Когда осталось только два куска пирога и яблоко, Морин начала кипятить воду для чая на спиртовой горелке. Билли Кармоди взял концертину и подмигнул Патриции.
— Что сыграть, Пэтси? Я обещал тебе мелодию.
— Ш-ш-ш, не сейчас, Билли, — сказала Кейти. — Малыши почти спят.
Пять малюток лежали на коврике в тени дерева. Билли начал слегка насвистывать, затем подхватил мелодию на концертине, почти беззвучно. Патриция улыбалась ему. Она убрала волосы со лба Тимоти и начала петь колыбельную, которую играл Билли.
Тимоти открыл глаза.
— Еще, пожалуйста, — сонно попросил он.
— О, да, пожалуйста, мисс, спойте это еще.
Все удивленно посмотрели на странного молодого человека, стоящего рядом. Он держал поношенную шляпу в грубых грязных руках перед своей залатанной курткой. Он бы выглядел на двенадцать лет, если бы не клочья бороды, торчащие на подбородке.
— Я прошу у вас прощения, леди и джентльмены, — сказал он. — Я понимаю, что мешаю вашей вечеринке, но моя мать пела эту песню мне и сестрам. Она переворачивает мне душу.
— Садись, юноша, — сказала Морин. — У нас еще остался пирог, а также замечательный сыр и хлеб в корзине. Как тебя зовут и откуда ты?
Мальчик присел на колени рядом с ней.
— Дэнни Мюррей, миледи.
Он поправил жесткие черные волосы у себя на лбу, затем вытер руки об рукав и взял кусок хлеба, который Морин вынула из корзины. Он жадно ел.
Билли начал играть.
«На крыльях ветра…» — пела Кейти. Голодный парень проглотил кусок и запел вместе с ней.
«…слушай дуновение ветра…» — они закончили, три раза полностью повторив припев. Глаза Дэнни Мюррея блестели, как черные драгоценные камни.
— Ешь, Дэнни Мюррей, — сказала Морин. Ее голос был строгим. — Тебе понадобятся силы позже. Я собираюсь заварить чай, а затем мы хотим услышать еще твое пение. Твой ангельский голос, словно дар с небес.
Это была правда. Ирландский тенор парня был чистым, как у Джералда.
О'Хара занялись приготовлением чая.
— Я выучил новую песню, может, вам понравится, — сказал Дэнни, когда Морин стала разливать чай. — Я с корабля, который останавливался в Филадельфии перед тем, как пришел сюда. Спеть ее вам?
— Как она называется, Дэнни? Я могу ее знать, — сказал Билли.
— «Я возьму тебя домой».
Билли покачал головой.
— Я буду рад выучить ее с твоей помощью.
Дэнни Мюррей улыбнулся.
— Буду рад показать ее тебе.
Он отбросил волосы с лица и набрал воздуха. Потом он приоткрыл губы, и песня полилась, как блестящая серебряная нить.
Скарлетт присоединилась к аплодисментам. Это была прекрасная песня.
— Это было так здорово, что я забыл выучить, — сказал Билли с сожалением. — Спой ее снова, Дэнни, чтобы я заучил мелодию.
— Нет! — Кэтлин О'Хара вскочила. Ее лицо было в слезах. — Я не могу слушать ее еще, я не могу!
Она вытерла глаза ладонями.
— Простите меня, — всхлипнула она. — Мне нужно идти.
Она осторожно переступила через спящих детей и убежала.
— Я извиняюсь, — сказал парень.
— Пустое, это не твоя вина, юноша, — сказал Колум. — Ты доставил нам настоящее удовольствие. Несчастная девочка тоскует по Ирландии, и случайно ее зовут Кэтлин. Ты будешь очень любезен, если споешь под аккомпанемент.
Музыка играла до тех пор, пока солнце не село, и ветерок стал прохладным. Потом они пошли домой. Дэнни Мюррей не смог принять приглашения Джейми на ужин. Он должен был возвращаться на корабль с наступлением сумерек.
— Джейми, я думаю, что мне нужно взять с собой Кэтлин, когда я уеду, — сказал Колум. — Она пробыла здесь достаточно долго, чтобы почувствовать тоску по дому, а ее сердце до сих пор тоскует.
Скарлетт чуть не пролила кипяток себе на руки.
— Куда вы едете, Колум?
— Назад, в Ирландию. Я приезжал только погостить.
— Но епископ еще не изменил своего мнения относительно Тары. К тому же мне нужно поговорить с вами кое о чем еще.
— Но я ведь не уезжаю в эту минуту, дорогая Скарлетт. На все хватит времени. Что вы чувствуете вашим женским сердцем? Должна Кэтлин ехать домой?
— Я не знаю. Спросите у Морин. Она была с ней с тех пор, как мы вернулись.
«Какая разница, что делает Кэтлин? Мне нужен Колум. Как мог он вот так подняться и уехать, когда я нуждалась в нем? И почему только я сидела там и распевала с этим отвратительным грязным парнем? Мне нужно было пригласить Колума прогуляться со мной, как я и хотела».
Скарлетт почти не притронулась к бутерброду с сыром и картофельному супу, которые приготовили на ужин. Она чуть не плакала.
— Уф, — тяжело вздохнула Морин, когда кухня снова была чистой. — Я собираюсь уложить мои старые кости в постель пораньше сегодня. После сидения на земле в течение всех этих часов я не могу разогнуться. Я окостенела, как ручка плуга. И вы тоже, Мэри Кейт и Хелен. Вам завтра в школу.
Скарлетт тоже чувствовала себя одеревеневшей. Она вытянулась у огня.
— Спокойной ночи, — сказала она.
— Подожди немного, — сказал Колум, — пока я докурю трубку. Джейми так зевает.
Скарлетт села напротив Колума, а Джейми ушел спать.
Колум затянулся. Запах табака был едко-сладким.
— Горящий очаг — хорошее место для разговора, — сказал он. — Что у вас на уме и на сердце, Скарлетт?
Скарлетт глубоко вздохнула.
— Я не знаю, что делать с Реттом, Колум. Мне страшно, что я могла все разрушить.
Кухня была теплой и слабо освещенной, замечательное место, чтобы распахнуть свою душу. Кроме того, у Скарлетт было смутное ощущение, что поскольку Колум — священник, все, что она скажет ему, останется секретом, как будто она исповедуется в церкви.
Она начала с самого начала, рассказав правду о своем замужестве.
— Я не любила его или не знала, что любила. Я любила другого человека.
А сейчас, когда я поняла, что я люблю Ретта, он не любит меня больше. Так он сказал. Но я не верю, что это правда, Колум, это не может быть правдой.
— Он оставил вас?
— Да. Но затем я оставила его. Была ли это ошибка, хотела бы я знать.
— Позвольте откровенно вам сказать…
С безграничным терпением Колум распутывал клубок истории Скарлетт.
Уже перевалило за полночь, когда он вытряс остатки табака из давно холодной трубки и положил ее в карман.
— Вы сделали то, что должны были сделать, моя дорогая, — сказал он. — Некоторые люди, глядя на наши воротнички, считают, что священники не мужчины. Они ошибаются. Я могу понять вашего мужа. Я даже чувствую сострадание к нему. Его проблемы глубже и обиднее, чем ваши, Скарлетт. Он борется с самим собой, а для сильного человека — это трудная битва. Он придет за вами, и вы должны быть благодарны ему, когда он это сделает.