Панси прижалась носом к стеклу.

— У-у-у-у, — захныкала она, — кажется, что движутся привидения. Я боюсь привидений, мисс Скарлетт.

— Не будь дурочкой! — Скарлетт вздрогнула.

Длинные, дрожащие, серые клочья мха были жуткими в сером свете, и ей не нравилось, как все это выглядело. Однако это означало, что они въезжали в низкую местность, ближе к морю и к Чарльстону. Скарлетт посмотрела на свои часы. Пять тридцать. Поезд опаздывает более чем на два часа. Ее тетушки подождут, она была уверена. Но она все равно не хотела бы приехать в темноте. В ней есть что-то недружелюбное.

Станция в Чарльстоне была плохо освещена. Скарлетт вытянула шею, ища своих тетушек или их кучера. Вместо этого она увидела с полдюжины солдат в голубой униформе с ружьями через плечо.

— Мисс Скарлетт, — Панси тянула ее за рукав, — здесь солдаты ПОВСЮДУ.

Голос молодой служанки дрожал.

Ее страх заставил Скарлетт казаться храброй.

— Просто веди себя, как будто их нет вообще. Они не могут причинить тебе вреда. Война окончена уже десять лет назад. Пошли.

Она сделала жест носильщику, который толкал тележку с ее вещами.

— Где я могу найти экипаж, который ожидает меня? — спросила она.

Он повел их наружу, но единственным экипажем там оказался ветхий багги, с дряхлой лошадью и расстрепанным кучером. У Скарлетт упало сердце. Что, если тетушки уехали из города? Они могли поехать в Саванну навестить отца. Что, если телеграмма лежит в пустом, темном доме?

Она глубоко вздохнула. Ей наплевать, в чем дело, но ей надо уехать со станции от этих янки. «Я разобью стекло, если надо будет пролезть в дом. Почему не должна? Я просто заплачу, чтобы его починили, так же, как я заплатила за починку крыши». Она присылала тетушкам деньги на жизнь с тех пор, как они потеряли свои состояния во время войны.

— Положи мои вещи в эту колымагу, — приказала она носильщику, — и скажи кучеру, чтобы он сошел помочь тебе. Я еду в Баттери.

Волшебное слово «Баттери» оказало именно такой эффект, на который она надеялась. Оба, кучер и носильщик, стали более уважительными и желающими услужить. «Значит, это все еще один из наиболее модных районов в Чарльстоне, — подумала Скарлетт. — Слава небесам! Было бы ужасно, если бы Ретт услышал, что я живу в трущобах».

Как только багги остановился, Полина и Элали распахнули двери своего дома. Золотой свет падал на дорожку, ведущую к дому, и Скарлетт побежала через него к прибежищу, которое он обещал.

«Боже, как они постарели! — подумала она, когда приблизилась к своим тетям. — Я не помню, чтоб тетя Полина была худа, как тросточка, и такая сморщенная. И когда тетя Элали так располнела? Она выглядит, как воздушный шарик».

— Посмотрите на нее! — вскричала Элали. — Ты так изменилась, Скарлетт, я едва узнаю тебя.

Скарлетт вздрогнула. Не постарела ли она? Она ответила на объятия теток и выдавила улыбку.

— Посмотри, сестра, — болтала Элали, — Скарлетт очень похожа на Эллин.

Полина фыркнула.

— Эллин никогда не была такой худой, сестра, ты ведь знаешь это.

Она взяла Скарлетт за руку и оттащила ее от Элали.

— Хотя есть удивительное сходство.

Скарлетт улыбнулась на этот раз счастливо. Не было лучшего комплимента для нее, чем этот.

Тетушки болтали и спорили об устройстве Панси на половине слуг и о чемоданах Скарлетт.

— Не вздумай браться за что-нибудь, милая, ты, наверное, вымоталась за такую долгую дорогу, — сказала Элали.

Скарлетт уселась на диванчике в гостиной подальше от суматохи. Теперь, когда она доехала сюда, лихорадочная энергия, с которой она готовилась к поездке, казалось, испарилась, и она поняла, что ее тетя была права: она вымоталась.

Она почти засыпала за ужином. У обеих ее тетушек был мягкий голос с характерным местным акцентом, который вытягивал гласные и сглаживал согласные. Несмотря на то, что их разговор состоял в основном из мягко выраженного несогласия во всем, звук его был убаюкивающим. Она узнала то, что ей было нужно, как только она переступила порог: Ретт живет в доме своей матери, но сейчас он уехал из города.

— Поехал на Север, — с горьким чувством сказала Полина.

— Но с хорошей целью, сестра, — напомнила ей Элали. — Он в Филадельфии покупает семейное серебро, которое украли у них янки.

Полина смягчилась.

— Приятно видеть, как он предан матери.

На этот раз Элали стала критиковать.

— Он мог показать эту преданность намного раньше.

Скарлетт была занята своими собственными размышлениями: когда она может пойти спать. «Бессонница не будет мучить меня сегодня», — подумала она.

И она была права. Теперь, когда ее жизнь была у нее в руках и она была на пути к тому, что она хотела получить, она спала, как ребенок. Утром она проснулась с чувством удовлетворения, чего уже давно не испытывала. Она была хорошо принята тетушками, ее не гнали, она не была одинокой, как в Атланте, и ей не надо было даже думать, что сказать Ретту при встрече. Она сможет отдохнуть, дожидаясь, когда он вернется из Филадельфии.

Но прежде чем она успела допить первую чашечку кофе за завтраком, Элали заставила Скарлетт вскипеть.

— Я знаю, что тебе не терпится увидеть Кэррин, милая, но к ней допускают посетителей только по вторникам и субботам, так что мы запланировали кое-что другое на сегодня.

«Кэррин! — Губы Скарлетт сжались. Ей вовсе не хотелось ее видеть. — Предательница! Отдать свою часть Тары, будто она ничего не значила… Но что она скажет тетушкам? Они никогда не поймут, что сестра может не сгорать от нетерпения увидеть другую сестру. Да, они живут вместе, они близки. — Я должна притворяться, что хочу увидеть Кэррин больше всего на свете, а когда настанет время идти, разыграть головную боль».

Внезапно до нее дошло, что говорила Полина, и у нее сильно застучало в висках.

— …так мы послали служанку с запиской Элеоноре Батлер. Мы навестим ее сегодня, — она потянулась за сиропом. — Ты не передашь сироп, Скарлетт?

Скарлетт автоматически протянула руку, но опрокинула сироп, разлив липкую жидкость по столу. Мать Ретта… Она еще не была готова встретиться с ней. Она видела ее только однажды, на похоронах Бонни, и она почти не сохранила ничего в памяти о ней, только то, что миссис Батлер была очень высокой, полной достоинства и величественно молчаливой. «Я знаю, что мне придется увидеть ее, — подумала Скарлетт, — но еще не сейчас. Я не готова». Ее сердце бешено колотилось, и она неловко промокала салфеткой липкую жидкость на скатерти.

— Скарлетт, дорогая, не втирай так пятна в материю.

Полина положила ей свою руку на запястье. Скарлетт отдернула руку. Кто может волноваться об этой дурацкой скатерти в такое время?

— Я извиняюсь, тетушка, — пересилила она себя.

— Все в порядке, дорогая. Ты просто делаешь дырку, а у нас осталось так мало приятных вещей… — голос Элали горестно затих.

Скарлетт скрипнула зубами. Ей хотелось кричать. Какое значение имела скатерть, когда ей придется увидеться с мамой Ретта, которую он обожал? Что если он сказал ей правду, почему он оставил Атланту?

— Я лучше пойду, разберусь в моих платьях, — сказала Скарлетт через спазм в горле. — Панси придется гладить складки на платье, которое я решу надеть.

Ей надо избавиться от Полины и Элали, она должна привести себя в порядок.

— Я прикажу Сюсси разогреть утюги, — предложила Элали. Она позвонила в серебряный колокольчик, который лежал рядом с ее тарелкой.

— Ей бы лучше постирать скатерть, прежде чем заниматься чем-то другим, — сказала Полина. — Раз пятна высохнут…

— Ты могла бы заметить, сестра, что я еще не закончила свой завтрак. Не думаешь ли ты, что я позволю ему остыть, пока Сюсси будет вытирать стол?

Скарлетт выскользнула из комнаты.

— Тебе не понадобится эта тяжелая меховая накидка, Скарлетт, — сказала Полина.

— На самом деле, — добавила Элали. — Сегодня типичный зимний день в Чарльстоне. Да, я бы тоже не надела эту шаль, если бы у меня не было простуды.