Через некоторое время Колум тоже взял ложку. Он не поднимал головы, пока ел сочных устриц. Затем он ушел в дом Патриции, где делил комнату со Стефеном.

Скарлетт посмотрела на Морин.

— Вы были там во время голода? — спросила она осторожно.

Морин кивнула.

— Я была там. Моему отцу принадлежал бар, и у нас все было не так плохо, как у других. Люди всегда находят деньги на выпивку, и мы могли покупать хлеб и молоко. Хуже всего было бедным фермерам. Ах, это было ужасно!

Она скрестила руки на груди и содрогнулась. Ее глаза наполнились слезами, голос прервался, когда она попробовала говорить.

— Они ели только картошку. Кукурузу, которую они выращивали, молоко и масло, которое они получали, нужно было продавать, чтобы заплатить арендную плату. Для себя они оставляли немного масла, обезжиренное молоко и несколько куриц, чтобы иногда по воскресеньям иметь яйцо. Но чаще всего ели картошку, одну только картошку, и считали, что этого достаточно. Потом картошка начала гнить под землей, и не осталось ничего.

Губы Морин дрожали, она выдавила глухой, сдавленный крик.

Скарлетт вскочила и положила руки на дрожащие плечи Морин.

Морин плакала у нее на груди.

— Вы не можете себе представить, что значит жить без пищи.

Скарлетт взглянула на раскаленные угли в камине.

— Я знаю, на что это похоже, — сказала она. Она обняла Морин и рассказала о том, как они ехали домой в Тару из горящей Атланты. В глазах и голосе Скарлетт не было слез, пока она говорила о запустении и долгих месяцах недоедания. Но когда она заговорила о том, как нашла свою мать мертвой, когда они достигли Тары, и о помешательстве отца, Скарлетт не сдержалась.

Теперь Морин утешала ее.

Казалось, что кизиловые деревья расцвели за одну ночь.

— Ах, какой прекрасный вид! — воскликнула Морин, когда они шли на городской рынок. — Утренний свет, проникающий сквозь нежные лепестки, делает их почти розовыми. К полудню они станут белыми, как грудь лебедя. Это замечательно, что в городе растет такая красота. Она глубоко вздохнула.

— У нас будет пикник в парке, Скарлетт. Мы должны почувствовать запах весны в воздухе. Пойдемте быстрее, нам надо многое купить. Днем я буду готовить, а завтра после мессы мы проведем весь день в парке.

«Это уже суббота?» Ум Скарлетт заработал, подсчитывая и припоминая. Значит, она провела в Саванне почти целый месяц. Ее сердце сжалось, как в тисках. Почему же Ретт не приехал? Где он? Его дела в Бостоне не могли продолжаться так долго.

— …Бостон, — донеслось до Скарлетт, она даже приостановилась. Она схватила руку Морин и подозрительно посмотрела на нее. «Откуда Морин известно, что Ретт в Бостоне? Как она могла узнать про него что-то? Я же не сказала ей ни слова».

— Что с вами, Скарлетт, дорогая? Вы подвернули ногу?

— Что вы сказали про Бостон?

— Жалко, что Стефен не будет с нами на пикнике. Он сегодня уезжает в Бостон. А там деревья не цветут. Я разочарована, но у него будет возможность увидеть Томаса и его семью и привезти новости от него. Это доставит удовольствие старику Джеймсу.

Скарлетт тихо шла рядом с Морин. «Все это тянется слишком долго, а Ретт не приехал».

Она бормотала, неосознанно соглашаясь с предложениями Морин насчет еды для пикника. Может, она допустила ошибку, не поехав с тетками в Чарльстон. Может, она была не права, оставив первоначальное место?

«Все это сведет меня с ума! Я не могу думать обо всем этом». Но ее рассудок постоянно к этому возвращался.

Может, она должна поговорить с Морин обо всем. Она во многом разбирается. Она поймет. Может быть, Морин сможет помочь. «Нет, я поговорю с Колумом! Завтра, на пикнике, там будет много времени. Я попрошу его пройтись со мной. Колум знает, что делать. Колум чем-то похож на Ретта. Колум умеет добиваться того, чего хочет. Он совсем как Ретт. И смеется над происходящим, как Ретт».

Скарлетт засмеялась про себя, вспомнив, как Колум рассказывал об отце Полли. «А, это большой, смелый человек, могущественный строитель Мак Махон. Руки у него, как кувалды, явно разрывающие швы его дорогого сюртука, без сомнения, выбранного миссис Мак Махон, чтобы соответствовать ее домашнему платью. Благочестивый человек, с надлежащим благочестием для глупых выходок, вроде идеи построить дом Бога здесь в Саванне. Я благословил его на это моим собственным смиренным способом. „Верую! — сказал я. — Я уверен, что вы не возьмете ни пенни больше, чем сорок процентов дохода с прихода“. Его глаза засверкали, а мускулы вздулись, как у быка, и его блестящие рукава издали легкий треск вдоль зашитых шелковой ниткой швов. „Это так, господин Строитель, — сказал я, — ведь любой другой человек запросил бы пятьдесят, видя, что епископ не ирландец“.

— А почему ты улыбаешься капусте, хотела бы я знать? — спросила Морин.

Скарлетт улыбнулась своей подруге.

— Потому что наступила весна, и мы собираемся на пикник, — сказала она. И еще потому, что она получит Тару, она была уверена.

Скарлетт никогда не видела Форсайт Парк. Ходгсон-холл находился через улицу от него. Было темно, когда она пришла на церемонию открытия. Два каменных сфинкса располагались по обе стороны от входа. Дети мечтательно смотрели на чудовищ, на которых им было запрещено карабкаться, затем они побежали по центральной тропинке, на середине которой остановилась Скарлетт.

Фонтан находился на расстоянии двух кварталов от входа, но он был такой огромный, что был виден издалека. Арки и струи воды поднимались и падали, подобно сверкающим бриллиантам. Скарлетт была очарована.

— А сейчас подойди ближе, — сказал Джейми, — он еще лучше вблизи.

Яркое солнце создавало радугу в танцующей воде. Побеленные стволы деревьев, которые росли по обе стороны дорожки, вели к ослепительному великолепию фонтана. Когда она подошла к железной изгороди, окружавшей бассейн фонтана, ей нужно было закинуть голову назад, почти до головокружения, чтобы посмотреть на нимфу с высоко поднятым жезлом, из которого струи воды поднимались к небу.

— Я и сама люблю людей-змей, — сказала Морин, — они всегда выглядят так, как будто весело проводят время.

Скарлетт посмотрела туда, куда показывала Морин. Бронзовый водяной сидел в огромном бассейне на своем элегантно сложенном чешуйчатом хвосте, с горном, прижатым к губам.

Мужчины развернули коврики под дубами, которые выбрала Морин, а женщины поставили свои корзины. Мэри Кейт и Кэтлин разрешили маленькой девочке Патриции и малышу Кейти поползать по траве. Старшие дети бегали и прыгали, играя в какие-то собственные игры.

— Я дам своим ногам отдохнуть, — сказала Патриция. Билли помог ей прислониться спиной к стволу дерева.

— Иди, — сказала она раздраженно, — необязательно проводить со мной весь день.

Он поцеловал ее в щеку, снял ремни концертины с плеча и положил се рядом с ней.

— Позже я сыграю прекрасную мелодию, — пообещал он и побрел к группе играющих в бейсбол.

— Давай, иди к ним, Мэтт, — предложила она своему мужу.

— Идите все, — сказала Морин.

Джейми и его сыновья отправились бегом, за ними брели Колум и Джералд с Мэттом и Вилли.

— Они захотят есть, когда вернутся, — сказала Морин довольным голосом. — Хорошо, что мы припасли еды для целого войска.

Скарлетт с нежностью смотрела на женщин своей семьи, чувствуя такую же любовь к мужчинам, когда они вернулись, неся свои шляпы и сюртуки, с расстегнутыми воротничками и закатанными рукавами. Она отбросила свои классовые предрассудки. Скарлетт больше не задумывалась над тем, что ее родственники в Ирландии были слугами. Мэтт был плотником, Джералд у него — рабочим, Кейти была молочницей. Патриция горничной. Какое это могло иметь значение? Скарлетт была счастлива, что она принадлежит семье О'Хара.

Она сидела на коленях позади Морин.

— Я надеюсь, что мужчины не теряют времени зря, — сказала она. — На свежем воздухе и я проголодалась.