Джералд кивнул, весь красный.

— Тогда ты молодец, — сказал мистер Мастерфилд. Гейру показалось, что это весьма прохладная похвала, однако Джералд воспринял ее как самые горячие поздравления. Мистер Мастерфилд обратился к царю: — Я возмещу вам ущерб, сэр, в размере, который вы укажете.

Тот песнопевец, на которого царь опирался, предупреждающе подал голос:

— По нашим обычаям плата может быть очень высока.

— Достаточно ли высока будет плата в виде предоставления вам жилья? — спросил мистер Мастерфилд. — До того времени, когда в Царских Покоях снова можно будет селиться?

Зал так и забурлил. Кругом загудели. Царь огляделся, словно почувствовал, что теперь к охоте примкнули и его собственные подданные.

— Где? — спросил он.

— Мне по-прежнему принадлежат изрядные земельные владения в этих местах, — сказал мистер Мастерфилд. — Согласно нашим законам, это значит, что пространство под землей тоже мое. А Банот и Гест говорят, что на моей земле в изобилии пустых курганов. Я мог бы пустить вас туда и позаботиться о том, чтобы вас никто не беспокоил.

Царь пожал плечами:

— Звучит заманчиво. Но я никогда не слышал ни о каких пустых курганах.

— Их сотни, — сказал Гест, поразив этим не только доригов, но и многих гарлесян. — Большинство холмов вокруг Низин полые, — объяснил он. — Мы с Банотом в детстве все облазали. В древние времена, когда нас было больше, там жил наш народ. Все холмы заперты словами, но я вам открою, сколько понадобится.

По залу пронеслось завистливое бормотание.

— Что на это скажут остальные вожди? — спросил царь. — Можешь ли ты отвечать за Ольстров или Манихолм?

— Да, — ответил Гест. — За всех.

Царь кинулся к последней тропинке к свободе.

— И даже за Отхолмье? — недоверчиво спросил он.

— И даже за Отхолмье, — ответил Гест. — С особым удовольствием. Но нам нужно договориться, чтобы жить самим и давать жить другим. Ты отвечаешь за свой народ, я за свой, а Народ Земли проследит, чтобы перемирие не нарушалось.

— Но если вы убьете Джералда, все отменяется, — сказал мистер Мастерфилд. — Я мог бы напомнить вам, что с технической точки зрения эти покои — моя собственность, и многие мои соплеменники обрадуются возможности ими воспользоваться.

— Истинная правда, — кивнул мистер Клейбери. — Если вы еще не оставили мысли принести эту жертву, помните, что если Низины станут водохранилищем — хотя, прошу отметить, я говорю только «если», — мне, вероятно, по долгу службы придется изрядно отравить вашу жизнь и жизнь вашего народа. Я не угрожаю, нет, мне бы это и в голову не пришло..

— И мне тоже, — беспечно подхватил мистер Мастерфилд. — Но мне так часто приходится гулять с ружьем…

Вот оно, подумал Гейр. Царя загнали в угол, откуда ему не сбежать, потому что его не выпустят собственные подданные. Дориги хотят жить в пустых курганах. Гейр не удивился, что Хатиль смотрит на двоих великанов с такой горечью.

— Подлинно великанские речи, — сказал он. — Вы не угрожаете, нет. Просто показываете силу. Лучших владельцев этой гривне было бы не найти.

— Хатиль, — подал голос Гест. — Я тебе не угрожаю. Я мог бы сказать, что не стану открывать эти курганы, но я произнесу слова, потому что они нужны твоему народу. И прошу я только об одном — отпусти Гейра.

Гейр понял, что дело безнадежное, еще до того, как царь заговорил и песнопевцы поглядели на пленника.

— Прости, — сказал царь. — Эти двое уже все равно что мертвые. Надо было вам прийти, пока Силы не приняли жертву. Если я соглашусь заключить мир и отпущу их, Силы удвоят проклятие и сделают все наши соглашения бессмысленными.

Все посмотрели на гривну, которая лежала себе в углублении в виде звезды, — она почернела и испускала такой ореол тлена и разложения, что не только Гейр был вынужден отвести глаза. Мистер Клейбери снял очки и стал их протирать, так что глядеть ему не пришлось. Хафни стал пепельно-белым, а Джералд задрожал. Но Банот задумчиво глядел на гривну еще долго после того, как все отвернулись.

— Итак, вернемся к первому вопросу, — сказал он. — У меня есть три довода. Проклятие подчиняется тем же законам, что и все остальное. Оно содержит в себе зерно собственной гибели. Когда я смотрю на эту гривну, мне кажется, что она, вероятно, сама себя разрушает — с той же скоростью, с которой губит своих обладателей. Мне кажется, что она разрушала сама себя, когда с Призрачного Кургана сняли камень. Ведь это умилостивило Древнюю Силу, правда? Может быть, и остальные удовлетворятся меньшим, чем целая жизнь? Может быть, попробовать — вдруг они примут всего-навсего капельку крови?

Все песнопевцы покачали головами. Главный песнопевец сказал:

— Нет, Банот. Это было очень сильное проклятие умирающего. Никто не решится дурачить Силы, особенно после того, как гривна почернела.

— А когда она почернела? — спросил Банот.

— Примерно через час после того, как сожгли их волосы, — ответил песнопевец.

— Тогда позвольте мне сказать, — вызвалась Адара и вышла к углублению в виде звезды. Когда Гейр увидел, как глядят на нее дориги — с уважением к ее мудрости, — то даже загордился. — Я много лет училась всему, что касается Сил, — сказала Адара. — И за последние несколько лет я кое-что обнаружила. Если я не права, песнопевцы, остановите меня, но сейчас мне кажется, что если за народами, которые встретились в этом зале, стоят Силы Луны, Солнца и Земли, то за всем происходящим стоят и Три Силы тоже. — Адара подняла глаза посмотреть, не считает ли кто-то из песнопевцев, что она заблуждается, но они ничего не сказали, и она продолжила: — Древняя Сила стоит за Луной, и это Сила смерти, тьмы и тайн. К ней относятся страдания и всяческая несправедливость, и поэтому то, что со старой могилы убитых людей сняли камень, ее умилостивило, хотя с проклятием она была связана по-прежнему. Если бы Древняя Сила полностью отрешилась от проклятия уже тогда, гривна бы сразу слегка почернела — вот как сейчас. Судя по тому, что вы говорите, я уверена, что сейчас Древняя Сила действительно оставила проклятие, но не потому, что волосы сожгли. Я думаю, что ее освободил Хафни, когда сдался на нашу милость и едва не погиб от охотничьего копья.