Свечи, стоявшие в толстых серебряных подсвечниках, отражались на полированной поверхности дубового стола и в зрачках черных светящихся глаз Ретта. Они окружали стол и трех собеседников теплым, неподвижным светом, образуя островок мягкой освещенности среди теней длинной комнаты. Внешний мир был отсечен толстыми складками штор на окнах и интимностью этого маленького островка. Голос Элеоноры Батлер был нежным, смех Ретта — тихим, подбадривающим. Любовь создала воздушную неразрывную сеть между матерью и сыном. Скарлетт внезапно испытала страстное желание быть включенной в эту атмосферу.

Ретт спросил:

— Расскажи Скарлетт о кузене Тоунсенде, мама. — И она попала в безопасность тепла свечей, включенная в счастье, окружающее стол. Она хотела бы, чтоб это продолжалось всегда, и она упросила мисс Элеонору рассказать ей о кузене Тоунсенде.

— Тоунсенд не настоящий кузен, ты знаешь, он очень далекий родственник, но он прямой потомок прапрапрадедушки Эллинтона. Итак, он унаследовал этот участок земли, а также игорную лихорадку Эллинтонов и их везение. Они все время были удачливыми, эти Эллинтоны. За исключением одного: у них есть еще одна семейная черта, глаза их мальчиков всегда косили. Тоунсенд женился на исключительно красивой девушке из хорошей семьи в Филадельфии. Но отец девушки был адвокатом и очень чувствительным к собственности человеком, а Тоунсенд был баснословно богат. Тоунсенд с женой обустроились в Балтиморе. Началась война. Его жена вернулась в семью, как только Тоунсенд более чем вероятно мог быть убит. Он не мог попасть, стреляя, даже в сарай, не говоря о двери в нем, по причине своего косоглазия. Однако у него еще оставалось везение Эллинтонов. Он не получил ничего серьезнее легких обморожений. В это время три брата и отец его жены были убиты, сражаясь за армию Союза. Так что она унаследовала в отличном порядке наследство ее аккуратного отца и его предков. Тоунсенд живет теперь, как король, в Филадельфии, и его абсолютно не волнует, что его кусочек земли в Саванне был конфискован Шерманом. Ты видел его, Ретт? Как он?

— Еще больше косит, с двумя косоглазыми сынишками и с дочкой, которая, слава Богу, пошла в мать.

Скарлетт едва расслышала ответ Ретта.

— Вы сказали, что Эллинтоны были из Саванны? Моя мама была оттуда, — охотно произнесла она.

Перекрещивание родственных связей, что часто встречалось на Юге, было досадным недостатком в ее собственной жизни. У каждого, кого она знала, была «паутина» кузенов, дядей и тетушек, которая охватывала многие поколения и большие пространства. Но у нее никого не было. У Полины и Элали не было детей. Братья Джералда О'Хара в Саванне были также бездетными. Должно быть, еще полно О'Хара в Ирландии, но это не имело значения для нее, а все Робийяры, кроме ее дедушки, уехали из Саванны.

И вот теперь она опять слушает рассказы о чьей-то семье. У Ретта есть родственники в Филадельфии. Без сомнения, он также был связан с половиною Чарльстона. Это нечестно. Но, — может, эти Эллинтоны имели какое-нибудь отношение к Робийярам? Тогда она будет частью «паутины», которая включаете себя и Ретта. Может, ей удастся найти связь с миром Батлеров и Чарльстона, миром, который выбрал Ретт и в который она решила вступить.

— Я помню Эллин Робийяр очень хорошо, — сказала миссис Батлер, — и ее маму. Твоя бабушка, Скарлетт, была самой восхитительной женщиной во всей Джорджии и Южной Каролине.

Очарованная, Скарлетт наклонилась вперед. Она знала только отрывки рассказов о своей бабушке.

— Она действительно была скандальна, мисс Элеонора?

— Необычайно. Но когда я ее узнала получше, она не была скандальной вовсе. Она была слишком занята рождением детей. Вначале твоя тетя Полина, затем Элали, потом твоя мать. Знаешь, я даже была в Саванне, когда родилась твоя мама. Я помню фейерверк. Твой дедушка нанимал знаменитого итальянца из Нью-Йорка и устраивал великолепные фейерверки, каждый раз, когда у него рождался ребенок. Ты, конечно, не помнишь, Ретт, и я не думаю, что ты будешь благодарен мне за эти воспоминания, но ты очень испугался тогда. Я специально вынесла тебя на улицу, чтобы ты посмотрел на огни, а ты кричал так громко, что я чуть со стыда не провалилась. Все остальные дети хлопали в ладоши и визжали от восторга. Конечно, они были взрослее. Тебе было чуть больше одного годика.

Скарлетт посмотрела на миссис Батлер, затем на Ретта. Это было невозможно! Ретт не может быть старше ее матери. Да, ее мама была ее мамой. Она все время принимала это как должное, что ее мама была старой. Как Ретт может быть старее ее? Как она может любить его так отчаянно, когда он такой старый?

Ретт бросил салфетку на стол, поднялся, подошел к Скарлетт и поцеловал ее в макушку, взял руку мамы в свою и поцеловал ее.

— Я ухожу, мама, — сказал он.

«Ах, Ретт, нет!» — Скарлетт хотела закричать. Но она была слишком потрясена всем, чтобы что-нибудь произнести.

— Мне бы не очень хотелось, чтобы ты выходил в такую дождливую темную ночь, Ретт, — запротестовала его мама, — и Скарлетт здесь. Ты едва успел сказать ей «привет».

— Дождь прекратился, и светит полная луна, — сказал Ретт. — Я не могу пропустить шанс пройти с приливом вверх по реке, пока не повернул обратно. Скарлетт понимает, что необходимо проверять рабочих, когда уезжаешь и оставляешь их одних, — она деловая женщина. Не так ли, моя любимая?

Его глаза заблестели от пламени свечи, когда он повернулся к ней. Затем он вышел в холл.

Она оттолкнулась от стола, почти опрокинув стул в спешке. Затем, ни слова не говоря миссис Батлер, она побежала за ним.

Он стоял в вестибюле, застегивая свое пальто, держа шляпу в руке.

— Ретт, Ретт, подожди! — кричала Скарлетт.

Она не обратила внимания на предупреждение в его взгляде, когда он повернулся к ней.

— Все было так мило за ужином, — сказала она, — зачем тебе надо уходить?

Ретт шагнул мимо нее и толкнул дверь из прихожей в холл. Она захлопнулась с тяжелым, тусклым щелчком замка, отрезав их от остального дома.

— Не устраивай сцен, Скарлетт. Это бесполезно.

И, как будто он мог видеть, что творится у нее в голове, он произнес свои последние слова.

— Не рассчитывай также разделить со мной постель, Скарлетт.

Он открыл дверь на улицу. Прежде чем она смогла сказать слово, его уже не было в доме. Дверь медленно закрылась за ним.

Скарлетт топнула ногой. Почему он был таким с ней? Лицо ее исказила гримаса наполовину от раздражения, наполовину от невольного смеха. Он достаточно легко догадался о ее планах. Ну что ж, тогда ей придется стать умнее, вот и все. Ей придется оставить идею завести ребенка сразу, подумать о чемнибудь еще. Ее брови хмурились, когда она вернулась к маме Ретта.

— Ну вот, дорогая, не расстраивайся, — сказала Элеонора Батлер, — с ним будет все в порядке. Ретт знает реку, как свои пять пальцев.

Она стояла все это время у камина, не желая выйти в холл, чтобы не помешать прощанию Ретта с его женой.

— Пойдем в библиотеку, там уютнее, а слуги уберут со стола.

Скарлетт уселась на стуле с высокой спинкой, защищающей ее от сквозняков.

— Нет, — сказала она, — мне не нужна накидка на колени, все просто отлично, спасибо. Разрешите мне укутать вас, мисс Элеонора — настояла она, взял кашемировую шаль. — Вы сядьте и расслабьтесь.

Она удобно устроила миссис Батлер.

— Какая милая девушка ты, Скарлетт, так похожа на твою дорогую маму. Я помню, какой она все время была заботливой, с такими красивыми манерами. Все девушки Робийяр, конечно, вели себя прилично, но Эллин была особенной…

Скарлетт закрыла глаза и вдохнула слабый запах лимонной вербены. Все будет в порядке. Мисс Элеонора любит ее, она заставит Ретта вернуться домой, и они все вместе заживут счастливо.

Скарлетт дремала в глубоком мягком кресле, убаюкиваемая нежными воспоминаниями. Когда раздался шум в холле, она вздрогнула. На мгновение ей показалось, что она не знает, как она сюда попала: она туповато смотрела на мужчину, стоявшего в дверях. Ретт? Нет, это не мог быть Ретт.