— Совсем как в нашей лаборатории, куда приходилось вползать на четвереньках, — усмехнулся Иджес, трогая пальцем одну из запчастей. — А это что?
Гедимин сфокусировал взгляд на «детали» и сам ухмыльнулся — механик заметил среди металлических, фриловых и стеклянных обломков очищенный череп змеи и несколько её рёбер. Биологическая очистка не подвела — Гедимин, правда, не знал, в какой муравейник Кенен засунул эти останки в начале октября, но вернул он целые кости без следов мышечной ткани.
— Змеиный череп, — ответил сармат. — Сделаю из него что-нибудь.
— Кости — хрупкая штука, — покачал головой Иджес. — Чуть что, трескаются. Их бы залить в прозрачный фрил… Я видел такие вещички.
— Надо подумать, — отозвался Гедимин. — Хочешь костяную цацку?
— Нет, я собираю железные, — Иджес повертел череп в пальцах и положил обратно в коробку. — Сделай для Айрона. Я не видел у него ни одной цацки. Ты делал ему что-нибудь?
Гедимин мигнул.
— Он филк. Никогда не видел филков с цацками.
— Значит, будет первым, — пожал плечами Иджес. — Сделай. Он не откажется.
Гедимин оглянулся на Айрона — лаборант стоял у защитного купола, глядя на температурные датчики. Отстёгнутый шлем болтался за спиной вместе с респиратором. Ремонтник досадливо сощурился и оперся рукой на стол, собираясь встать.
— Да там поле, пусть стоит, — удержал его Иджес. — Ты сам везде лезешь без респиратора.
— Что?! — вскинулся ремонтник, и сармат проворно отступил на два шага, за угол верстака.
— Сделай ему какую-нибудь цацку. Так я их хоть различать начну, — сказал он оттуда. — Их тут трое, и они путаются. Ты сам его отличаешь?
«И опять нет писем от Герберта,» — думал Гедимин, разглядывая почти готовую подвеску с черепом змеи, залитым в прозрачный фрил. В таком виде кости ещё сильнее походили на детали какого-то странного несимметричного механизма, вполне рабочего в собранном виде и совершенно бесполезного и очень хрупкого в разобранном. В дальнем углу лаборатории за почти непрозрачным защитным полем виднелись силуэты — там стояли Иджес и Линкен. Хольгер следил за подачей сырья снаружи, Константин не отходил от телекомпа, изредка давая короткие указания. Сквозь гул прокатного стана до Гедимина доносились слова «матрица», «точка поляризации» и «цветовой слой».
— Какая странная вещь, — тихо сказал Айрон, выглянув из-за плеча ремонтника. Гедимин успел забыть о присутствии лаборанта и невольно вздрогнул.
— Почти готово, — буркнул он, отодвигая филка в сторону. Тот уже привык к этому жесту и «отодвигался» сам, не дожидаясь, когда сармат толкнёт его. «От него, в общем-то, есть польза,» — подумал Гедимин; хотя он ни разу не толкал Айрона всерьёз, ему отчего-то стало не по себе. «Он хотя бы молчит, когда его не спрашивают.»
Он взял обломок металла и приложил к почти готовому изделию. Бесформенных кусков оставалось ещё много, но этот уже был лишним — и Гедимин сразу это увидел. Он убрал ненужную деталь, посмотрел на украшение долгим задумчивым взглядом и забрал его со стола.
— Это твоё, — сармат протянул цацку Айрону. — Делай с ним что хочешь.
Филк растерянно мигнул.
— Моё?
— Я делаю цацки для всех, с кем работаю, — пояснил Гедимин. — Эта — для тебя.
Айрон протянул руку и долго рассматривал костяную подвеску на ладони. «Выкинет?» — на секунду озадачился Гедимин. Опомнившись, он преувеличенно шумно развернулся к верстаку и вынул из кармана смарт. «Давно не было писем от Герберта. Что с ним?»
Маленькая рука легла на его плечо и неловко сжала его — точнее, скомкала часть комбинезона, для настоящего пожатия у филка были слишком короткие пальцы.
— Спасибо, Гедимин. Это красивая вещь.
Ремонтник кивнул, не оборачиваясь. На экране мигала новая ссылка — на почту пришло письмо из Лос-Аламоса, и о филке Гедимин временно забыл.
«Гедимин, друг мой, похоже, я уже перешёл все рамки приличий, и вы будете более чем правы, если откажетесь со мной общаться. Но выйти с вами на связь не было никакой возможности. Меня держали в кампусе безвыездно две недели, и я с большим трудом вырвался на несколько часов в Спрингер, пока семья не объявила меня в розыск. Здесь произошло нечто более чем странное, коллега, и я очень надеюсь, что информация до вас дойдёт.»
Сармат удивлённо мигнул и перечитал начало. «Кто мог удерживать человека-учёного против его воли? Что у них там происходит?»
«Теперь, когда у нас пятьдесят граммов собственного ирренция, и синтез идёт полным ходом, лаборатория радиохимии наконец получила в своё распоряжение небольшую часть изначального образца с орбиты Сатурна. Они давно мечтали разложить его на составляющие, и две недели назад был проведён спектральный анализ, показавший очень странную вещь. Мы ожидали найти там ирренций, уран и продукты его распада, возможно, кремниевый субстрат. Но мы никак не предполагали обнаружить два незнакомых нам цвета в спектре. Анализатор Рохаса тоже выявил эти примеси в составе — заметьте, не одну, а сразу две. Я прилагаю копии сигмаграмм; новые линии отмечены цифрами 1 и 2. Можете убедиться, что ничего подобного раньше под сканер не попадало. Это два новых элемента, и им уже присвоены атомные номера. Сейчас радиохимики выясняют массы основных изотопов и число вариаций в составе, но уже достоверно известно, что у нас на руках два совершенно новых химических элемента. Три таких открытия за один год! Даже для нашей лаборатории это в новинку…»
Гедимин довольно усмехнулся — любые открытия в лабораториях Лос-Аламоса его радовали, даже если речь шла о сверхтяжёлом трансурановом элементе с периодом полураспада в одну микросекунду. «Наверное, продукты распада ирренция,» — подумал он, заглядывая в приложения к письму; линии новых цветов действительно были на месте, и сармат точно знал, что раньше их не видел. «Теперь узнают, как он распадается. Жаль, мы с Хольгером не сообразили сделать сканер.»
Внеся ещё один пункт в список «Опыты, которые будут поставлены с собственным ирренцием», сармат продолжил чтение, но через секунду прервал его и долго мигал, изумлённо глядя на экран. «Что?! Нет, они где-то просчитались…»
«Речь о двух сверхтяжёлых элементах, чья масса не менее 350; им присвоены атомные номера 135 и 138. Сейчас радиохимики пытаются выделить хотя бы десяток атомов, чтобы изучить химические свойства, но количества обоих веществ очень малы. Одно из них равномерно рассеяно по всей толще кристалла, второе сконцентрировано у поверхности. Элемент 135 образовал химически стабильную окись, элемент 138 ведёт себя как инертное вкрапление. Мы две недели отслеживали их, чтобы определить период полураспада. Это очень странно звучит, коллега, и в лаборатории этому до сих пор не верят, но факт остаётся фактом — до сих пор ни один распад ядер 135-го и 138-го не был обнаружен. Они выглядят абсолютно стабильными.»
«Это невозможно,» — качнул головой Гедимин. «Им надо продолжать наблюдения. Даже если это остров стабильности, таких элементов быть не может. Слишком большие ядра…»
«Наблюдения будут продолжены; очень хотелось бы поработать с чистым образцом каждого из новых элементов. Если всё подтвердится, это будет самым странным открытием за время существования Лос-Аламоса. Сейчас тут обсуждают, как назвать 135-й и 138-й, и все сходятся на том, что коллега Ричард Кейзи, новый руководитель радиохимиков, заслужил, чтобы один из элементов получил его имя. Какой именно, ещё не решили, ждут результатов экстракции. Я, к сожалению, непричастен к их открытию, и моё имя никуда не войдёт — но в любом случае мне будет о чём писать воспоминания, когда мой разум ослабнет, и работу придётся оставить. Если будет малейшая возможность, обязательно попробуйте выделить эти элементы и понаблюдать за ними. Это стоит всех затраченных средств и усилий. А я постараюсь больше не пропадать с радаров — происходящее у вас очень меня занимает. С надеждой на ответ, ваш коллега Г. Конар».
