— Ладно, девочка моя, больше я тебя мучить не буду, живи, как жила, раз тебя сын твой нашел.

Упала тут сиротка перед колдуньей на колени:

— Ты прости меня, бабушка, ведь это я сама виновата, что все время забывала о тебе, радуясь своему счастью. Теперь этого больше не будет!

Закатил князь на радостях пир на весь мир.

Со всех концов земли князей да царей созвали, а на самое почетное место колдунью усадили. А та, чтобы народ не пугать видом своим, повернулась вокруг себя два раза и превратилась в заморскую красавицу, да такую, что сам царь на балу за ней ухаживал.

Попировали, попировали да разошлись, а князь с женой и с сыном стали жить да поживать припеваючи. И старую колдунью у себя в хоромах оставили и больше в избушку на курьих ножках не отпускали.

[11]

Давно это было. Жили на свете цыгане–банотэри [Самоназвание одной из цыганских групп.]. По–разному они жили: были бедные цыгане, были богатые, а среди всех один выделялся — вожак. Куда он скажет, туда цыгане и пойдут. И вот был один цыганский табор, семей двенадцать, не больше. Денег ни у кого нет, паспортов нет, от военной службы скрывались, в чащу леса уходили. Ведь раньше служба–то не такая была — по двадцать пять лет в солдатах держали. Кому охота своего ребенка в солдаты отдавать? Ведь ребенок у цыгана, как кусок хлеба, хоть богатый он, хоть бедный. Вот и прятались цыгане по лесам, голодные да холодные, и питались тем, что под руки попадется: рыбу ловили, грибы собирали, в деревнях для детей своих хлеб выпрашивали.

И был в этом таборе один цыган ростом очень маленький, как ребенок, но зато в плечах широк, и сила у него была необыкновенная. Этот цыганок про себя так говорил:

— Хоть я и маленький, зато крепкий, где смелостью не возьму — возьму силою. Боятся меня цыгане, все они у меня в руках, на какое дело ни пойду, для всего ключи подберу. Это я еще своей силы как следует не знаю.

Забрел как–то этот табор на земли одного князя, а у этого князя беда приключилась: напало на его угодья страшное чудовище, поселилось оно в лесу княжеском и никому проходу не давало. Кто пойдет в лес — обратно домой не возвращается. Что только не делал князь, чтобы избавиться от такой напасти Мужиков своих посылал с кольями да дубинами — никто обратно не вернулся. Вызвал князь солдат. Пошли эти солдаты в лес на чудовище и сгинули. И тогда поставил князь возле леса столб с надписью: «Вперед дороги нет, проезжий не проедет, а прохожий не пройдет».

Подошел табор к этому столбу, прочитал вожак эту надпись, зашумели все, а маленький цыган выскочил вперед и кричит:

— А что, ромалэ, пойду–ка я в лес, кого мне бояться? Неужто испугаюсь я зверя лесного, или князя богатого, или кого еще?..

— И куда ж ты, дурачок, пойдешь? — сказал ему вожак. — Смотри поймают тебя барские слуги да в солдаты определят.

— Ничего, я счастливый парень.

Пошел цыган в лес. Вдруг слышит: будто охает кто–то, а кто охает — бог его знает. Пошел цыган на голос. Вышел он на поляну и видит: лежит чудовище, хвост длинный–длинный, а голова, как у крокодила. Лежит это чудовище и храпит, спит на солнышке. Схватил цыган дубину, подошел поближе, пошевелил чудовище, а оно повернулось и снова захрапело. Только один раз и треснул цыган чудовищу промеж ушей — оно сразу дух испустило. Сел цыган рядом с чудовищем и ждет. Не пошевелится ли? Подождал немного, а потом подошел поближе, открыл чудовищу пасть, посмотрел на голову перебитую — действительно подохло.

Вернулся цыган обратно в табор:

— Ну что, все здесь?

— Все, все.

Рассказал цыган о том, что с ним произошло.

— Вот так вы все и говорите: один говорит, что бедный, другой говорит, что глупый, третий говорит, что слабый. Всего–то вы, цыгане, боитесь. А почему я не испугался? Почему я за всех один пошел? Либо жить, либо умереть, пошел и все!

А надо сказать, что князь, на землю которого попали цыгане, духа цыганского не выносил. Вот и послал он своего офицера, чтобы тот цыган из угодий княжеских выгнал. Приезжает офицер в табор, собирает цыган и говорит:

— А ну–ка, цыгане, убирайтесь отсюда! Все равно вам в лес ходу нет, потому что живет там чудовище. Оно всех вас пожрет.

— Э, начальник, — вышел вперед маленький цыган, — опоздал ты немного, нет уже на свете никакого чудовища, я ходил в лес и один с ним справился.

Засмеялся офицер:

— Эх ты, бродяга–обманщик, тебе ли с ним справиться, целая рота солдат на него ходила и не вернулась, а ты говоришь, что один сумел чудовище убить.

— Не веришь — пойдем посмотрим! — сказал цыган, схватил офицера за руку и потащил в лес. Понял тут офицер, что с ним не шутят, взмолился, на колени перед цыганом встал.

— Отпусти, — говорит, — цыган, меня подобру–поздорову, не смогу я на это чудовище даже глазом посмотреть. От одного только упоминания о нем меня страх пробирает. Сколько уже в лесу солдат полегло — не перечесть. Князь даже указ издал о том, что, кто поборет чудовище, с того он двадцатипятилетнюю службу снимет, а если это какой беглый сделает, того простит и паспорт выдаст.

Как услыхал цыган такие слова, еще крепче схватил офицера за руку и повел, а тот уже криком кричит:

— Лучше у меня лошадь возьми, только не тащи в лес. Цыган, миленький, отпусти меня! Уж если ты так хочешь, пойдем и солдат возьмем на подмогу. Поедем к князю.

— А что, — смекнул цыган, — поедем! Что меня князь убьет, что ли?

Приехали они к князю.

— Я — цыган, я чудовище твое убил. Поморщился князь, глядя на цыгана, да делать нечего, от слов–то своих не отречешься.

— Ну что ж, — говорит князь, — покажи мне убитое чудовище.

— Э, нет, — промолвил цыган, — ты, хозяин, сначала накорми, напои, а потом дорогу спроси.

Накормили цыгана, напоили. Отдохнул он малость у князя, а потом собрал князь целый полк солдат, взял цыгана, и отправились все в лес на убитое чудовище смотреть.

Не дойдя до места, весь полк солдат разбежался в разные стороны.

— Эх вы, вояки, — плюнул цыган и дальше один пошел.

Взвалил он чудовище на плечи, к князю принес.

— Видишь? — спрашивает цыган у князя.

— Вижу.

— Убито?

— Убито.

— Ну теперь выполни свое обещание: от службы солдатской нас, цыган, освободи, паспорта всему табору выдай и больше мой табор на своей земле не трогай, а то сброшу тебя с престола.

Испугался князь цыгана, который чудовище победил, и сделал все, как тот сказал. А цыгана он на всякий случай при себе богатырем служить оставил, мало ли что.

[12]

Жил–был старик колдун, и была у него молодая жена–красавица. Вот и забрел в те дальние края цыган–бродяга. Долго он скитался в поисках счастья, да, видно, не очень–то ему везло: не было у него ни гроша в кармане, ни лошади, ни телеги с добром. И одно только богатство было у него: красота да ум.

Вот решил этот цыган подзаработать: нанялся он к колдуну в работники, за лошадьми ухаживать и по хозяйству помогать.

День работает, другой, и стал цыган замечать, что жена колдуна на него заглядывается. Да и он влюбился в нее. И все было бы ничего, если бы только колдуна провести можно было. Но колдун он и есть колдун, от него никуда не скроешься. Не понравилось колдуну, что цыган с его женой заигрывает, и превратил он ее в лошадь да на конюшне поставил. А цыгану велел за ней ухаживать.

— Вот теперь можешь любить ее, сколько хочешь, — сказал колдун и ушел.

Плачет цыган, а ничего поделать не может. II вдруг слышит он речь человеческую:

— Не печалься, милый, бог даст, все образуется!

Посмотрел цыган и удивился. Это лошадь колдуна говорила с ним. С тех пор привязался цыган–работник к этой лошади и так за ней ухаживал, что на нее всегда было любо взглянуть.