Он поднялся из-за стола и устроился на диване, похлопав по сидению. Я послушно последовала к нему. Гром притянул меня к себе.

— Нет. Я говорю про Юлю.

Он напрягся. Я понимала, что комбату неприятно заводить этот разговор, но я должна была выяснить для себя все раз и навсегда.

— Медсестра рассказала мне историю о выкидыше. Она говорила, что вы были вместе…

Гром отстранился и несколько секунд смотрел на меня возмущенно.

— Господи, да что тут вообще происходит?! — вспылил он. — Не часть, а черте что! Какой к черту выкидыш, Счастливцева!!! Выкидыш мозга разве что у нее.

Я посмотрела на него подозрительно.

— То есть ничего не было?

— Да не было ничего между нами. Я был ей другом, я помогал ей. Да, были чувства, но я не позволял себе ничего из-за друга. Она женой его была. А потом появилась ты, я и понял, что давно уже к Юльке ничего не чувствую.

На душе сразу так хорошо стало. Захотелось громко-громко завизжать от радости. Но я сдержалась. Я еще не все выяснила.

— А что с теми документами? Что с тем случаем, когда она подставила меня, а ты отказался признавать ее вину?

Он вздохнул устало.

— Ты же сама все прекрасно знаешь, Синеглазка. Давай забудем эту ситуацию. Мы все получили урок.

Я продолжила сидеть неподвижно, строго глядя на него.

— Надеюсь, товарищ комбат. Очень надеюсь, — он притянул меня к себе поцеловал.

— Так, а теперь моя очередь, — проговорил, упираясь носом мне в волосы. От удивления я едва ли не охнула.

— У меня нет косяков.

— Молот… — немного подумав, добавил. — Ладно, Молот отпадает. Литвинов. Теперь, чтобы на метр к тебе не подходил.

Я отстранилась, обиженно глядя на него.

— Комбат, ты вроде сильный такой. Но такой глупый, ей богу. Мы с Литвиновым друзья. Ничего кроме шуток между намин не было. А вот объявлять карантин… было крайне..

— Умно. — довольно заявил наглец.

— По-детски.

Он прищурился недобро.

— А ну иди сюда. Я тебе сейчас покажу, по-детски… — его руки схватили меня.

Резко дернув на себя, он взял меня в захват. И сколько бы я не отбивалась, никуда не выпустил. Хотя, по правде говоря, я практически не сопротивлялась. Перестала, после первого же поцелуя комбата. Нет у меня выдержки от его ласк. Совсем никакой силы воли. Надо будет потренировать.

Он уехал и словно солнце скрылось за тучами — настолько стало грустно и волнительно в части.

Вокруг происходило что-то страшное, но пока Гром был рядом, я этого не замечала. А сейчас в окна моего кабинета то и дело доносились строевые шаги солдат и грозные голоса офицеров, говорящие о том, что вводится режим повышенной готовности. Что с минуты на минуту начнется война и мы должны быть готовы двадцать четыре часа в сутки.

Абсолютно все ходили напряженными. Даже Эскулап, привыкший лениться и ловить халяву, по большей части отсиживаясь в каптёрке за работой над каким-нибудь сувениром, сейчас не выпускал из рук автомата и стоял на дежурстве. Да что там Эскулап, даже Мишка был какой-то поникший и встревоженный.

Грома не было уже два дня. Я не знаю, как он там. Ни новостей, ни весточки от него. Он уезжал на неделю, так вот я решила для себя, что нервничать начну к концу его командировки. А сейчас не было смысла изводить себя понапрасну.

В столовой Женька выглядела крайне подавленно. Сугробова как и я переживала за своего мужчину. Мы с ней вяло ковырялись в своих тарелках, воспользовавшись перерывом больше для отдыха, чем для еды.

Внезапно с правой стороны к нам подсело двое бойцов.

— Привет девчонки, чего грустим? — Литвинов улыбнулся до самых ушей.

— И кто это вас, интересно, пустил в офицерскую столовую? — нахмурилась Сугробова.

— Ты посмотри, какая она грозная, — хохотнув, Литвинов переглянулся с Эскулапом.

Я пожала плечами. Шутить мне совершенно не хотелось.

— Фиалка, и чего это ты такая смурная стала? Все, любовь наша забыта и выпита до дна? — он сделал грустное выражение лица.

— Остапчик, ты мне расскажи лучше, что у нас творится в городе? На самом деле так страшно все?

Он вдруг посерьезнел. Кивнул головой.

— Да, мотострелковую часть протестующие захватили вчера. Завладели оружием.

— Поэтому у нас так напряженно?

Он кивнул.

— Черт, хоть бы все успокоилось. Неужели война будет…

— Будет, Фиалка. Вопрос только какую роль отведут нам?

После разговора с Литвиновым еще грустнее стало. Не было больше шуток и смеха. Молот еще жестче гонял солдат по плацу, Ваньки не было дома, а нам, девушкам, приходилось только ждать.

После обеда, мне нужно было занести больничный одного из заместителей комбата в мед часть. Идти туда не хотелось, не было никакого желания разговаривать с подругой Донской. Но, взяв свою волю в кулак, понимая, что сейчас совсем не время раскисать и думать о подобных вещах, я все-таки прошествовала туда.

— Ирина, это вам. — я протянула ей листок.

Мед сестра, в это время, красящая губы, посмотрела на меня с вызовом.

— Ну как, Счастливцева, голова не чешется?

Я оторопела от такого вопроса. Но виду не подала.

— Нет. Я каждый день ее мою, а у вас чешется?

Она закатила глаза.

— Я говорю, от растущих рогов голова не сильно зудит?

А вот теперь мне стало по-настоящему смешно.

— Ой и что за легенда на это раз?

Мед сестра покосилась насмешливо.

— Если бы легенда, — хмыкнула девушка, откладывая в сторону пудреницу.

— Смотри сама, Гром в командировке в Москве. Юля тоже в Москве. Убитая горем после смерти родителя. Думаешь, он не приласкает ее…

Я смотрела на нее и никак не могла понять, откуда в человеке столько злобы?

— Думаю, надо, чтобы вас кто-нибудь приласкал уже. А то от одиночества, что только в голову не лезет. Вы справочку то не потеряйте. До свидания.

Я вышла из ее кабинета, не забыв громко хлопнуть дверью напоследок. Меня едва не раздирало от злости, но я смогла успокоить себя. Не собиралась вестись на дешевые провокации. Еще чего не хватало.

Вечером, поболтав с Сабиной, я как обычно пришла ночевать в квартиру Грома. Не могла я спать в другом месте. Только кутаясь в его одеяло, утыкаясь носом в подушку, которая хранила запах его волос, мне становилось легче.

Часов в девять вечера, все-таки не выдержала, и решила первой позвонить ему. Я знала название гостиницы в Москве, где он остановился. Заказав у телефонистки звонок, принялась ожидать. Вернулась в кровать и уже чувствовала, что засыпаю, когда зазвонил телефон.

Я подошла к аппарату, посмотрела на часы — полночь. Значит в Москве сейчас десять вечера.

— Гром, ну наконец-то! Как ты там! Я уже так соскучилась!

В трубке повисла тишина.

— Вита, это Юля. Подожди несколько минут, он подойдет.

Щеки запылали, а сердце забилось в бешеном ритме. Я резко положила трубку, зажмурившись. Пожалуйста, пусть это будет глупый розыгрыш. Пусть это будет сном. Но когда я открыла глаза, ничего не поменялось. Я стояла у аппарата, со всех сил сжимая трубку телефона.

Это не было розыгрышем, как и чьей-то шуткой. Будем размышлять о фактах. Десять вечера, гостиница, Москва, номер Грома. И там снова она.

Осознав и приняв это, я молча поднялась с дивана и заправив постель, закрыла его квартиру на замок. Убрав ключ на условленное тайное место сверху наличника, уверенным шагом направилась домой. Я не заплачу. Вот ни слезинки не пророню. Потому что не верю, что Гром может мне изменить. Донская плетет очередные интриг, а он даже против ничего сказать не может. Ну ничего. Я ему устрою еще горяченький прием.

***

Гром

Настроение было ни к черту. Последние новости от руководства просто выбили из колеи. Я все обдумывал, как сказать Синеглазке, что нам предстоит пережить. Но ничего путного в голову так и не пришло.

Вернулся в номер только к вечеру. Единственным желанием было упасть и лежать без движения. В дверь постучали.