Дети повернулись и радостно заулюлюкали им вслед.

– Это не мир, а помесь цирка с зоопарком, – сказала Саша.

Доги увозил нас из Уиверна.

Пока мы были под землей, облака рассеялись, и высоко в небе повисла луна, круглая, как часы.

Поскольку полночь еще не наступила, мы развезли ребятишек по домам, и это было просто чудесно. Слезы не всегда бывают горькими. Когда мы совершали объезд, слезы на лицах родителей были сладкими, как благодать. Лилли Уинг, держа на руках Джимми, смотрела на меня, и я видел в ее взгляде то, что когда-то мечтал увидеть. И все же то, что я видел теперь, в настоящем, было не таким, каким могло бы стать в прошлом.

Наконец «Хаммер» подъехал к моему дому. Мы с Сашей и Бобби предложили отпраздновать удачное окончание экспедиции, но Рузвельт предпочел сесть в «Мерседес», отправиться на свой красивый «блюуотер», стоявший в бухте, и надеть на распухший глаз пиратскую повязку с сырым бифштексом.

– Детки, я старею. Вы веселитесь, а я пошел спать. Так как у Доги сегодня на радиостанции был выходной, он назначил ночное свидание, словно абсолютно не сомневался в том, что вернется из страны Нигде и отправится танцевать.

– Слава богу, у меня хватит времени принять душ, – сказал он. – Я воняю, как обезьяна.

Пока Бобби и Саша грузили наши доски в ее «Эксплорер», я вымыл окровавленные руки. Затем мы с Мангоджерри и Орсоном перешли в столовую, ныне музыкальную студию Саши, послушать кассету, которую я слышал уже дважды. Завещание Лиланда Делакруа.

Но кассеты, оставленной в магнитофоне после того, как я дал ее послушать Саше, Рузвельту и Мангоджерри, на месте не оказалось. Видимо, она исчезла одновременно со зданием, давшим пристанище «Загадочному поезду». Если Делакруа никогда не кончал с собой, никогда не принимал участия в проекте, никогда не бывал на той стороне, то и завещания не оставлял.

Я подошел к полке, на которой Саша хранит записи всех своих песен. Копия завещания Делакруа, названная «Текила с бобами», была там, куда я ее поставил.

– Она будет чистой, – сказал я.

Орсон ответил мне насмешливым взглядом. Бедняга настрадался; его следовало помыть, обработать раны антисептиком и перевязать. Саша уже сделала первый шаг, погрузив в машину аптечку.

Когда я вернулся с кассетой, Мангоджерри сидела у магнитофона.

Я вставил кассету и нажал на кнопку «воспроизведение».

Шипение ленты. Тихий щелчок. Ритмичное дыхание. Затем учащенное дыхание, стоны и отчаянные всхлипывания. И наконец голос Делакруа:

– Это предупреждение. Завещание.

Я нажал на кнопку «стоп». Как оригинал мог исчезнуть, а копия остаться нетронутой? Как мог Делакруа сделать завещание, если он никогда не участвовал в «Загадочном поезде»?

– Парадокс, – сказал я.

Орсон согласно фыркнул.

Мангоджерри посмотрела на меня и зевнула, словно хотела сказать, что я недоумок.

Я снова включил магнитофон, на большой скорости перемотал пленку и нашел место, где Делакруа перечислял имена и титулы участников проекта, которых он знал. Первым, как я и помнил, шел доктор Рандольф Джозефсон. Он был гражданским ученым и главой проекта.

Доктор Рандольф Джозефсон.

Джон Джозеф Рандольф.

Конечно, выйдя из колонии для малолетних преступников, Джонни Рандольф стал Рандольфом Джозефсоном. В этом новом качестве он получил образование, в том числе сатанинское, стремясь исполнить веление судьбы, которое он якобы почувствовал, когда каменная ворона слетела со скалы.

Если хотите, можете считать, что сам дьявол нанес визит двенадцатилетнему Джону Джозефу Рандольфу, принял обличье говорящей вороны и подучил убить родителей, а затем придумать машину времени – она же «Загадочный поезд», – чтобы открыть дверь между здешним миром и адом, выпустить наружу легионы черных ангелов и демонов, осужденных жить в преисподней.

Или считайте, что мальчишка-маньяк где-то вычитал нечто подобное – допустим, страшно сказать, в каком-нибудь дешевом комиксе, – позаимствовал сюжет для собственной жизни, а потом вбил себе в башку, что именно это толкнуло его на создание адской машины. Может показаться невероятным, что психопат с манией рубить и резать стал ученым такого уровня, чтобы на его исследования отпускали миллиарды долларов из «черного бюджета». Но мы знаем, что он был необычным психопатом, тщательно сдерживал себя, совершал по одному убийству в год и вкладывал остаток своей чудовищной энергии в построение карьеры. К тому же большинство людей, решающих, на что потратить миллиарды «черного бюджета», далеко не так уравновешенны, как мы с вами. Вернее, не так уравновешенны, как вы, потому что каждый, кто будет читать тома моего мунлайт-бейского дневника, усомнится в моем рассудке. Распоряжающиеся общественной казной часто ищут безумные проекты, и я удивился бы, если бы Джон Джозеф Рандольф – он же доктор Рандольф Джозефсон – оказался единственным психом, который купался в деньгах налогоплательщиков.

И тут я подумал вот о чем. Умер ли Рандольф, похороненный заживо под тысячами тонн грунта, которым в безумном заднем ходе времени тракторы и экскаваторы засыпали дыру, образовавшуюся на месте яйцевидной комнаты и смежных помещений? Или он вообще никогда не возвращался в Уиверн и никогда не разрабатывал проект «Загадочный поезд»? Может быть, он живет где-нибудь в другом месте и последние десять лет трудится над другим, но похожим проектом?

Трехсотаренный цирк моего воображения внезапно заработал, и я ощутил уверенность, что в эту самую минуту Джон Джозеф Рандольф стоит, прижавшись лицом к окну столовой, и смотрит на меня. Я резко развернулся. Плотная штора была опущена. Перейдя на другой конец комнаты, я дернул за шнур и поднял штору. Джонни там не было.

Я прослушал еще один кусок записи. Под восемнадцатым номером в списке Делакруа значился некий Конрад Генсель. Без всяких сомнений, он и был тем коренастым ублюдком с коротко стриженными черными волосами, желто-карими глазами и кукольными зубками. Вероятно, он был одним из «темпонавтов», путешествовавших на другую сторону и вернувшихся оттуда живыми. Может быть, он тоже увидел свою судьбу в этом мире красного неба или тихо сошел с ума от увиденного и испытал самоубийственную тягу к этому месту? Во всяком случае, они с доктором Рандольфом встретились не в церкви и не на благотворительном базаре.

У меня встали дыбом волосы на голове. Хотя здание «Загадочного поезда» было снесено до последней капли бетона и листа железа, я не чувствовал, что на этом деле поставлен крест.

Джона Джозефа Рандольфа у окна не было, однако теперь я был убежден, что к стеклу прижал нос Конрад Генсель. Поскольку штора была уже спущена, я снова пересек комнату. Помедлил. Дернул за шнур. Никакого Конрада.

Пес и кошка смотрели на меня с интересом, словно наблюдали за представлением.

– Вопрос вот в чем, – сказал я Мангоджерри и Орсону, ведя их в кухню. – Дверь, которую открыл Джонни, – это действительно врата ада? Или врата чего-то другого?

Рандольф не смог бы добиться финансирования, если бы пообещал построить мост к Вельзевулу. Он предложил нечто более конкретное. Банкиры плаща и кинжала были уверены, что они финансируют научные исследования, связанные с путешествием во времени; если исходить из того, что все они психи, это казалось правдоподобным.

Вынув из холодильника пачку сосисок, я сказал:

– Судя по тому, что он нес в медной комнате, я думаю, что это было путешествие во времени особого рода. Вперед, назад… но главным образом то, что он называл «вбок».

Я стоял, думал и держал в руках сосиски.

Орсон начал ходить вокруг меня.

– Предположим, что во времени есть другие миры, кроме нашего. Параллельные миры. Согласно квантовой физике одновременно с нашей Вселенной существует неограниченное количество теневых, таких же реальных, как и наша. Мы не можем видеть их. Они не могут видеть нас. Реальности никогда не пересекаются. Разве что в Уиверне. Где есть «Загадочный поезд», где на какое-то время реальности смешиваются, словно в гигантском миксере…